Аркадий Жемчугов - «Крот» в окружении Андропова
— Ко мне в кабинет конвоир привел Нелидова из внутренней тюрьмы. Это был человек лет пятидесяти, невзрачный на вид, с проседью в аккуратно подстриженных волосах. Вел он себя как-то по-лакейски. «Да-с», «никак нет-с», «как прикажете, гражданин начальник».
…Я устроила его в смежной комнате, и мы договорились, что он подробно, во всех деталях, опишет военные игры, в которых участвовал, тщательно изложит военные действия, предполагаемые Германией против СССР. Нелидов попросил дать ему возможность представить свой материал в виде начерченных карт-схем. «Для наглядности и точности», — отрапортовал он.
Работал он, как и я, с утра до шести вечера, потом перерыв часа на три и вслед за тем вновь на служебном месте до двух-трех часов ночи, вернее, уже утра. Обед ему приносили из нашей столовой, и когда он увидел нож и вилку, то отодвинул их и робко произнес: «Но это мне не положено».
Сперва в нем чувствовалась скованность и даже растерянность. При моем появлении он вскакивал с места, держал руки по швам. Но постепенно я отучила его от привычки прибавлять к каждому слову букву «с», разрешила называть меня Зоей Ивановной, а не «гражданином начальником», и сама обращалась к нему по имени-отчеству — Александр Сергеевич.
…Отчетливо помню на его первой карте-схеме синие стрелы, направленные на границу Белоруссии.
— В одной из последних военных игр Минск предполагалось занять на пятый день после начала немецкого наступления, — пояснил Нелидов.
— Как это на пятые сутки? — Рассмеялась я.
Он смутился и принялся клясться всеми богами, что именно так было рассчитано самим Кейтелем во время последней игры.
…Когда я показала Филатову эту карту, начерченную Нелидовым, генерал чертыхнулся: «Ну и заливает же этот подонок. На пятый день уже и Минск».
…В первых числах июня 1941 года я передала заместителю начальника Генерального штаба, начальнику Главного разведывательного управления Филиппу Ивановичу Голикову карты-схемы, начерченные Нелидовым.
— Итак, они решили врезаться клиньями… Это весьма и весьма интересно. И, подумайте, на пятый день намерены забрать Минск. Ай да Кейтель, силен, — сыронизировал Филипп Иванович».
Отношение к Нелидову и его картам-схемам заметно изменилось, когда немцы заняли Минск на шестой день войны. Для подробных бесед с ним на Лубянку зачастили тот же Голиков и начальник оперативного управления Генштаба генерал-майор Василевский.
Они были поражены осведомленностью Нелидова, его знанием искусства управления войсками, отличной памятью на размещение армейских группировок, номера разного рода дивизий, калибры и число орудий. Бесценными были его характеристики настроений и взаимоотношений в среде высшего командования Германии. Что же касается Зои Ивановны, то она уподобилась тому мавру, который сделал свое дело.
* * *В один из октябрьских дней 1941 года Рыбкину вызвали к наркому. «Он поинтересовался, чем я занимаюсь. Я ответила, что готовлюсь идти работать в тыл.
— В качестве кого?
— Железнодорожной сторожихой на переезде. Нарком рассмеялся: — немцы такую сторожиху арестуют и расстреляют. — И уже серьезно добавил, — ехать вам надо в Швецию».
В Стокгольм она отправилась вместе с мужем. Он — резидентом. Она — его заместителем. «Кин»[3] и я прибыли в здешнюю резидентуру практически на пустое место и начали обзаводиться нужными связями и агентурой». По свидетельству Павла Судоплатова, «супруги пользовались большой популярностью среди дипломатов в шведской столице. Русскую красавицу знали там как Зою Ярцеву, блиставшую не только красотой, но и прекрасным знанием немецкого и финского языков, великосветскими манерами, умением быть интересным собеседником. Рыбкин же обладал тонким чувством юмора и был великолепным рассказчиком».
Вскоре в Центр потекла информация. О зондажных попытках немцев по заключению мирного соглашения с Соединенными Штатами и Великобританией без участия Советского Союза; о расширении производства «тяжелой воды» на заводах компании «Норск гидро» и ее тайной транспортировке в Германию для изготовления «сверхсекретного оружия, способного уничтожать все живое». Так Москва впервые узнала о том, что немцы форсируют работу по созданию атомного оружия. Через новых знакомых Рыбкиным удалось заключить секретную сделку о поставках в Советский Союз высококачественной шведской стали в обмен на русскую платину. Действия банка, обеспечившего эту сделку, шли вразрез с официально провозглашенным Швецией нейтралитетом, но платина сделала свое дело.
