В Поздняков - Случай на улице Капуцинов. Рассказы
— Десять лет исканий, — продолжал он, — десять лет упорного труда, бесконечных опытов, кропотливой работы над мельчайшими деталями моего аппарата, переходы от отчаяния к надежде и снова к отчаянию и, наконец, полная, безусловная победа… а затем несколько минут этого ужаса, который уничтожил, растоптал и весь мой труд и мою победу…
— Но, Сандерс, — сказал я, — ведь дело, по-моему, обстоит вовсе уже не так мрачно. Ведь ты убил, защищаясь… Иди, сознайся, — никто не сможет обвинить тебя, и твое изобретение еще больше заставит всех изумляться… Ведь более выгодной обстановки для его успеха и не придумать!..
— А клятва, торжественно данная мною в присутствии вас всех, там, в участке, в том, что бумажник и палка у меня были украдены? А бегство от полицейского? А удар сзади, зверский, подлый удар, который никак нельзя квалифицировать как самозащиту? Нет, Глисс, я плохо разбираюсь в этих делах, но знаю, что оправдание тут исключено…
— Нет, нет, ни за что, — сказала Мод, — он не вынесет этого, он погибнет в тюрьме, нет, Глисс, это немыслимо!..
* * *
Глисс замолчал… Последние вспышки углей судорожным светом метались по полу и стенам, как зарницы отдаленной грозы.
— Ну, и что же, — спросил Клей, — на этом и кончается ваша история?
— Если хотите, — да, Клей. Это был мой последний разговор с Сандерсом и его женой. Вскоре они уехали из города, и у меня нет сведений о них.
Клей встал… Вынув из кармана перчатки, он медленно натянул их на пальцы. Подошел к углу, где стояла его палка, взял ее, отыскал на столе шляпу. Затем церемонно поклонился Глиссу.
— Будьте здоровы, Глисс, — сказал он, смотря на него с жестокой усмешкой, — что же касается душевной борьбы доктора Сандерса, то я принужден прекратить ее…
— Что вы хотите сказать, Клей? — вскочил Глисс со своего кресла, чувствуя, что на него надвигается что-то громадное и… страшное.
— Ничего особенного, Глисс, — медленно проговорил Клей, — только то, что считаю необходимым избавить д-ра Сандерса от его душевной борьбы и вернуть миру его изобретение. Как это сделать — вопрос деталей. Будьте здоровы, Глисс!..
ГЛАВА 3— Доклад был слабоват… Материал, безусловно, есть, но докладчик старательно разбавил его водичкой…
— Да, это не то, что Сандерс… Помнишь его доклады?.. Каждое слово насыщено содержанием, мысль бьет, как исландский гейзер… А его парадоксы? Сравнения, блестящие, как кирасир, и меткие, как судьба!
Глисс вздрогнул и обернулся. Двое беседующих, мужчины средних лет, медленно зашли сзади него. Они уже спустились до половины марша и до выхода оставалось несколько ступеней.
— Я ума не приложу, чем объяснить ту перемену, которая произошла с ним… Он весь как-то сразу вышел в расход… Остался лишь намек какой-то на прежнее…
И говоривший, пройдя мимо отступившего в сторону Глисса, взялся за ручку выходной двери.
Глисс решился.
— Простите, — сказал он, дотрагиваясь до рукава говорившего, — вы упомянули фамилию Сандерса. У меня был приятель, доктор механики Сандерс, — я давно его ищу…
— Он самый и есть… Я бы сказал — бывший доктор механики, а сейчас — так… сплошное недоразумение…
— Может быть, вы объясните подробнее, а заодно скажете, где я могу его найти?
— Да очень просто, — здесь… Я его видел на докладе.
Глисс беспомощно оглянулся кругом, и взгляд его уперся в медленно спускающуюся с лестницы громадную, неимоверно худую фигуру. Она шла прямо на него, и у Глисса голова нагнулась сама собой и шляпа очутилась в руке…
— Здравствуй, Сандерс! — неуверенно сказал он. Сандерс равнодушно посмотрел на него, и Глисс поразился той перемене, которую претерпело его некогда прекрасное лицо. Глаза глубоко ушли в орбиты, нос заострился и, что особенно поразило Глисса, — пышные когда-то волосы влажно, как у чахоточного больного, прилипли к вискам.
— Здравствуй, Глисс, — ответил Сандерс со слабым намеком оживления в голосе.
— Вот мы и встретились! — неуверенно подобрал Глисс шаблонную фразу.
— Да, и несколько неожиданно для тебя, — усмехнулся Сандерс. — Ну, что же, пройдемся, поболтаем.
Первое время шли молча. Сандерс не обнаруживал желания начать разговор первый. Глисс же чувствовал, что общими фразами он продолжаться не может… «Спрошу его про Мод, а там видно будет», — решил он.
