Б. Соколов - Молотов. Тень вождя
Впрочем, вряд ли слезы Вячеслава Михайловича в чем-либо разубедили Сталина. Он-то знал, что Молотов — превосходный артист, не хуже своего племянника Бориса Чиркова, и, если надо, великолепно сыграет и слезы, и истерику. Ведь упомянутый выше нервный припадок перед финской делегацией Вячеслав Михайлович устроил явно с ведома Сталина, если не по его прямому поручению.
Не то чтобы Сталин утратил доверие к Молотову. Просто тогда, осенью победного 45-го, Иосиф Виссарионович решил, что в долгосрочной перспективе Молотов ему уже не нужен. Как преемник он явно не годился: не сумеет вести дела с Западом так, как надо, да и внутри страны может наломать дров. Но в народе он по-прежнему имеет авторитет (об этом позаботился в свое время сам Сталин), а значит, будет только мешать после его, Сталина, смерти законному сталинскому наследнику. Остается лишь правильно выбрать время, когда можно будет поставить к стенке «нашего Вячеслава». Просто так расстрелять его втихую, как какого-нибудь Рудзутака или Чубаря, не годится. Как-никак, Моло1юв в партии и народе считается вождем №2 после Сталина, и для его расстрела необходим полноценный судебный процесс, с заговором, соучастниками и очередной кампанией против врагов народа.
Правда, суд придется делать закрытым. Опыт процессов 30-х годов научил уцелевших деятелей партийной верхушки, что даже полное признание своей мнимой вины все равно не позволяет сохранить жизнь. Ведь даже те, кто, подобно Раде-ку, отделался тюрьмой, все равно были вскоре уничтожены. Слишком мало было шансов на то, что удастся убедить
«друга Вячеслава» ради партии, ради торжества дела социализма и коммунизма добровольно и с радостью положить голову на плаху. К тому же и знает Молотов слишком много, и на открытом процессе язык у него может весьма некстати развязаться. То ли дело закрытый процесс, где внимать подсудимым будут только проверенные члены Военной коллегии Верховного суда да конвоиры, которые чего только не наслушались! А потом нужно опубликовать приговор в газетах, чтобы трудящиеся знали, какого змия в течение добрых трех десятков лет пригрел у себя на груди Иосиф Виссарионович! Но спешить с этим не стоит. Процесс и кампания должны быть хорошо подготовлены и проведены в самый политически подходящий момент, когда уже твердо определится сталинский преемник.
Кстати сказать, в беседе с американским журналистом .Станнесом, состоявшейся 9 апреля 1947 года и опубликованной в «Правде» 8 мая, Сталин притворно посетовал:
«В СССР трудно будет обойтись без цензуры (сообщений иностранных корреспондентов. — Б. С). Молотов несколько раз пробовал это сделать, но ничего не получилось. Всякий раз, когда советское правительство отменяло цензуру, ему приходилось в этом раскаиваться и снова ее вводить. Осенью позапрошлого года цензура в СССР была отменена. Он, И. В. Сталин, был в отпуске, и корреспонденты начали писать о том, что Молотов заставил Сталина уйти в отпуск, а потом они стали писать, что он, И. В. Сталин, вернется и выгонит Молотова. Таким образом, эти корреспонденты изображали советское правительство в виде своего рода зверинца. Конечно, советские люди были возмущены и снова должны были ввести цензуру».
В марте 1949 года Сталин действительно выгонит Молотова с поста министра иностранных дел, но это произойдет уже в разгар кампании борьбы с безродными космополитами, в ходе которой пострадает и жена Молотова, подкачавшая по «пятому пункту».
Будущий американский посол в СССР Джордж Кеннан оставил нам зарисовку заседания Совета министров иностранных дел в Москве 19 декабря 1945 года, на котором ему довелось присутствовать:
«По лицу Молотова, председательствовавшего на заседании, было видно, что он не скрывает чувства удовлетворения, поскольку знает о разногласиях между двумя другими министрами иностранных дел (американским и британским. — Б. С.) и понимает, что им трудно противостоять усилиям русской дипломатии. Он походил на азартного игрока, знавшего, что переиграет своих соперников. Это был единственный человек, получавший удовольствие от происходившего».
