Аркадий Жемчугов - «Крот» в окружении Андропова
Через некоторое время мне передали на связь первого агента. Встреча с ним была назначена в антикварной лавке. Со словами пароля мы обращались не друг к другу, а к хозяину магазина.
В назначенный час я зашла в лавку. У прилавка стоял человек. Увидев меня, он попросил у хозяина кузнецовские чайные чашки. А я попросила показать мне пасхальные фарфоровые яйца. Это и был пароль. Когда хозяин отвернулся к полке, агент, как было условлено, правой рукой сунул мне в левую руку туго свернутый пакетик. Сунув руку в карман с зажатым в кулак донесением, я вышла из магазина».
Вскоре круг агентуры, переданной на связь молодой разведчице, расширился. Появились собственные приобретения. Теперь дело не ограничивалось «моменталками», наподобие той, удачно проведенной в антикварной лавке. Нужно было проводить инструктажи с каждым агентом, обсуждать с ним пути решения текущих и долгосрочных заданий, вникать в его личную и семейную жизнь, а также в служебные дела. И Зоя справлялась с этим далеко не худшим образом.
Там же, в Харбине, довелось ей на личном опыте убедиться в том, что в разведке мелочей не бывает. Наглядный урок тому преподнес ей сын Володя.
«В Харбин я поехала с мамой и сыном. Однажды, когда сыну было около пяти лет, мы пошли с ним в парикмахерскую. Я сидела в женском отделении, а его за занавеской стригли в мужском отделении. Слышу, какой-то голос спросил:
— Мальчик, ты чей?
— Мамин.
— А кто твоя мама?
И маленький Володя вдруг ответил:
— Моя мама больше не коммунистка, а папа — коммунист, поэтому он остался в Москве.
Я с закрутками на голове зашла за занавеску. Какой-то мужчина стоял рядом с парикмахером, который стриг моего сына. Увидев меня, он сказал с масляной улыбкой на лице: «У вас, мадам, прелестный мальчик». Затем поклонился в мою сторону: «Разрешите представиться — профессор Устряков». Это был известный в Харбине белоэмигрант, один из идеологов «сменовеховства».
За отца Володи, крестьянина-батрака Казутина, она вышла по молодости, девятнадцатилетней девушкой. Брак был недолгим. Семья не сложилась. Слишком разными они были. По взаимному согласию оформили развод перед самой командировкой в Харбин. Она долго мучилась над тем, как все это объяснить сыну. Хотелось как-то проще, доходчивее. Вот и вышла промашка, к счастью, никаких последствий за собой не повлекшая.
…«Я вернулась из Китая в Москву в феврале 1932 года. Некоторое время работала начальником отделения в иностранном отделе ОГПУ в Ленинграде. Курировала Эстонию, Литву и Латвию, но не долго, всего несколько месяцев».
В город на Неве она перевелась по собственному желанию. «Потому что там с квартирами было легче, чем в Москве. К тому же мне хотелось заняться по настоящему оперативной работой. Я боялась, что здесь меня могут посадить на какую-нибудь канцелярскую работу».
Она, естественно, не знала, что у руководства разведки были на нее свои виды.
Осенью 1932 года Зою Ивановну направляют в Германию, не ставя перед ней никаких разведывательных задач. Ей предписывалось овладеть в совершенстве немецким языком и его австрийским диалектом. И одновременно вжиться в заграничную жизнь с ее нравами, обычаями и особенностями быта. Вжиться настолько, чтобы чувствовать себя в ней «как рыба в воде».
По документам она была супругой «высокопоставленного эксперта», что открывало ей двери даже в высшие круги буржуазного общества и позволяло открыто совершать регулярные поездки в Вену. В Берлине она поселилась в престижном пансионате «Мадам Роза» на Унтер-ден-Линден, но затем переехала на частную квартиру профессора музыки фрау Альбины Шульц. Задание Центра выполнялось безупречно.
В конце 1933 года ее вернули обратно, из Берлина в Москву, где она предстала перед высоким начальством. Отчиталась о проделанной работе. Затем выслушала новое, на этот раз сугубо разведывательное, задание.
— Легенда для вас подготовлена и утверждена. Поедете в Женеву. Познакомитесь с генералом «К», руководящим сотрудником генерального штаба. Он тесно сотрудничает с немцами. Станете его любовницей ради получения интересующей нас секретной информации о планах нацистской Германии в отношении Франции и Швейцарии. Ну и, конечно, хорошенько изучите его самого, его связи не только в армейских, но также в политических и деловых кругах, среди государственных чиновников. Вам понятна суть задания?
— Да, понятна. А обязательно становиться его любовницей? Без этого нельзя?
— Нет, нельзя. Без этого невозможно будет выполнить задание.
Так вот ради чего ее посылали в Германию! Уже тогда ей была уготована участь советской Мата Хари. Сначала — любовница генерале «К», затем — какого-нибудь банкира «Т» или политического деятеля «X»… И пошло-поехало! А если это претит? Если роль Мата Хари не для нее? Тогда как быть?
