Владимир Вернадский - Пережитое и передуманное
Ответ: У меня осталась очень хорошая справочная библиотека: словари, Британская энциклопедия, Брокгауз — Эфрон (дореволюционное издание), биографический словарь ученых Поггендорфа, словари языков, справочники по отдельным наукам, остатки библиотеки классиков русской и иностранной литературы. Я владею (для чтения) всеми славянскими, романскими и германскими языками.
Имею ряд картотек, которые стараюсь постоянно пополнять. Это — одна из функций моего секретаря.
Главные картотеки: 1) по биогеохимии. Ею могли пользоваться все мои ученики в лаборатории.
При моей лаборатории, сейчас переименованной в Лабораторию геохимических проблем, ведется большая картотека, в которую должны быть занесены все анализы живых организмов — животных и растений. Ее ведет особый сотрудник. Сейчас оканчивается печатание в 4–м выпуске работы моего заместителя А. П. Виноградова, который обработал все данные по химическому составу морских организмов.
2) Картотека по истории знания. За основу я взял историю науки Сартона, которую непрерывно пополняю. Она кончается XIII столетием нашей эры. Веду картотеку всех изменений и добавлений к моей книжке «Очерки геохимии».
Есть еще ряд картотек. Дополнение к этому пункту напишет А. Д. Шаховская.
Вопрос 4: Как планируете время? Каков порядок дня? Когда встаете, какие часы предпочитаете для занятий: утренние, дневные, вечерние, ночные? Как проводите время: бываете ли в гостях, принимаете ли гостей, бываете ли в театрах, в кино? Любите ли художественную литературу? Увлекаетесь ли музыкой?
Ответ: На этот вопрос трудно ответить, так как я очень долго прожил (мне больше 80 лет) и, очевидно, это очень различно в разные возрасты.
Ночами сплошь я никогда не занимался, но в молодости занимался до 1–2 часов ночи. Вставал всегда рано. Никогда не сплю днем и никогда не ложусь днем отдыхать, если я не болен. Не курю и никогда не курил, хотя моя семья — отец, мать и сестры — все курили[73].
После моего долгого пребывания во Франции (1921–1925 гг), я принял распределение времени тамошних ученых. Встаю рано утром (6–7 часов), ложусь в 10–10 1/2.
Прежде бывал в гостях часто, теперь — редко. Прежде любил театр, и особенно оперу. В кино почти не бываю, плохо вижу.
Художественную литературу люблю и за ней внимательно слежу. Очень люблю искусство, живопись, скульптуру. Очень люблю музыку, сильно ее переживаю. Большое мое лишение, что редко мне ее приходится слушать по моим годам.
Дома в известной степени это заменило мне хорошее радио, которое было у меня в Москве.
Вопрос 5: Как читаете книги: система подчеркивания, выписок. Кто делает эти выписки и как они хранятся?
Ответ: Ответ дан вместе с вопросом о картотеках.
Вопрос 6: Как вы отдыхаете? В чем считаете наилучший вид отдыха? Как рассматриваете влияние на труд ученого семьи, общественной работы, общества? Ведете ли переписку с друзьями и с учеными вообще?
Ответ: Считаю наилучшим видом отдыха прогулки пешком, прежде — в лодке, поездки за границу (до революции ездил каждый год; иногда несколько раз в год). В центре моей семьи на первом месте всегда стояла моя научная работа. Прежде принимал большое участие в общественной жизни, в научных обществах, в политической жизни, вел всегда большую переписку как в России, так и за границей. Теперь меньше.
Вопрос 7: Что наиболее характерного и наиболее ценного усматриваете Вы в организации Вашего труда как ученого: плановость, аккуратность, систематичность или что другое?
Ответ: Над этим вопросом не задумывался. Я думаю, что скорее всего — систематичность и стремление понять окружающее. Кроме того, я придаю огромное значение вопросам этики.
Хочу сделать еще одно добавление.
Огромное влияние на всю мою жизнь имел в молодости начавшийся в студенчестве тесный кружок — «братство». Сейчас из членов его осталось в живых только двое и осколки второго поколения. Об этом я говорю в своих воспоминаниях, написанных для Украинской Академии наук, которые должны выйти в ее юбилейном сборнике (к ее 25–летию).
