Владимир Владко - Аэроторпеды возвращаются назад
— Для этого у нас есть полиция, есть старые средства держать в руках так называемую массу — вплоть до полевых судов…
Сегодня маршал Кортуа мрачно молчал. Он даже ни разу не намекнул на «чрезмерное увлечение механизацией и автоматизацией войск», хотя раньше без этого не проходило ни одно заседание, ни одна дискуссия. На сей раз говорил сэр Оунли. Его высокая согнутая фигура словно придавила всех присутствующих. Сэр Оунли делал доклад. Сэр Оунли спокойно и холодно, без всяких эмоций требовал от Совета решительных действий.
— Мы уже убедились, что большевики — весьма сильный противник. Я даже не уверен, что целесообразно было все это начинать, потому что, если мы не сможем решительно повернуть колесо истории в нашу пользу, если в ближайшее время мы не добьемся решающих успехов, нам грозит опасность революционных выступлений, — четко произнося каждое слово, говорил сэр Оунли. — Мы должны серьезно относиться к событиям, трезво смотреть вперед. Прошли времена, когда можно было бесконечно долго поддерживать национальный, патриотический ажиотаж. Теперь не 1914 год. За время своего существования большевизм прочно привил народам Европы склонность к революционным болезням. Достаточно маленькой инфекции — и мы получим громадную эпидемию. Вот передо мной отчеты политуправления главного штаба.
Сэр Оунли достал из портфеля аккуратно сложенные листы бумаги:
— Они весьма неутешительны. За несколько дней, прошедших после общей мобилизации, мы уже имеем четыре восстания в полках. 118-й полк отказался идти на фронт и был отправлен только после того, как расстреляли десяток вожаков-коммунистов. На базовых складах в Карселе разоблачен подпольный штаб, уже подготовивший планы разрушения складов, которые должны были взлететь на воздух. 14-й артиллерийский полк поднял восстание, обезоружил офицеров и выступил в демонстративный «партизанский» поход, призывая к мятежу другие части. Наконец, восстание на дредноуте «Скотленд»…
Несмотря на всю свою выдержку, Сэр Оунли едва заметно вздохнул: ему было тяжело говорить о восстании на одном из дредноутов королевского Великосакского флота…
— …восстание на дредноуте «Скотленд», который, подняв красный флаг, покинул базу в Самбапуре и исчез в направлении Советского Союза. Командование не имеет о нем никаких известий, но, по сообщению советского радио, «Скотленд» самовольно изменил свое название на «Интернационал», прибыл в один из советских портов и торжественно вступил в ряды советского военного флота.
В зале стояла мрачная тишина. Сэр Оунли был прав: его сведения действительно не были утешительными. Докладчик обвел взглядом стол, вокруг которого сидели члены Совета, и продолжал:
— Я думаю — все это лишь первые ласточки. Я уже не говорю об известном всем мятеже рабочих на военном заводе в Лютеции. Уважаемые господа наверняка знают, что нам пришлось пожертвовать этим заводом, чтобы потушить опасный революционный пожар в центре Галлии… К большому сожалению, результаты последних операций на фронте не позволяют тешить себя надеждами на лучшие перспективы в будущем. Опять-таки, я не говорю об исходе последней операции генерала Ренуара; гораздо более важны психологические последствия поражения Первой армии под командованием генерала Древора, а также разгрома желтоимперской десантной экспедиции. Я не ошибусь, если скажу, что через несколько дней, как только широким массам станут известны последствия этих операций, мы будем свидетелями новых революционных взрывов. Старая, но до сих пор справедливая истина: народ не любит поражений… Итак, я перехожу к предложениям.
Члены Совета зашевелились: к предложениям?..
— Я требую решительных действий. Иначе мы затянем петлю на собственной шее. Конечно, линии фронтов должны остаться: относительно этого — все карты в руки маршалу Кортуа…
Сэр Оунли еле заметно, с легкой иронией, поклонился старому маршалу, который недовольно склонил голову.
— Также необходимо настойчиво продолжать интересные эксперименты с механически-автоматизированными операциями по плану генерала Ренуара…
Сэр Оунли вновь вежливо поклонился, теперь в сторону Мориса Ренуара.
