Наталия Сухинина - Полёт одуванчиков
Плакали, обнявшись, две женщины. Одна, вкусившая всех положенных женских утех, влюблённости, любви, замужества, родов, первых слов детей, первых шагов, первых шалостей и первой веры в родительскую непогрешимость. Вторая — всего этого страстно желавшая, упорно шедшая к этому, хранив себя для единственной, большой любви. Кто из них приобрёл? Кто потерял? Они сами ничего ещё не знали, они только плакали, как две сестры и общей была соль их желанной влаги.
А потом как-то и успокоились. И вытерли глаза одним платком, Викиным. Она достала его из сумочки, протянула Даше. Та дисциплинированно промокнула глаза, взглянула в зеркало.
— Ужас, — сказала и вышла. Наверное, умыться.
Вика присела в кресло. Ей заметно полегчало. Не зря Господь придумал и попустил нам слёзы. Они не просто текут, они вершат работу, особым образом расчищают в душе завалы, освобождая проход к реальному осмыслению происходящего. «Хорошо поплакали», — подумала Вика. А тут и Даша, с подносом: чашки, заварной чайничек, сыр, колбаса, конфеты.
— Давайте чаю попьём.
— Давай, — обрадовалась Вика, — а то воем как две белуги. Повыли, можно и перекусить.
Засмеялись.
— А что если нам… — Даша засмущалась, вопросительно глянула на Вику, — а что, если нам коньячку по чуть-чуть…
Вика кивнула.
Маленькие изящные рюмочки. Синий хрусталь.
— Отец маме на юбилей подарил. Ну что, за знакомство?
И опять засмеялись.
Коньяк быстро сделал своё дело. Погнал, погнал по жилам горячую кровь, прогревая самые отдалённые уголки застоявшегося в холоде естества. Они говорили, говорили, уже не подбирая слов, не осторожничая, а как есть, по-сестрински.
— Знаешь, я ведь думала, что ты артистка, противная кривляка, увела мужа себе на потребу.
— Плохая я артистка, — вздохнула Даша, — мама только взглянет, а у меня всё на лице написано. Вика, а дети рассказывали вам про Сокольники?
— Нет, а что там случилось?
— Там я решила — свадьбы не будет. Увидела, как страдают дети. Гриша у вас — боец. «Мою маму, — кричит, — Вика зовут, а это чужая тётя!»
— Странно, промолчали.
— Они всё поняли, Вика. А промолчали, чтобы вам не делать больно.
— Растут. Не успеешь оглянуться…
Даша вздохнула.
— Гриша на Илью очень похож. А мне, Вика, тяжёлые дни предстоят. Гостям объявлять, что свадьбы не будет. Некоторые у виска крутят: у Дашки, мол, крыша поехала. А мои на работе нам подарили поездку в Грецию, свадебное путешествие. Им-то каково? Паспорта, документы, визы. С шефом ещё предстоит объясняться.
Помолчали.
— Даш, скажи, а если Илья не захочет возвращаться в семью? Ты его от себя прогонишь, и к детям он не вернётся, будет мотаться по жизни как неприкаянный.
— Вернётся. Он любит детей, ему только помочь надо.
— А ты? Вижу, как тебе несладко.
— Это, Вика, пройдёт. Мне бы на первых порах продержаться. Помогите мне, — Дашин голос опять задрожал.
А Вика руками всплеснула.
— Знаю как! Тебе надо к батюшке, отцу Леониду! Он у нас… сама увидишь, какой. Расскажи ему всё. Соглашайся, не отказывайся.
— Я не отказываюсь.
…Быстро в сад, забрала детей, домой. Позвонил Илья.
— Мне надо зайти. Можно?
Вика, что ты изменилась в лице? Да, идёт Илья. Значит, впереди серьёзный разговор. О вас. О вашей семье, о детях. Прими Илью спокойно и доброжелательно. Ему тоже тяжело. Для такого разговора нужны силы. Скорее, скорее что-нибудь приготовить. Придёт голодный. Грибы, есть грибы, сварю суп. Я соглашусь. Пусть возвращается. Сколько можно блудному сыну (мужу!) скитаться по съёмным квартирам. Представляю, как обрадуются дети. Папа дома, в командировку он больше не уедет надолго.
— Дети, сейчас придёт папа. Прошу вас, дайте нам поговорить, посидите в своей комнате.
Звонок, Илья. Господи, дай мне силы! Вика специально ушла с кухни, чтобы не смущать Илью. Пусть ест спокойно. Сам позовёт — надо будет. Не позвал. Поел, похвалил суп. Отправился к детям. Вика мыла посуду и каждой клеточкой спины ждала Илью. Сейчас… Сядет, наверное, чаю попросит. С чаем легче. Скажет: «Нам надо поговорить. Я решил…» Не заходит. Не выдержала, сама пошла в детскую. А там шурум-бурум. Всё вверх дном, Гриша раскраснелся, Анечка серьёзная, даже не заметила маму.
