Владимир Хандорин - Национальная идея и адмирал Колчак
Не прослеживалась в Сибири деятельность организаций правее Национального центра, созданных во время Гражданской войны на Юге России – Правого центра, затем Совета государственного объединения России (СГОРа),[472] потому что наиболее консервативные слои российского общества – дворянство и старая имперская бюрократия – численно были представлены здесь слабее.
После I Восточной конференции Партии народной свободы (август 1918 г.) омские кадеты развернули работу по консолидации антисоветских сил и осенью 1918 г. создали т. н. Омский национальный блок, в который вошли 14 организаций: партийно-политические – кадеты, Национальный союз, энесы, Союз возрождения России, отколовшиеся от своих партий небольшие группы наиболее правых эсеров («Воля народа», шедшая за Б. В. Савинковым) и меньшевиков (основанная Г. В. Плехановым группа «Единство»), и общественные – Совет съездов торгово-промышленников, военно-промышленные и биржевые комитеты, некоторые кооперативы, представители казачьих войск.[473] Мотивы создания блока пояснял упомянутый деятель Национального центра А. С. Белоруссов-Белецкий, писавший на юг его председателю М. М. Федорову 10 марта 1919 г., что из-за «ревности» других партий целесообразнее коалиция в форме блока, а не Национального союза, в котором слишком явно доминирование кадетов (последний, впрочем, продолжал существовать параллельно). При этом перед блоком ставились самые широкие задачи, вплоть до регулирования «всей жизни страны и правительственной власти».[474]
Кадеты играли организующую и ведущую роль в блоке. Его отделения были созданы: на Урале – в Екатеринбурге и Перми, в Сибири (помимо Омска) – в Иркутске, Барнауле и Бийске. Формальным председателем блока был кадет кооператор А. Н. Балакшин, идейным вдохновителем – редактор кадетской «Сибирской речи» омский адвокат В. А. Жардецкий.
Помимо политических партий и организаций либерально-консервативного направления, активную позицию заняла примыкавшая к кадетам буржуазия Сибири. После свержения советской власти летом 1918 г. были возрождены военно-промышленные комитеты. Ведущую роль среди них играл Омский «вопром», благодаря столичному статусу города, ставшего с июня 1918 г. резиденцией Временного Сибирского правительства, а впоследствии – Директории, и затем А. В. Колчака. На Сибирской конференции военно-промышленных комитетов в сентябре 1918 г. он был официально признан центральным. Его председателем был Н. Д. Двинаренко.[475]
Кроме того, в эти месяцы были созваны два съезда (в июле и октябре 1918 г.) и одна конференция (в июне) представителей торговли и промышленности Сибири. Они стали рупором, выражавшим политическую волю и настроения предпринимательского класса Сибири.
После образования Директории, претендовавшей на всероссийскую власть, на II торгово-промышленном съезде 12 октября 1918 г. Сибирский совет съездов представителей торговли и промышленности был преобразован во Всероссийский совет съездов представителей торговли и промышленности с резиденцией в Омске.[476] В него вошли 5 членов от Омска как временной белой столицы, по 1 – от Казани, Самары, Симбирска, Сызрани, Уфы, Екатеринбурга, Челябинска, Оренбурга, Уральска, Новониколаевска, Томска, Красноярска и Иркутска. Председателем совета съездов был избран А. А. Гаврилов из Уфы, товарищами председателя – князь А. А. Кропоткин (Казань), С. П. Абрамов (Томск) и В. С. Каргалов (Красноярск).[477]
Как видим, в Сибири после Октября до осени 1918 г. кадетские и близкие к ним организации либерального направления прошли трудный путь от разгрома, разрыва связей с центром и перехода на нелегальное положение в условиях победы советской власти к восстановлению и легализации после ее падения летом 1918 г. Кадетской партии пришлось особенно тяжело, как объявленной вне закона большевистским декретом (социалистические партии эсеров, меньшевиков и др. на том этапе еще не преследовались). Новые условия деятельности после падения советской власти в регионе потребовали и новых организационных форм, окончательно сложившихся к концу 1918 г. Столица «белой» Сибири Омск стал официальным центром кадетской партии и тяготевших к ней предпринимательских организаций на всей освобожденной территории от среднего Поволжья до Дальнего Востока и местом проведения их форумов. Попутно такие организации, как Национальный центр, Национальный союз и Союз возрождения России, а затем и Омский национальный блок, созданные в обстановке Гражданской войны с целью консолидации антибольшевистской борьбы и находившиеся под определяющим влиянием кадетов (кроме Союза возрождения), помогали поддерживать связь и осуществлять координацию действий с другими освобожденными регионами страны (прежде всего с Югом), антикоммунистическим подпольем в Советской России и русским зарубежьем.
