Винсент Хоппер - Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения
Средневековая иконография не внесла ничего особенного в символизм цветов. Как отмечает Гилельм Дуранд (1230–1296; канонист и литургист, епископ) в книге «Зерцало судейское», «черные, красные и белые [средневековые белые одеяния всегда блеклые] одеяния развешивались над алтарями на Пасху, указывая, соответственно, на время до Закона, при Законе и во время Милости».
Встречается и другое традиционное значение этих цветов. С точки зрения традиции Христос вышел на поле и нашел трех червей, черного, белого и красного, и убил их (пересказано Томом Эденфордским из Хазельбаха, 1387–1464, приведено в «Истории магии» Торндайком).
Если три предателя, свешивающиеся изо рта, подходят к этой схеме, нам следует признать, что Данте имел в виду Иуду, наказанного более строго, и тем самым подчеркнуть злой умысел. Затем Брут, с точки зрения восхищения Данте Катоном, который предпочел «умереть, а не смотреть в лицо тирану», «возможно, считается греховным благодаря своему неведению» (Монархия, II, 5). Его направляет к предательству Кассий, сам бессильный без помощи Брута, позже убившего себя, услышав ложное сообщение о смерти Брута. В этой связи отметим описание, несколько расходящееся с общепринятым: «Кассий, телом коренастей», хотя и содержащее сарказм (А., XXXIV, 67).
Изучение «Ада» достаточное предупреждение тем, кто ищет практический порядок в «моральной системе» «темницы». Несмотря на это, Данте все же пришел к выводу, что злобу и бессилие, возможно, следует вполне справедливо воспринимать, во-первых, как причину первую — грехов, наказуемых в Дисе, во-вторых, причину несдержанности, карающуюся в пятом круге, где мораль искупает грех ереси между ними. Как он указывает, вовсе не по причине греха, равно как и существует наказание в Лимбе, где находятся все, кто в неодолимом невежестве:
Le tre sante
Virtu non si vestiro, e sanza vizio
conobber l’ altre e sequir tutte quante[35].
He облекся в три
Святые добродетели и строго
Блюл остальные, их нося внутри.
Почти такими же основательными, как и сама Троица в Средние века, считались три добродетели, с помощью которых достигалось спасение, Вера, Надежда и Любовь. Добродетель Любви настолько повсеместно ассоциировалась со Святым Духом, что эти два достоинства Третьей личности были неизменны. Поскольку все вещи предопределены в размерах и числе, Вера и Надежда обязательно определяются соответствующим образом, соотносясь с Отцом и Сыном. Так что три высочайшие добродетели могут принять архетипическую форму Одного, Двух и Трех. Отождествление представлено у Данте в окончательном видении трех кругов:
Ne la profonda е chiara sussistenza
de l’ alto lume parvermi tre giri
di tre colori e d’ una contenenza[36].
Я увидал, объят Высоким Светом
И в ясную глубинность погружен,
Три равноемких круга, разных цветом.
Один другим, казалось, отражен.
Цвета не приводятся, но задумываешься о том, разве они не такие же, какими были в Средние века, белыми, зелеными и красными добродетелями, как и представлены в процессиях Церкви.
Если три личности представляются цветами трех добродетелей, то три добродетели восходят к образу Троицы. Незадолго до окончательного видения Данте Теологические Добродетели представили Петр (Вера), Иаков (Надежда) и Иоанн (Любовь) (Р., XXV).
После исследования Данте Веры и Надежды все трое соединяются в круговом танце, предчувствуя последний образ Троицы: «Примкнул к двоим, которых, с нами рядом, // Любви горящей мчал круговорот» (Р., XXV, 108). Песня, сопровождающая их танец, представляет собой «del suon del trino spiro» — «смешенье трех дыханий нежный звук» (Р., XXV, 132).
«Дыхание», как он отмечает, троично, но не тройственно, таково сравнение дыхания и благодати, излюбленное выражение Данте в связи с обозначением Троицы.
Последовательность трех личностей сходна с последовательностью трех добродетелей. Следуя за Аквинским («Если быть точным, вера предшествует надежде… В последовательности поколений надежда предшествует любви. Любовь вытекает из надежды» — Сумма теологии), Данте рассказывает в «Пире», что Вера предшествует Надежде, которая в свою очередь предшествует Любви (П., III, 14).
В том же самом значении Отец является Создателем, prima virtu. Комментируя утверждение Августина, что Отец — Первоначало Всего Божества, Аквинский замечает: «Как Отец является тем, что предшествует другому, так и тот следует за Отцом, который есть Первоначало» (Сумма теологии).