Илья поглядывает на часы. Значит, уйдёт. Не решается. Почему ты такой нерешительный, Илья, сделай детям подарок — скажи, что раз и навсегда возвращаешься домой после долгой командировки. Тебя здесь ждут, тебя здесь любят.
— Ну я пошёл…
— Илья, ты зачем приходил?
— За паспортом. Уезжаю в Грецию.
Дети машут ему из окошка.
Какая Греция? Даша сказала, что свадебного путешествия не будет. Только сегодня сказала. А что если после ухода Вики он вымолил у Даши прощение, и она — дрогнула. Нет, Даша не тот человек. Откуда тебе, Вика, знать, какой Даша человек, первое впечатление обманчиво. Вдруг она совсем не та, за кого себя выдаёт. Поиграла в благородство, дело сделано, теперь можно широким шагом идти к намеченной цели. Вика, не впускай в сердце чёрные мысли, заслонись от них, не впускай.
Уже впустила. Они едут в Грецию. Сразу после свадьбы. Паспорт нужен заранее, для визы. Значит, свадьба состоится. А как же встреча с отцом Леонидом? Пусть она тоже состоится. Вика ничего не скажет Даше. Если захочет, Даша сообщит ей всё сама.
Глава десятая
Встречи
— Слушаю, раба Божия Дарья, слушаю.
— Я никогда не беседовала со священником, не знаю, с чего начать, отец Леонид.
— Начни с ответа, ты любишь Илью?
— Люблю.
— Ты хочешь ему счастья?
— Хочу.
— Значит, ты любишь его и хочешь ему счастья, но от свадьбы отказалась. Почему?
— Потому что, если он женится на мне, его дети станут несчастными.
— Значит, ты не хочешь строить своё счастье на несчастье детей?
— Не хочу, отец Леонид.
— А если для Ильи счастье не его дети, а жизнь с тобой, если ты, сделав счастливыми детей, Илью сделаешь несчастным?
— Нет, батюшка, нет! Илья любит детей, страдает без них, он думает, что возможно любить их на расстоянии, приходить к ним по выходным.
— Нам ли знать, что думают другие. Ты думаешь иначе?
— Иначе. Я считаю, что нельзя соединить меня и детей. Надо сделать выбор. Я его сделала.
— Но его не сделал Илья.
— Если я сделала выбор, Илье ничего другого не останется.
— А вдруг ты больше не выйдешь замуж, вдруг Илья твоя последняя встреча в жизни?
— И первая. Я никогда никого не любила, у меня даже парня не было, со мной никто знакомиться не хотел. Я переживала…
— Ты самолюбивая?
— Наверное. Мне хотелось замуж, очень хотелось. Чтобы всё как у всех. Муж, дети, семейные радости…
— И всё это пришло к тебе.
— Отец Леонид, вы только не смейтесь, я никому… Это наша тайна с Ильёй. Между нами ничего не было, ну, вы понимаете… Мне хотелось сберечь себя — к свадьбе. Думала, Илья не примет меня, такую, странную. А он слово дал. И — сдержал.
— Теперь ты жалеешь об этом?
— Я жалею, что всё так получилось. Вместо счастья — слёзы.
— Это легко исправить, скажи Илье «да» и вы снова вместе.
— Теперь уже я никогда этого не скажу.
— Тогда почему слёзы? Почему ты выбрала слёзы?
— Я их не выбирала! Я выбрала счастье детей и самого Ильи. Я люблю его, для меня его счастье — единственное, чего бы я хотела.
— Дарья, разберись. Ты выбрала то, что хотела, счастье Ильи, значит, и ты счастлива. Но у тебя глаза не просыхают. Почему?
— Не знаю, наверное, мне жалко…
— Себя?
— Да, отец Леонид, да! Мне жаль себя, жаль моих несбывшихся надежд, жаль маму.
— А тебе было жаль Вику?
— Было. Она славная. Илье очень повезло с женой.
— А теперь ты за неё рада? Рада, что они снова будут вместе?
— Рада. Хотя опять — слёзы…
— Разбирайся, Даша, разбирайся.
— Не могу, батюшка, помогите.
— Вот что я тебе скажу, девочка. Ты решилась на очень отчаянный поступок. Такие поступки — мера сильных людей. Но решиться — это ещё не все. Надо решиться и — выстоять. Ох, как крутить будет! Враг рода человеческого чистоты не любит, он не оставит тебя в покое, изведёт непотребными ночными мыслями, станет наскакивать со всех сторон, предлагать блестящие фантики, в которых сожаление о себе всех калибров. Поддашься, превратишься в самое несчастное существо на свете, в брюзжащую, подозрительную, желчную тётку, которой всё не так, перед которой виноват весь мир. А выстоишь — обретёшь истинную радость. Перед ней померкнет даже желанная радость, к которой ты шла всю жизнь. Слёзы… Это уже опасно, это начало борьбы. Тебе жаль себя, вот где слабое место, вот от этой печки и станет плясать враг. Он доведёт твою жалость к себе до самого последнего предела. Он будет дрессировать тебя, как пуделя в цирке. Берегись, девочка. Ещё раз хорошо подумай.
