Владимир Вернадский - Пережитое и передуманное
Труды В. И. Вернадского
И. В. Курчатов — основатель и первый директор Института атомной энергии
Первый советский циклотрон. 1939
В. И. Вернадский (во втором ряду второй слева) в группе ученых радиологов. Слева от него академик В. Г. Хлопин
Париж. Дом на улице Туилье, в котором жили Вернадские в 1922–1923
В Торонто в 1913 году состоялась XXIII сессия Международного геологического конгресса, на которую был приглашен В. И. Вернадский.
гг.
Это было первое и единственное путешествие ученого в Новый Свет
С 19 по 26 июня 1927 г. в Берлине проходила Неделя русских ученых и русской науки. На снимке — В. И. Вернадский (первый справа), А. Эйнштейн (стоит третий слева), А. В.Луначарский (сидит второй слева), Н. А.Семашко (сидит четвертый слева)
Дж. Дж. Томсон и Э. Резерфорд
Всемирно известные ученые, с которыми встречался В. И. Вернадский, — П. Кюри и М. Склодовская — Кюри
Диплом об избрании В. И. Вернадского почетным членом Карлова университета в Праге
С. Ф. Ольденбург
К. П. Флоренский
Н. И. Вавилов
Б. ЛЛичков
Российские ученые — современники и единомышленники В. И. Вернадского
В. И. Вернадский и его ближайший друг и ученик академик А. Е. Ферсман
Ученые на отдыхе в подмосковном санатории «Узкое». Н. Д.Зелинский, И. А.Каблуков, Н. М.Кижнер, А. Н.Северцов (сидят слева направо). Н. Н.Лузгин, М. Н. Розанов, В. И.Вернадский (стоят). 1934
Академики во время войны в эвакуации в Боровом. 1942
Мемориальный кабинет — музей в Институте геохимии и аналитической химии им. В. И.Вернадского в Москве
Медаль имени В. И. Вернадского «За вклад в устойчивое развитие», учрежденная Фондом имени В. И. Вернадского
Надгробный памятник великому ученому. Скульптор 3.М. Виленский. Новодевичье кладбище. Москва
и считаю эту свою работу делом жизни — «Об основных проблемах биогеохимии», к которой приложу несколько экскурсов, два из которых уже вошли в мой план. 1) О логике естествознания (которой еще нет или, вернее, которой есть несвязные и не продуманные до конца начатки, а между тем их правильное понимание меняет, по существу, наши выводы). Биосфера есть «природа» для всех геологических и биологических в широком смысле наук, и множество выводов, которые правильны для всей природы, к ней не подходят, например энтропия, неизбежность физико — химических процессов в обратимой форме и т. п. и 2) О добре и зле в конструкции науки. Мне кажется, что я смогу здесь не выходить — кроме критической части — за пределы науки, которая для меня является в своем историческом процессе прямым продолжением создания мозга — аппарата Homo Sapiens, но развившейся в специальном процессе. Это — сила, превращающая биосферу в ноосферу.
В конце я хочу дать два больших экскурса — о логике описательного естествознания и о научной этике. Научная этика может рассматриваться, конечно, и с точки зрения людских взаимоотношений — с точки зрения правильной жизни в ноосфере, но она может ставиться и в другом аспекте — нравственной жизни ученого. Эта личная этика — при признании ноосферы — получает очень глубокую и широкую базу.
6 ноября 1942 г. Боровое
Я сейчас очень думаю о записке, которую я представляю в Академию, о необходимости обсуждения вопроса о реконструкции страны после нашествия немецких варваров. Очень хочется высказать до конца свою мысль, и как будто я ясно вижу, что надо делать.
Если нужно будет, поеду в Свердловск, но думаю, что до этого далеко. Я решился после некоторых колебаний поставить вопрос, не скрывая ничего, на всю его доступную мне глубину.
К большому для меня огорчению, я не могу здесь мотивировать во всей нужной силе вопрос о ноосфере, которую я считаю реальностью. Думаю, что я прав. Этим объясняется моя полная уверенность в нашей победе и в наступлении новой эры, если мы сделаем следствия из того, что происходит.