Он продолжает: «Сын развивает свой разум, как развивается Слово, и Святой Дух развивает свою волю, что Любовь. Теперь любовь должна исходить из слова. Поскольку мы не любим ничего, пока не поймем разумом воплощение. Вот почему в этом роде проявляется то, что Святой Дух исходит из Сына».
Также признают, хотя члены Троицы не тождественны Господу, явно ощущается (возможно, это ощущение усилено учением Иоахима о трех веках, соответственно управлявшихся Отцом, Сыном и Святым Духом) первенство Отца над Сыном во временном проявлении трех личностей в человеке. Так Адам был создан Первой властью («Душа, всех прежде созданная». — Р., XXVI, 83) и сопровождает Отца. В только что возникших веках только Вера достаточна («В первоначальнейшие времена // Душа, еще невинная, бывала // Родительскою верой спасена». — Р., XXXII, 76–78).
Вслед за Павлом Данте заявляет о свидетельстве невидимых вещей, отчего Адам пал, как Люцифер, «не выждав озаренья, пал, незрел» (Р., XIX, 48; ср. с «Сияет луч, причем его приход // И заполненье целого совпали». — Ч., XXIX, 25–27).
Свет дается человеку вместе с пришествием Слова. Так Данте говорит о Христе: «Я вашу власть и волю ощущал; / Ваш свет мне в сердце силу излучал».
Но Сын появляется только в шестом веке мира, став посредником между Богом-Отцом и грешными людьми. Он является Надеждой мира: «Освяти их истиною Твоею, слово Твое есть истина» (1 Пн., 17). «Ибо закон ничего не довел до совершенства; но вводится лучшая надежда, посредством которой мы приближаемся к Богу» (Евр., 7: 19).
Не меньшее значение имеет то, что именно Данте первым увидел двойного зверя, отраженного в зеленых глазах Беатриче: «Вонзили взгляд мой в очи Беатриче» (Ч., XXXI, 121). Третье излучение, Любовь, или Святой Дух, спускается на апостолов на Троицын день после появления Сына.
Грядущая добродетель воплощается в образе процессии священнослужителей. Двадцать четыре ветхозаветных патриарха носят одежды цвета белой лилии Веры:
Под чудной сенью шло двенадцать чет
Маститых старцев, двигаясь степенно,
И каждого венчал лилейный цвет[37].
За ними следуют четыре евангелиста, окружающих колесницу, и Грифон Христа, увенчанный зелеными венками Надежды:
Как вслед светилам вставшие светила,
Четыре зверя взор мой различил,
Их лбы листва зеленая обвила[38].
В конце процессии семь Новых фигур из Завета, чьи гирлянды красного цвета обозначают Любовь:
Все семь от первых ризами своими
Не отличались, но взамен лилей,
Венчали розы наравне с другими[39].
Поскольку мы имеем дело лишь с установленной Данте концепцией вечной истины, большая часть суждений подверглась обсуждению средневековыми теологами. Нам не приходится прибегать к дополнительным источникам, пытаясь установить функции трех дам, Марии, Лючии, Беатриче.
Мария — земная мать Христа. Беатриче — земное отражение Небесного Блаженства. Лючию, скорее всего, следует отождествлять со святой Лючией Сиракузской, хотя прямых отсылок у Данте нет. По крайней мере, ее появление вместе с Марией и Беатриче указывает на то, что она также воплощает некую обожествленную земную женщину. Исходя из концепции Беатриче, можно предположить, что все трое являют собой чудесное земное воплощение небесной истины. Соответственно, они в некотором роде должны совпадать с замыслом Одного, Двух и Трех.
Несложно увидеть Марию в Едином. Она — мать Христа, а Создатель — Отец. В двойственной природе Христа ей отводится земная часть, и ее материнство соответствует Созидательной Власти Отца.
В «Божественной комедии» она для Данте символизирует поиски путей к спасению. В равной степени как порядок добродетелей вытекает от Веры к Надежде и затем к Любви, так и Мария призывает Лючию, которая направляет Беатриче.
Этимологически «Лючия» означает «носящая свет», то есть посредник, корреспондирующий значение Сына как несущего Надежду. Поскольку свет является воплощением добродетели, она по своей функции сопоставима с Отцом и Мудростью. В этой связи интересно заметить, что дважды в «Аде» Данте говорит о свете веры, который несет Христос:
Я там, где свет немотствует всегда[40]. Христос является Словом Отца и «Светом Мира».