Федор Кедров - Цепная реакция идей
У Ирен и Фредерика Жолио-Кюри было двое детей — дочь Элен, родившаяся в 1927 году, и сын Пьер — моложе сестры на пять лет. Элен, как и ее отец, окончила Школу промышленной физики и химии в Париже. Вместе с мужем Мишелем Ланжевеном она занимается научными исследованиями в области ядерной физики в Институте радия, созданном ее бабушкой — Мари Кюри. Элен и ее муж — третье поколение научной династии Кюри.
Фредерик Жолио-Кюри родился в Париже 19 марта 1900 года. Его родители были уже далеко не молоды, отцу — Анри Жолио — исполнилось 57 лет, а матери — Эмилии — 49. Фредерик был шестым, самым младшим ребенком Жолио жили в одном из маленьких особняков, которыми изобиловал тогда Париж, в 16-ом округе, считавшемся фешенебельным районом столицы. Время, Когда наступал новый, XX век, было спокойным, и семья Жолио жила в достатке. Многие думали, что спокойствие сохранится еще долго, а может быть, и целый век. Но действительность опровергла эти оптимистические надежды.
В начале века совершенно не была известна новая странная наука, которая могла предвещать людям величайшие блага и в то же время угрожать им гибелью. Ученые конца XIX и начала XX века, среди которых в общем царил дух гуманизма, сами того не ведая, своими открытиями создавали эту науку.
В возрасте 10 лет Фредерика отдали на полный пансион в лицей Лаканаль, находившийся в Со — тогда еще пригороде Парижа. После смерти Анри Жолио в 1917 году материальное положение семьи резко ухудшилось; она вынуждена была покинуть роскошный 16-й округ и поселиться в большом доме на Авеню Д'Орлеан, переименованной впоследствии в Авеню Женераль Леклерк. Из дорого оплачиваемого лицея Лаканаль Фредерику пришлось перейти в бесплатную муниципальную среднюю школу имени Лавуазье, где, как он узнал впоследствии, когда-то учился его выдающийся учитель и наставник Поль Ланжевен.
Школа Лавуазье должна была дать Фредерику знания, достаточные для участия в конкурсе поступающих в заранее им избранную бесплатную муниципальную Школу промышленной физики и химии города Парижа — высшее учебное заведение, готовящее преимущественно инженеров для промышленности.
Ввиду большого наплыва абитуриентов конкурс был трудным, и первый раз, в июле 1918 года, Фредерик не выдержал экзамена. В следующем году он выдержал экзамен, но из-за болезни не смог учиться. Наконец, в 1920 году он приступил к занятиям.
В студенческие годы Фредерик проявлял большой интерес к химии, физике, механике. В ванной комнате он проводил некоторые химические опыты. На его письменном столе можно было увидеть собранный им радиоприемник (что в первые годы развития радиотехники было редчайшим событием). Над столом висели портреты Пьера и Мари Кюри, слава которых в те годы распространилась на весь мир. По поводу этой фотографии, вырезанной из журнала, Фредерик Жолио-Кюри сказал впоследствии: «Еще ребенком мне довелось прочесть в журнале замечательный рассказ об открытии радия Пьером и Мари Кюри. Они сделали это открытие как раз в Школе промышленной физики и химии. Мне помнится, я вырезал портреты обоих ученых и повесил их в комнате, превращенной в химический кабинет: в той маленькой лаборатории, которую хорошо знают некоторые из присутствующих здесь моих друзей» (из речи Фредерика Жолио-Кюри, произнесенной 11 января 1936 года во время приема, устроенного в его честь Школой промышленной физики и химии, факультетом естественных наук Парижского университета и различными научными обществами).
В 1922 году Фредерик Жолио проходил студенческую практику на металлургических заводах «Арбед» в Эш Сюр-Альзетт в Люксембурге. Его привлекала работа инженера на крупном промышленном предприятии. Однако когда возник вопрос, требовавший точного ответа: что избрать своей специальностью — технологию или «чистую» науку, Фредерик заколебался. Поль Ланжевен, преподаватель физики в Школе промышленной физики и химии и заместитель директора по учебной части, по всей вероятности, склонил Фредерика к выбору пути ученого.
Поль Ланжевен был крупным физиком, автором трудов по теории магнетизма и акустике, в частности по ультразвуковым волнам, оказавших большое влияние на развитие современной физики. Он привлекал внимание также своей яркой личностью и демократическими взглядами. Вот что писал академик П.Л. Капица, хорошо знавший Ланжевена: «Он был исключительно обаятельный человек и пользовался большой любовью в самых широких массах Франции. Его любили, по-моему, все. Я не знаю человека, который к нему хорошо не относился бы. Даже люди противоположных политических взглядов хорошо к нему относились. Мягкость, исключительная доброта и отзывчивость побеждали и покоряли всех. С любым человеком, будь то премьер-министр или студент, он разговаривал совершенно одинаково, и оба чувствовали себя легко и просто».