— Хорошо. Я поеду в Женеву, стану любовницей генерала «К», раз без этого нельзя. Я выполню задание, но потом… застрелюсь.
Высокие начальники явно не ожидали такого поворота. Но и не сомневались, что эта «красавица» способна пустить себе пулю в лоб. Они переглянулись, о чем-то пошушукались и молвили:
— Вы нам нужны еще живой.
А несколько месяцев спустя ее нелегально переправили в Ригу. Она стала гражданкой Латвии. Но вскоре, действуя по легенде, с латвийским паспортом перебралась в знакомую ей Вену. Там ей предстояло обвенчаться с мужчиной, которого она никогда не видела и ничего о нем не знала. Речь шла о сугубо фиктивном браке, не предполагавшем супружеских отношений. Иначе бы она не согласилась.
Далее, как предусматривалось легендой, они вместе должны были направиться в Турцию. Но по пути, прямо в поезде, им надлежало разыграть семейную ссору, в результате которой муж со своими пожитками на ближайшей станции покидал поезд и свою молодую жену навсегда. А она, гражданка Латвии, благополучно доехала до Стамбула и там, пару-тройку месяцев спустя, открывала частный салон моды.
Однако запланированный муж в Вене так и не объявился. С ним стряслось что-то непредвиденное. В результате вся операция была отменена. А Зоя Ивановна поставила жирный крест на своей, едва начавшейся работе в нелегальной разведке.
В конце лета 1935 года 28-летняя Зоя Ивановна была назначена, уже по линии легальной разведки, заместителем резидента в Хельсинки под прикрытием представителя «Интуриста».
В те годы Финляндии придавалось если не ключевое, то очень важное значение в стратегических планах как нацистской Германии, так и Советского Союза. Между Берлином и Хельсинки все более четко обозначались контуры союзнических отношений, в том числе по линии спецслужб. Это вызывало вполне оправданную озабоченность в Кремле. Сталин был готов подписать с финнами «Пакт о ненападении, экономическом и военном сотрудничестве в случае агрессии третьей стороны». Под третьей стороной недвусмысленно подразумевалась Германия. Но он не знал, на какие политические силы в Финляндии можно было опереться для реализации этого замысла. Проработка этой проблемы стала одним из главных направлений деятельности советской разведки в Хельсинки.
По приезде Зои Ивановны тогдашний резидент был отозван в Москву. Новый же, консул Ярцев, прибыл лишь в 1936 году. «Я к этому времени уже шесть-семь месяцев была в Финляндии, успела познакомиться со страной и нашей резидентурой». Если говорить более точно, то за это время Зоя Ивановна обросла полезными связями среди интеллектуальной элиты финского общества. Обзавелась надежными источниками информации, интересовавшей Кремль. Неплохо справлялась она и с неожиданно свалившимися на нее обязанностями резидента.
Новый шеф, консул Ярцев, приехал один, без семьи. «Очень официальный, подтянутый, требовательный. Поначалу у нас не сложилось взаимопонимание. Мы спорили по каждому поводу. Я решила, что не сработаемся, и попросила Центр отозвать меня, в ответ мне было приказано помочь новому резиденту войти в курс дел, а потом вернуться к этому вопросу. Но… возвращаться не потребовалось. Через полгода мы запросили Центр разрешить нам пожениться. Я была заместителем резидента, и мы опасались, что Центр не допустит такой «семейственности». Москва дала «добро».
Так Зоя Ивановна стала Рыбкиной. Потому что настоящая фамилия мужа была «Рыбкин». Но по соображениям конспирации Борис Аркадьевич прибыл в Финляндию как Ярцев. Разумеется, и Зоя Ивановна представлялась всем в Хельсинки Ярцевой.
* * *…«Мадам Терва Пяа» — «мадам здравомыслящая голова». Так называли финны Хэллу Вуолийоки, магистра философии, драматурга с мировым именем, энергичного предпринимателя и политического деятеля. Ее знали и уважали не только в Финляндии. Свободно владея шестью европейскими языками, она вела активную переписку с авторитетнейшими политическими и государственными деятелями, учеными, представителями искусства и культуры многих стран Европы. Зоя Ивановна приобрела в ее лице неоценимый источник информации, помогавшей Кремлю детально разобраться в хитросплетениях политического расклада сил в Финляндии и наметить своих потенциальных союзников. С подачи «здравомыслящей головы» резидентура по личному указанию Сталина негласно передала в апреле 1938 года 100 тысяч долларов Партии мелких хозяев, которая выступала за нейтральную Финляндию. Одновременно, по личной директиве Сталина, причем втайне от советского посла в Хельсинки, резидентурой был проведен неофициальный зондаж о возможности подписания «Пакта о ненападении» и разграничении сфер военного и экономического влияния в Балтийском регионе между Финляндией и Советским Союзом. Финское правительство отвергло это предложение. Тем не менее зондаж Кремля инициировал принципиальный раскол в политической элите Финляндии, в результате которого позднее, в 1944 году, Советскому Союзу удалось подписать с Хельсинки мирный договор.