Огромное значение имела для меня до последних лет экспериментальная научная работа. С середины 30–х годов я пользовался другими руками — руками помощников, только руководя работой. Раньше несколько часов проводил в лаборатории, работая сам.
Но руки мои, как экспериментатора, были средние — больше давали идеи. Но работа самого всегда была мне дорога.
Добавление к вопросу 3.
В мои молодые годы, отчасти студентом, я передал часть библиотеки моего отца с отделами политической экономии и статистики в библиотеку тогда существовавшего студенческого Научно — литературного общества в С. — Петербурге и другую ее часть в библиотеку Высших женских курсов в Петербурге.
Часть моей библиотеки пропала на хуторе Шишаки Полтавской губернии, другая часть пропала в Вернадовке (моем доме), около станции Вернадовка Тамбовской области.
Относительно картотек: веду вызванную потребностями жизни, так как многое забываю, хронологическую картотеку о «Пережитом и передуманном».
Амнистия как акт политической необходимости[74]
В широком обсуждении вопроса об амнистии в русской печати и в русском обществе, мне кажется, все еще недостаточно подчеркивалось ее политическое значение, ее необходимость и неизбежность для дальнейшего более правильного, менее бурного течения русской жизни. Я хочу здесь остановиться на необходимости амнистии с государственной точки зрения, так как думаю, что в конце концов этот мотив может и должен иметь решающее значение при обсуждении всех вопросов текущей жизни, по крайней мере, в ныне переживаемый критический период нашей истории.
Амнистия, т. е. формальное забвение государством прошлого по отношению к политическим явлениям со всеми последствиями, может касаться как так называемых политических преступлений, так и настоящих преступлений, совершенных с политической целью. Она имеет задачей быстрое успокоение общества, быстрое прекращение поднявшейся в обществе ненависти, чувства отмщения, раздоров и знаменует собою возвращение к спокойной жизни. Согласно с этим, она постоянно применялась и применяется после восстаний, бунтов, после общественных волнений, Гражданской войны; всюду она применяется тогда, когда острый период миновал и когда есть надежда достигнуть успокоения и возвращения к нормальным — новым или старым условиям жизни. Теоретически амнистия такого характера должна быть полная; практически, однако, в иных условиях тот же результат может быть достигнут и неполной амнистией, но это вопрос чистой практики, который здесь нет надобности рассматривать.
Ясно, что цель политической амнистии может быть достигнута, когда она полная; но насколько та же цель может быть достигнута какой‑нибудь ограниченной амнистией — неясно, а потому я буду говорить только о политическом значении полной амнистии.
Для того чтобы выяснить себе значение амнистии, надо ясно представить себе: 1) количество лиц, которые в ней заинтересованы, и 2) то впечатление и настроение в обществе, какое создается отсутствием амнистии и которое может быть прекращено только провозглашением амнистии. В настоящее время количество лиц, арестованных и высланных, томящихся в ссылке или в тюрьмах, достигает 20 000 человек, может быть, превышает это количество. Если счесть их семьи, непосредственно, конечно, с ними переживающие весь ужас политических кар, то это число должно быть увеличено до 80—100 000 человек. Если же причислить сюда всех их друзей, приятелей и знакомых, — то мы едва ли ошибемся, если скажем, что количество лиц, так или иначе непосредственно заинтересованных амнистией, достигает сотен тысяч человек, и в том числе наиболее живых, сознательных, энергичных русских граждан. Но это число далеко не выражает всего количественного значения амнистии, ибо ее отсутствие означает продолжение той же судебной и административной практики, которая привела нас к переполнению тюрем. Это мы видим и теперь. В таком случае в амнистии непосредственно заинтересованы и все те, которые, хотя теперь и освобождены, но уже раз испробовали административное воздействие. Даже чужие арестованным или сосланным, они неизбежно близки им в настроении, чувствуют все ими переживаемое, так же как их семьи или друзья и знакомые. С середины октября до сих дней количество лиц, которые во всей России были арестованы или сосланы, достигает сотен тысяч человек, а считая их семьи, их друзей и приятелей, — мы приходим к миллионным цифрам… Все это — люди, реально — помимо всяких теорий и идей — сознающие значение амнистии, и если мы представим себе, что это как раз те люди, которые составляют большинство среди тех, которые делают русское общественное мнение, — мы поймем, почему амнистия так популярна, ее ждут так горячо, за нее стоят такие широкие и глубокие слои русского народа…