Глава 7. От демократии – к курсу на диктатуру
После Октябрьских событий 1917 г. в Петрограде и Москве сибирская кадетская пресса писала: «Несмываемым позором покрыли свое бесславное имя…большевики. Позор и проклятие им в этом поколении и в грядущих! Все, что сохранялось звериного в современном человеке, все, что было преступного в подонках нашего общества, – все это большевики вызвали наружу, всему этому открыли безграничный простор». И укоряла революционную демократию и правительство А. Ф. Керенского в том, что большевизм «тщательно и любовно выращивался нашими «садовниками» социализма»,[478] что они не пытались бороться с ним всерьез, в противоположность Л. Г. Корнилову. «Временное правительство, – писала иркутская газета «Свободный край», – сознавая свою слабость, с болезненной подозрительностью относилось к опасности, которая могла угрожать справа, совершенно пренебрегая той опасностью, которая нарастала слева… Премьер Керенский во Временном совете (Предпарламенте – В. Х.), вооружившись целым фолиантом улик, отчитывал большевиков по всем правилам ораторского искусства. И, как некий повар-грамотей, пока это он пел, кот Васька все жаркое съел».[479] Здесь подразумевалось непринятие Керенским решительных мер против большевиков даже после того, как поступили достоверные сведения о подготовке ими восстания.
Поначалу, однако, мало кто из оппонентов большевиков (не исключая и кадетов) отнесся к Октябрьскому перевороту с достаточной серьезностью. Настроения либеральной интеллигенции в первые недели после него отражает дневник одного из будущих лидеров сибирских кадетов Н. В. Устрялова. С одной стороны, он с отвращением пишет: «Революция превратилась в отвратительный бунт рабов, алчный, гадкий, бессмысленный».[480] С другой стороны, в первые дни после Октября рассуждает еще легкомысленно: «Я все-таки не думаю, что большевистское правительство продержится больше недели. У него совсем нет корней в стране, а массы солдат, на которые оно опирается, гнилы до мозга костей».[481]
Прозрение приходило по мере того как становилось очевидно, что интеллигенция, упустив власть в руки большевиков, не может противопоставить им ни серьезной организации, ни воли к действию. Надежда устранить «узурпаторов» мирным путем рухнула в январе 1918 г. после разгона Учредительного собрания.
Своеобразным подведением итогов и приговором Учредительному собранию стала резолюция кадетского ЦК в феврале 1918 г., в которой говорилось: «1. …Учредительное собрание… не было в состоянии осуществить принадлежавших ему функций и тем выполнить задачу восстановления в России порядка, и потому возобновление его деятельности должно быть сочтено нецелесообразным и ненужным… 2. Становится неотложно необходимым установление в той или иной мере сильной единоличной власти (выделено мной – В. Х.). 3. Только после установления нормальных условий жизни власть эта созовет свободно избранное Учредительное собрание».[482]
Отмечая игру большевиков на некоторых отрицательных чертах менталитета русского народа и вместе с тем – несбыточность надежд на «мировую революцию», кадеты писали: «Дальнейший расцвет социальной революции, или, вернее, бессмысленного бунтарства и анархии, будет совершаться только в злополучной России, ибо это наиболее соответствует тому титаническому буйству, стихийности и бунтарству русской натуры, которые являются ее слабостью и ограниченностью».[483]
Под влиянием бесславного краха Временного правительства в либеральной среде нарастает тенденция к вдумчивой, трезвой переоценке ценностей. Затихает огульная критика «старого режима», характерная для первых месяцев революционной эйфории. В дни гибели сибирской демократии в январе 1918 г. В. А. Жардецкий писал: «Весь пройденный пепелищем путь внушает жуткую мысль: хорош был старый дом наш – Россия», – и вопрошал: «Не забавно ли в столь прискорбных обстоятельствах твердить затверженные в марте слова: демократия, общественность, завоевания революции, свобода, всеобщее и проч.», когда «надо спасти самую возможность государства в России, установить в ней порядок в самом грубом смысле этого слова (здесь и далее выделено мной – В. Х.)… Довольно болтовни… Может быть, государство Русское ближайших столетий будет весьма далеким от тех широких надежд, в которых мерещилось нам его будущее в марте 1917 года. Но это несравненно лучше, нежели если оно умрет совершенно. И мы можем спасти Россию только при условии, если поймем, что нам не по пути с ее врагами, с ее мстительными пасынками – социалистами. Пусть они – потомки Иуды Искариота – идут презренным путем своего духовного предка».[484]