— Я помогу твоему интервью, — с той же усмешкой заговорил, наконец, Сандерс, — я вижу — ты мучаешься. Начнем с Мод. Сенсация номер первый: я разошелся с ней… Разошлись мы несколько недель спустя после той глупой истории… Видишь ли, Глисс, несчастие не всегда соединяет людей… В громадном количестве случаев оно развязывает самые крепкие узы, тушит самую пылкую любовь. Пламя любви прекрасно только тогда, когда на него не льют воду… Сенсация номер второй, — продолжал, помолчав, Сандерс, — я бросил мою кино-механику раз и навсегда. Почему — объяснять слишком длинно. А, впрочем, должно быть, по той же причине, по которой я в детстве однажды прекратил изготовление фейерверка, устроив небольшой, но веселенький пожар. Сенсация номер третий, — внезапно останавливаясь и оборачиваясь к Глиссу, проговорил Сандерс, — я имел удовольствие, правда, пока заочно, познакомиться с твоим приятелем Клеем.
— Он не мой приятель! — отступая и выбрасывая вперед руки, как бы защищаясь, воскликнул Глисс.
— Вот это лучше всего! — улыбнулся Сандерс. — Совсем по-ребячьи… «он не мой приятель…» Так значит, ты имеешь обыкновение рассказывать о тайнах твоих друзей первым встречным?
Сандерс положил обе руки на плечи Глисса и, медленно качая головой, смотрел ему прямо в глаза…
Случайные прохожие с удивлением оглядывались на этих двух людей, застывших в необычной для улицы позе. Стоявший на перекрестке полицейский уже сделал было два шага по направлению к ним, — ведь всего можно ожидать от неожиданно остановившихся прохожих, особенно если один из них так пристально и долго смотрит на другого.
Но руки Сандерса соскользнули с плеч Глисса, он вздохнул и полез в карман за часами.
— Уже десять, — сказал он. — Мне пора домой. Ты где живешь?
— Я остановился в гостинице «Прима».
— Ну, значит, нам с тобой по дороге… Я провожу тебя до угла Березовой аллеи… Так вот, видишь ли, Глисс, я в конце концов не сержусь на тебя… Видно, от ответа не уйти… и весь вопрос в том, как бы лучше ответить… А это я сумею… Неделю тому назад, — продолжал немного спустя Сандерс, — я получил письмо, подписанное твоим… знакомым Клеем. Он в категорической форме требует опубликования моего изобретения, грозя в противном случае донести обо всем, что произошло на Улице капуцинов. Не скрывает того, что вся эта история сообщена тобою. Тон грубый, как, наверное, груб сам этот человек… Назначает мне срок ответа послезавтра, не позднее 8 часов вечера…
— Что же ты думаешь делать? — робко спросил Глисс…
— Ну, вот и Березовая аллея, — как бы не замечая вопроса, произнес Сандерс. — Будь здоров, Глисс, — и, не подавая руки, резко повернул направо.
«Ну, а дальше что?» — думал Глисс, провожая глазами высокую, слегка сгорбленную фигуру, свинцовым шагом уходящую в мглу ночи…
— Все-таки я думал, что встреча будет тяжелее… — с облегчением вздохнул он, раздеваясь у себя в номере на ночь.
Когда утром он выходил из дверей вестибюля, портье подал ему телеграмму:
«Завтра восемь вечера вокзальная семь».
* * *
— К сожалению, сегодня я не могу угостить тебя тем милым обществом, какое ты встретил у меня в тот так памятный нам обоим день, — сказал Сандерс, встречая Глисса. — Тебе придется удовольствоваться мной и твоим приятелем, — виноват, знакомым, — Клеем. Его еще нет, — немно-го странно для человека, назначающего сроки…
Глисс оглянулся. Они находились в пустой, похожей на небольшой зал комнате. Впереди стояло три стула, а перед ними был натянут полотняный экран. В противоположном конце комнаты чернела приподнятая над полом будка, к которой вело несколько ступеней.
— Никак, я попал в кинематограф, — сказал Глисс.
— Вот именно, — кивнул головой Сандерс. — Ты сам понимаешь, что сегодня не нужно ни музыки, ни сердечных припадков. Я честно продемонстрирую твоему… знакомому Клею мое изобретение без всяких мистификаций. А вот и мой кино-механик.
Из будки вылезло взлохмаченное существо весьма неопрятного вида, и Глисс с изумлением узнал в нем Чиллепса.
— Ну, маэстро, — сказал Сандерс, — лезьте обратно в будку и приготовьте все для сеанса. Выньте углубитель, намотайте на катушку заснятый вчера фильм, — одним словом, чтобы все было в порядке. По правде сказать, — проговорил Сандерс, когда Чиллепс скрылся в будке, — бедняга был немного влюблен в Мод. Поэтому он высказал Мод свое мнение о ней, был близок к самоубийству, а затем предался мне почти всей душой. Говорю «почти», потому что оставшийся кусочек уделил вину… Музыку свою, конечно, забросил… А вот и Клей…
