Генрих Иоффе - Революция и семья Романовых
«Тарнопольский прорыв» по времени почти совпал с драматическими событиями в Петрограде, приведшими к глубокому кризису не только Временного правительства, но и всего послефевральского режима двоевластия. Речь идет о хорошо известных июльских событиях[289], и потому здесь мы только воспроизведем их канву.
В конце июня – первых числах июля уже стало известно, что июньское наступление, в подготовку которого Временное правительство и эсеро-меньшевистские Советы вложили столько сил и средств, обречено на провал. В сочетании с резким ухудшением продовольственного положения и угрозой расформирования революционного Петроградского гарнизона это накаляло обстановку в городе, резко усиливало антиправительственные настроения масс. Уже 1 и 2 июля в Гренадерском и 1-м Пулеметном полках, а также на Путиловском заводе проходили бурные митинги, в ходе которых все настойчивее звучали призывы о переходе власти в руки Советов. Петроград был явно накануне мощного революционного взрыва… Кадеты, составлявшие правый (буржуазный) фланг Временного правительства, решили использовать это обстоятельство в качестве средства политического давления на левый правительственный фланг – меньшевиков и эсеров.
1 июля правительственная делегация достигла соглашения с украинской Центральной радой о признании ее Генерального секретариата органом краевой власти на Украине. Кадеты заявили, что в этом они усматривают «узурпацию» прав будущего Учредительного собрания, и в знак протеста 2 июля подали в отставку, вызвав тем самым правительственный кризис. В информационном сообщении русским представителям за границей министр иностранных дел М. Терещенко назвал этот шаг «неожиданным», так как речь шла всего лишь «о сравнительно неважных изменениях текста (соглашения)»[290]. Впрочем, никто не делал секрета из подлинных намерений кадетских министров. Сам премьер-министр князь Г. Е. Львов открыто признал, что причиной их ухода является вовсе не «украинский вопрос». «Это не больше чем повод, – говорил он, – причину надо искать значительно глубже…»[291] Подлинную причину раскрыл лидер партии прогрессистов И. Н. Ефремов. Намерения кадетов он объяснил так: вызванный ими кризис может перейти «в болезненный процесс якобинства и террора и затем усмирения…»[292] Несмотря на уход кадетов, было решено (официально – 7 июля), что правительство сохраняет «всю полноту принадлежащей ему власти». Это означало, что на какой-то момент образовалось практически «однородное» «социалистическое» правительство (из меньшевиков и эсеров), поставленное перед сложной перспективой. Как писал В. И. Ленин, теперь они одни оказались перед необходимостью «расплатиться за поражение и за возмущение масс»[293] и, по расчетам кадетов, волей-неволей должны были занять более решительную позицию в борьбе с углубившейся революцией и большевистской партией. Кадетская «Речь» так и писала: меньшевики и эсеры должны проявить «решимость власти покончить наконец с анархистскими нарушениями порядка»[294]. В известном смысле этот маневр удался, хотя более отдаленные последствия тех событий, которые провоцировали кадеты, оказались для них пагубными…
Уже вечером 2-го, а особенно 3-го и 4 июля весь Петроград охватили стихийные демонстрации рабочих, солдат и прибывших из Кронштадта матросов. Главным требованием масс был немедленный переход всей власти в руки Советов. Но, как часто бывает в таких случаях, на могучей волне массового революционного движения поднялась анархистская и ультралевацкая пена. Раздавались призывы к вооруженному восстанию, реквизиции предприятий, банков, складов, магазинов. В некоторых районах открывалась стрельба, появились первые жертвы. Демонстранты направлялись в Таврический дворец, где заседал ВЦИК, появлялись в зале заседаний и бурно требовали покончить «сделки с буржуазией», немедленно взять власть.