Эх, знал бы американский дипломат, что только что пережил Вячеслав Михайлович! Если бы знал, то, наверное, решил бы, что на самом деле Молотов радуется счастливому избавлению, как тогда казалось, от клейма шпиона и верной стенки Лубянского подвала.
Кстати, Кеннан в результате общения со Сталиным и, главным образом, с Молотовым, составил десять заповедей для американского дипломата на тему «Как вести переговоры с русскими». Вот они:
«1. Не ведите себя с ними дружелюбно.
2. Не говорите с ними об общности целей, которых в действительности не существует.
3. Не делайте необоснованных жестов доброй воли.
4. Не обращайтесь к русским ни с какими запросами иначе, как дав понять, что вы действительно выразите недовольство, если просьба не будет удовлетворена.
5. Ставьте вопросы на нормальном уровне и требуйте, чтобы русские несли полную ответственность за свои действия на этом уровне.
6. Не поощряйте обмена мнениями с русскими на. высшем уровне, если инициатива не исходит с их стороны, по крайней мере, на 50 процентов.
7. Не бойтесь пользоваться “тяжелым вооружением”, даже когда речь идет по проблемам, как кажется, меньшей важности.
8. Не бойтесь публичного обсуждения серьезных разногласий.
9. Все наши правительственные, а также неправительственные отношения с Россией, на которые правительство может влиять, следует координировать с нашей политикой в целом.
10. Следует укреплять, расширять и поддерживать уровень нашего представительства в России».
Нетрудно убедиться, просмотрев данный перечень, что Молотов был жестким переговорщиком, никаким жестам доброй воли не верил и ни на какие уступки не шел без крайней на то необходимости. Последнее объяснялось тем, что на уступки не шел Сталин, а Молотов послушно выполнял его указания. Мы только что видели, как Вячеслав Михайлович единственный раз дал слабину в переговорах с Западом и как это чуть было не стоило ему головы.
Тот же Кеннан 30 сентября 1945 года направил специальное послание в Вашингтон, критикуя планы в той или иной степени раскрыть Москве секреты атомной бомбы:
«Я, как человек, имеющий 11 -летний опыт работы в России, категорически заявляю, что было бы весьма опасно для нас, если бы русские овладели атомной энергией, как и любыми другими радикальными средствами дальнего действия, против которых мы могли бы оказаться беззащитными, если бы нас застали врасплох. В истории советского режима не было ничего такого... что дало бы нам основания полагать, что люди, которые находятся у власти в России сейчас или будут находиться в обозримом будущем, не применят без каких-либо колебаний эти мощные средства против нас, коль скоро они придут к выводу, что это необходимо для укрепления их власти в мире. Это останется справедливым независимо оттого, каким способом может советское правительство овладеть силой такого рода — путем ли собственных научно-технических исследований, с помощью ли шпионажа или же вследствие того, что такие знания будут им сообщены как жест доброй воли и выражения доверия».
Американский дипломат не мог знать, что всего через четыре года не без помощи краденых американских секретов СССР создаст собственную атомную бомбу. Но по иронии судьбы для этого потребовалось заменить Молотова Берией на посту главы советского атомного проекта.
Сам Молотов в беседе с Феликсом Чуевым эпизод с послевоенной опалой представил в значительно смягченном виде и связал его с реальным будто бы намерением Сталина уйти на покой после окончания войны:
«Речь Черчилля в Фултоне — начало так называемой «холодной войны». Уходить Сталину на пенсию было нельзя, хоть он и собирался после войны...
Разговор такой был у него на даче, в узком составе.
— Должен кто-то Помоложе; пусть Вячеслав поработает.
Он сказал без всякого тоста. Каганович даже заплакал. Самым настоящим образом заплакал».
Чуев спросил об этом же у Кагановича, и тот категорически отрицал, что такой разговор имел место.
«Я к Молотову хорошо относился, — сказал Каганович, — ценил его принципиальность, убежденность. Но мы не раз спорили с ним на деловой почве. Я был наркомом путей сообщения и выбивал у него то, что нужно для железнодорожного транспорта. Он был Предсовнаркома и зажимал. Тогда я жаловался на него Сталину, и Сталин меня поддерживал. Но я никогда не был против того, чтобы Молотов стоял во главе правительства после Сталина. Ведь я же предложил его на эту должность Сталину еще в 1930 году!»