С Ланжевеном встречался в Париже и Я.И. Френкель, считавший его одним из самых выдающихся физиков. Френкель с юношеских лет интересовался магнетизмом. Он хорошо знал труды Ланжевена в этой области.
Учеником Ланжевена был Луи де Бройль, выдвинувший идею о дуализме частиц и волн. Эта идея быстро овладела умами физиков и, конечно, самого Френкеля. Она послужила фундаментом для развития современной квантовой механики.
Беседа Ланжевена с Френкелем была довольно короткой, но достаточной, чтобы два ученых могли обсудить некоторые вопросы теории магнетизма.
Узнав о смерти Ланжевена, А. Эйнштейн прислал в Парижскую академию телеграмму: «Известие о смерти Поля Ланжевена потрясло меня сильнее, чем многие случившиеся за эти годы разочарования и трагедии. Как мало бывает людей одного поколения, соединивших в себе ясное понимание сущности вещей с острым чувством истинно гуманных требований и умением энергично действовать. Когда такой человек покидает нас, мы ощущаем пустоту, которая кажется невыносимой для тех, кто остается!».
Фредерик Жолио-Кюри тоже стал выдающимся учителем физиков. Наряду с научным дарованием ему были присущи те черты, которые делают ученого руководителем молодых поколений. «От своего учителя, — писал Пьер Бикар, — Фредерик перенял стремление любой ценой донести до слушателей веру в великие возможности науки, показать им важность и значение пройденного материала и одновременно дать понять, что каждый может внести свою лепту в строительство здания науки».
Осенью 1924 года после окончания Школы промышленной физики и химии Фредерик Жолио провел полгода на военных сборах как артиллерийский офицер запаса. По окончании сборов его назначили в управление боевых газов в Обервилье в звании младшего лейтенанта. Но скоро он демобилизовался, испытав отвращение к атмосфере армии, где молодым людям прививались определенные воззрения, против которых, по словам Пьера Бикара, «бунтовала его свободолюбивая и независимая натура».
В начале 1925 года Фредерик вместе с Пьером Бикаром приехал в Париж. Молодые люди были в форме французских офицеров. Они решили зайти к Полю Ланжевену, чтобы обсудить вопрос о том, что делать дальше. К этому времени Фредерик уже решил заняться научно-исследовательской работой; он знал, что если получить стипендию Ротшильда, то можно попробовать свои силы в исследованиях. Стипендия давала 540 франков в месяц в течение трех лет. Это была довольно скромная сумма, но она позволяла жить и не думать о деньгах в годы стажировки. По условиям стипендии молодые люди должны были сами найти себе место работы в каком-либо научно-исследовательском институте. Жолио и Бикар надеялись, что им поможет Ланжевен.
Ланжевен был обрадован намерением своих учеников. С его помощью Жолио и Бикар получили стипендию Ротшильда. Ланжевен взял к себе лаборантом Пьера Бикара, а Фредерик по его протекции начал работать у Мари Кюри.
Впоследствии, в 1957 году, Фредерик Жолио-Кюри в интервью с сотрудником швейцарской газеты «Газетт де Лозанн» рассказал о встрече с Мари Кюри в ее лаборатории: «Я как сейчас вижу ее здесь, маленькую седую женщину с живыми глазами. Я сидел перед ней в военной форме (тогда я проходил военную службу во взводе противогазовой защиты) и был очень смущен. Она выслушала и внезапно спросила: „Вы можете начать работать завтра?“. Мне осталось еще три недели до окончания военной службы. Она решила: „Ничего, я напишу вашему полковнику“. На следующий день я стал ее личным лаборантом».
Позднее Мари Кюри говорила Жану Перрену о Фредерике: «Этот мальчик — настоящий фейерверк». А Ирен писала: «Моя мать и мой муж спорили так горячо, отвечая друг другу с такой быстротой, что я не успевала вставить ни одного замечания, и когда мне хотелось высказать свое мнение, я должна была настойчиво требовать слова».
Итак, первый шаг в науку Жолио совершил в роли лаборанта Мари Кюри. «Так сбылось мое самое большое желание, — писал он, — пробудившееся в то время, когда в парижской Школе промышленной физики и химии я готовился стать инженером. Этим желанием было работать в лаборатории, занятой фундаментальными исследованиями».