Из письма к О. Ю. Шмидту[68]
14 июня 1941 г. Москва
Помещение, как мне не раз приходилось говорить в Академии, не есть просто здание, а можно сказать, есть научный инструмент, и при правильной его постройке успехи должны возрастать в несколько раз. У нас теперь, насколько я вижу, это поняли для современных заводов, связанных с физическими и химическими проблемами. Еще более это важно для научных учреждений Академии наук, которые по плану на бумаге должны быть связаны с государственной работой промышленности в широком ее понимании. Я считаю эту государственную работу очень важной, но для этого (производственные) научные учреждения Академии наук должны быть поставлены в условия, которые бы отвечали этой задаче. Сейчас для огромного числа академических учреждений эти условия не существуют. Только благодаря высокому среднему уровню научных сотрудников мы можем держаться, но с каждым годом это становится все более трудным. Так или иначе, Президиум должен учитывать это тяжелое положение, в котором находятся академические учреждения, годами работающие на бивуаке.
Не менее важна и другая сторона нашей жизни. В экспериментальных науках непрерывно идет улучшение методики научной работы. Это улучшение необычайно быстро растет. Оно не уменьшилось даже во время той бойни, которая охватила большую часть человечества. В Биогеохимической лаборатории нам удалось, благодаря поддержке Академии, не снизить этого уровня, но это достигнуто тем, что мы можем строить новые приборы и вводить новые методики далеко не в том темпе, в каком этого требует современный момент развития человечества.
Совершенно правильно, что академические учреждения — институты и лаборатории в нашем государстве должны стоять в тесном контакте с требованиями жизни. Последнее планируется. Но для того чтобы этот контакт был не бумажный, а реальный и сильный, надо, чтобы он был планирован и стоял на уровне современного знания. Это планирование прежде всего должно быть построено так, чтобы в нашей стране мы могли быстро строить приборы и имели бы в своем распоряжении все те орудия научной работы, которые только существуют, надо иметь готовыми или быть в состоянии быстро их создать. В том же Геологическом институте выяснилось, что в его рудном секторе от имени Академии являлись экспертами молодые люди, которые этому только учились. Это, конечно, не то, что страна может требовать от Академии. Говорят, они выучились, но я, как старый ученый, знаю, что это почти невозможно, как бы талантливы они ни были. Академия должна давать стране самое лучшее, особенно по рудному сектору. Сейчас в нашей стране нет целого ряда основных приборов для научной работы.
Я считаю такое положение, особенно в настоящий момент, совершенно недопустимым и думаю, что Президиум должен поставить в тесной связи с государственным планом пятилеток план тех звеньев научной работы, которые отсутствуют в нашей стране. Прежде всего, очевидно, должен быть построен в годичный срок на широкой базе Институт для изготовления научных аппаратов и приборов, достаточно гибкий и мощный в своей структуре. Сейчас, в эпоху Мировой войны, мы должны этого дела не откладывать, так как при отсутствии этого мы можем очутиться в том положении, что будем быстро отставать от темпа научного развития. Любопытно, что в области новых явлений, характеризующих наш век как век научного атомизма, мы видим уже теперь, что рост научного знания не остановлен войной, и перед нами открываются новые большие горизонты.
Обращаюсь теперь к предложению Президиума регулировать нашу научную работу. Мне представляются эти предложения далекими от потребностей институтов и лабораторий. Я говорю, конечно, об институтах и лабораториях точной, экспериментальной науки. Нельзя дать общие нормы для этих институтов и лабораторий и для организаций наук гуманитарных. Я согласен совершенно с академиком Капицей, что нечего заботиться об этом руководстве, раз правильно выбран директор или дирекция лабораторий и институтов. Отчетом их является печатная продукция в лабораториях и институтах, их научная работа. Всякий может судить о ней. Президиум хочет организовать надзор или помощь в работе, увеличив состав бюро отделений. Увеличивать их число было бы вредно для Академии, т. к. отрывало бы крупных специалистов от настоящей научной работы. Сейчас Президиум взял на себя непосильную работу и превратился в парламент, едва ли в пользу Академии. Наука требует больше свободы и личной ответственности руководителей академических организаций. У меня возникла мысль о возможной полезности восстановления бывшей прежде в Академии комиссии директоров лабораторий и институтов, решавшей некоторые вопросы окончательно, с утверждения, конечно, президента. Я думаю, что прав акад. Ферсман, который вспомнил о другой черте строения старой Академии — о том, что в пределах своей компетенции отделение говорит от имени всей Академии, не внося свое решение ни в Президиум, ни в общее собрание.