— Но, наряду с этим, следует решительно принимать и другие меры. Эпидемия большевизма понемногу захватывает наши войска. А мы до сих пор не послали советским солдатам никакого проявления нашей благодарности за эту эпидемию. Оставим шутки — я позволю себе обратить внимание Совета на средства бактериологической войны. О нет, пусть уважаемые господа не ужасаются. Речь вовсе не идет о каких-то страшных эпидемиях чумы, холеры или других опасных болезней. Проработка этого вопроса, подробное его изучение показало, что подобное мероприятие очень быстро обернулось бы против нас самих. Смертельная эпидемия немедленно перекинулась бы через линию фронта и охватила бы и наши войска. Поэтому речь идет о занесении в тыл Советского Союза такой болезни, как грипп. Да, да, грипп! Эта легкая болезнь чрезвычайно ин-фекционна. Она почти не дает смертельных случаев, человек просто на некоторое время теряет трудоспособность. У него начинается насморк, кашель, ломит все тело; больной заражает всех вокруг. Ничего страшного — только две-три недели нетрудоспособности и больше ничего. Маленький грипп, вот и все.
Не поднимая глаз, старый маршал Кортуа спросил:
— А запрет бактериологической войны?..
Сэр Оунли саркастически улыбнулся:
— Уважаемый маршал Кортуа намекает на запрещение бактериологической войны, вынесенное Люцернской, Миланской, Лозаннской и Вашингтонской конференциями? О, мы хорошо помним об этих запретах. Ведь мы, вместе с другими государствами, также подписывали эти исторические акты. Но… но есть две небольшие поправки. Первая: разве конференции имели в виду такие несерьезные эпидемии, как грипп? Конечно, нет. На них говорилось о страшных болезнях наподобие чумы, холеры, тифа. Так что с этой точки зрения мы не нарушаем постановлений упомянутых международных конференций. И вторая: каждое правило имеет свои исключения. Мы боремся за культуру, за цивилизацию, против ужасной угрозы большевизма. Разве большевики не употребляют непозволительные средства войны? Все эти их таинственные лучи, загадочные морские магнитные торпеды — разве они выносили это оружие на обсуждение международных конференций? Нет! Значит, свободны выбирать средства и мы.
Сэр Оунли сделал маленькую эффектную паузу и закончил:
— Исходя из всего этого, я требую решительных методов, решительных действий, и прежде всего — одобрения бактериологической войны.
Маршал Кортуа беспокойно зашевелился на своем месте. Даже спокойный и выдержанный генерал Ренуар — и тот слегка удивленно поглядывал на сэра Оунли, выдвинувшего перед Советом такой решительный план. Между тем, сэр Оунли снова поднялся и сказал:
— Я позволю себе спросить кое-что у уважаемого генерала Ренуара. Надеюсь, у него есть возможность наполнить свои знаменитые аэроторпеды вместо взрывчатых веществ другим грузом?
— Любым, сэр Оунли, — ответил Морис Ренуар.
— Итак, по моему мнению, аэроторпеды лучше всего подходят для нашей цели. Аэроторпеды с культурой гриппа летят на восток. В идеальном случае, торпеды достигают цели и взрываются над большим городом, густонаселенным и промышленным центром, распыляя над ним культуру гриппа, которая медленно оседает на город и заражает его. В других случаях, если, скажем, торпеда не долетает до места назначения, как это было в последний раз, она все равно взрывается и заражает определенную местность, откуда грипп уже самостоятельно распространится дальше. Я прошу простить меня за эти подробные справки, но я тщательно изучил вопрос с помощью профессора Виртуса, известного бактериолога, которому, собственно, и принадлежит этот план. Если Совету желательно — профессор Виртус охотно выступит с сообщением о своем плане, он по моему приглашению приехал сюда и ждет нашего решения.
Совету «Заинтересованных Держав» было желательно. Совет без каких-либо препирательств принял план бактериологической войны Оунли-Виртуса. Его исполнение Совет возложил на генерала Ренуара.
На всякий случай, как выразился сэр Оунли — «для истории», Совет принял секретную резолюцию о бактериологической войне:
«Бактериологическая война в рамках употребления культур легких болезней, таких как грипп, не является чем-то непозволительным. Такие способы войны не противоречат постановлениям международных конференций, запретивших бактериологические средства ведения войны, понимая под этим заражение войск и тыла неприятеля ужасными инфекциями, подобными чуме, холере или тифу. Заражение гриппом, напротив, значительно гуманнее всех других средств войны, поскольку в результате такого мероприятия никто не умирает, а только выбывает из строя, теряя на некоторое время работоспособность. Заражение гриппом с этой точки зрения гуманнее артиллерийской войны, газовой войны, пулеметов и гранат, которые убивают врага».