— Вдруг мы получаем сверхоперативное задание Центра: немедленно подыскать подходящего человека, которому можно доверить передачу для «Красной капеллы» нового шифра и кварцев для радиостанции. Мы понимали всю важность и ответственность задания. Тем более, что срок нам был дан архикороткий — две недели».
Выбор пал на шведского промышленника — «Директора», как окрестила его Зоя Ивановна. Она вышла на него через его жену, русскую по происхождению, но родившуюся в Швеции. «Директор» произвел на Рыбкиных самое благоприятное впечатление: спокойный, рассудительный, до щепетильности порядочный и, главное, человек слова. Немаловажным было и то, что он в любое время мог выехать в Германию по своим коммерческим делам. Но «бизнесом», о котором говорили с ним Рыбкины, ему еще не приходилось заниматься. Тем не менее он согласился выполнить просьбу своих новых друзей.
— Я купила два одинаковых галстука, распорола один и вырезала из его внутренности часть фланели, которая прилегает к шее. Эту часть я заменила сложенным раз в восемь шифром с текстом, напечатанным на машинке, и зашила галстук, а в коробочку для запонок вложила кварцы.
По приезде в Берлин «Директор» должен был посетить кладбище и под скамейкой у одной могилы закопать крохотную коробочку с кварцами. А на следующий день встретиться со «Старшиной», руководителем «Красной капеллы», и передать ему галстук с «начинкой». Себе же повязать второй, точно такой же, галстук. И вот он улетел на три дня в Берлин.
Мы с напряжением ждали его возвращения. Но вернулся он расстроенный. «Директор» уверял нас, что, как только он сел в самолет, все стали обращать внимание на его галстук. Когда шел по Берлину или ехал в метро, тоже отмечал подозрительные взгляды. Галстук с «начинкой» не давал ему покоя. Он даже не решился ехать на кладбище и все привез обратно».
— Плохо работаете, — отреагировал Центр, но все-таки разрешил еще раз направить «Директора» в Берлин. Со второй попытки «Директор» выполнил задание и вернулся сияющим. Однако через три-четыре недели из Центра пришла шифровка: «Ваш «Директор» — провокатор. Все члены «Красной капеллы» арестованы и казнены».
«Мы просидели с «Кином» всю ночь, не сомкнув глаз. Обдумывали происшедшее. И оба пришли к заключению, что в этом провале «Директор» не повинен… Мы настойчиво пытались доказать Центру свою правоту. В ответ — грубый окрик. Тогда мы решили обратиться к наркому… Через пару дней «Кину» было приказано отбыть в Москву. Я все поняла — нас решили наказать за непослушание».
Это после окончания войны выяснится, что «Красную капеллу» провалил не «Директор», а другой европейский агент из военной разведки. Тогда же, в 1942-м, «Кин» был уволен из разведки и направлен на фронт. Зою Ивановну заменили позже. «После отзыва «Кина» я провела девять месяцев тяжелого одиночества». Но на работе это не сказалось.
* * *…Карл Герхардт, актер и сатирик, признанный, любимец всех шведов, начиная с короля и кончая трубочистом. Власть имущие считали за честь водить знакомство с ним. Сам Маркус Валленберг, финансовый магнат, открыто покровительствовал «великому Карлу». И никому не приходило в голову, что их любимец — тайный агент Лубянки, очередное задание для которого состояло в том, чтобы познакомить г-жу Ярцеву со своим другом и покровителем.
Это произошло на одном из светских раутов. «Зоя, — утверждает Павел Судоплатов, — очаровала Маркуса Валленберга». Вскоре они встретились в живописнейшем пригороде Стокгольма в роскошном отеле «Сальчшёбаден», принадлежавшем семейству Валленбергов. В разговоре тет-а-тет Зоя Ивановна попросила собеседника содействовать в установлении негласных контактов с представителями финского правительства. Ей было известно, что Валленберги вложили огромный капитал в финскую промышленность и, наверняка, понимают, что сохранить его можно лишь при условии выхода Финляндии из союза с Германией и подписания сепаратного мирного договора с Москвой, исход войны — разгром Германии — не вызывал у них сомнения. Зое Ивановне не пришлось долго уговаривать Маркуса Валленберга.
Всего неделя потребовалась ему, чтобы организовать негласную встречу «очаровательной Зои» с представителем финского правительства Юхо Кусти Паасикиви, ставшим впоследствии президентом Финляндии. Встреча имела продолжение — в марте 1944 года в том же «Сальчшёбадене» начались секретные переговоры, на которых советскую сторону представляла Коллонтай, а финскую — все тот же Паасикиви.