Накал страстей создавал реальную угрозу революционным силам: воспользовавшись проявлениями анархии, «беспорядками» как предлогом, правительство, поддержанное всеми, кто взывал к «порядку», могло перейти в наступление и нанести революции тяжелый удар. Так и произошло. Активизация крайне левых, анархических элементов тут же привела к активизации крайне правых, в частности тех, кто состоял в разного рода полулегальных и нелегальных организациях, группировавшихся вокруг уже известного нам «Республиканского центра» («Военная лига», «Союз воинского долга» и т. п.). Оживились и бывшие, и новые черносотенцы. Их газетки приветствовали начавшиеся события как «очистительное светопреставление», которое покончит с большевиками, Советами, либералами и Временным правительством. Громилы и подонки из рядов черносотенцев, поддерживаемые буржуазной публикой и монархически настроенными офицерами, провоцировали вооруженные столкновения, погромы и грабежи. В такой ситуации большевики решили возглавить начавшееся движение, чтобы придать ему мирный, организованный характер. «Если бы наша партия, – разъяснял В. И. Ленин, – отказалась от поддержки стихийно вспыхнувшего, вопреки нашим попыткам удержать его, движения масс 3–4 июля, то это было бы прямой и полной изменой пролетариату, ибо массы пришли в движение, законно и справедливо возмущенные затягиванием империалистской, т. е. захватной и грабительской, в интересах капиталистов ведущейся, войны и бездействием правительства и Советов против буржуазии, усиливающей и обостряющей разруху и голод»[295]. Но большевистская партия считала решительные действия против правительства несвоевременными. «Политически, – писал В. И. Ленин, – мы не удержали бы власти 3–4 июля, ибо армия и провинции, до корниловщины, могли пойти и пошли бы на Питер»[296].
Министры-«социалисты» и меньшевистско-эсеровский ВЦИК стояли перед альтернативой: либо действительно покончить «сделки с буржуазией» и взять власть, как это требовали массы, либо солидаризоваться с кадетами и другими буржуазными элементами в репрессивной политике против революционных выступлений. И уже 4 июля окончательно выяснилось, что кадеты, ушедшие в отставку два дня тому назад, правильно спрогнозировали возможные действия своих «социалистических» партнеров по коалиции: на совместном заседании ВЦИК и Исполкома Совета крестьянских депутатов была принята резолюция, которая рассматривала демонстрации в Петрограде как «удар в спину» воюющей армии, а их инициаторов и руководителей – как «врагов революции»[297]. Находившийся на фронте военный министр Керенский, по-видимому считая премьер-министра Г. Е. Львова «нерешительным либералом», в направленной ему телеграмме требовал немедленного прекращения «предательских выступлений» всеми средствами[298]. На революционные массы и большевиков обрушились репрессии. В разных местах города демонстранты подверглись вооруженным нападениям, по ним открывали огонь из пулеметов. Редакция «Правды» была разгромлена, многие видные большевики арестованы, В. И. Ленин вынужден был уйти в подполье. В Петроград вступили вызванные с Северного фронта войска, которыми командовал поручик эсер Ю. П. Мазуренко. Началась яростная кампания по обвинению большевиков в «государственной измене», в «шпионаже в пользу германского генерального штаба». Антибольшевистская печать связала воедино германский «Тарнопольский прорыв» на фронте с июльскими событиями в столице, которые изображались «большевистской попыткой прорвать внутренний фронт»[299]. Контрреволюция торжествовала победу…
Теперь «победителям» – меньшевикам и эсерам, а также стоявшим за их спиной кадетам – предстояло ликвидировать последствия политического кризиса, разрушившего коалиционное Временное правительство, сформированное еще в начале мая (правительство Г. Е. Львова).
Поскольку из июльских событий страна вышла с явным «правым уклоном», казалось бы, что теперь правые силы должны и могут заявить собственные претензии на власть. Так сказать, на официальном, правительственном уровне их представляли кадеты, но они после июльских событий на первый взгляд неожиданно предпочли занять осторожную позицию. Милюков, как опытный и проницательный политик, понимал, что даже после июльского «разгрома» революционных сил правые, контрреволюционные силы остаются не вполне консолидированными и организованными. Так же как пролетарская революция не могла победить в июльские дни, так и реакция не была в состоянии окончательно взять верх сразу после июльских дней. При таком положении для кадетов имел смысл в той или иной форме возобновить коалицию с меньшевиками и эсерами, 3–4 июля, по существу, скатившимися на кадетские позиции. Выступая на 9-м съезде кадетской партии (проходил в Москве в двадцатых числах июля), Милюков говорил, что в июльские дни меньшевики и эсеры отбросили свою «срединную линию спасения революции» и заменили ее другой: «спасение родины и республики». «И вот эта последняя формула есть наша формула, и мы входим в правительство»[300]. Вместе с тем Милюков совершенно определенно пригрозил, что это кадетское решение есть «временное, неполное и несовершенное» и что если влияние Советов не будет падать и дальше, если «большевики опять появятся на улицах Петрограда… то речь будет другая»[301].
