Н. Синевирский - СМЕРШ (Год в стане врага)
Через час возвращаются с начальством, с разными фотографами, врачами и т. д. Открывают дверь… пусто! Трупа нет. В чем дело? Опрашивают караульных. Те ничего не знают. Повертелись, поискали и решили, что или Геббельс не был мертвым и убежал, или те, которые нашли его труп, страдают галлюцинациями. На том и разошлись.
К вечеру выяснилось следующее. Жуковцы оказались более хитрые. Они пробрались в помещение через окно и украли труп Геббельса. Сообщили в Главное Управление…
— Молодцы! — восторженно заговорил Шапиро — Это мне нравится. Настоящее социалистическое соревнование.
Я решил, что Шапиро глубоко прав. Социалистическое соревнование наиболее необходимо между смершевцами.
После обеда — отдых. Это единственное время, когда никто не работает. Оно неприкосновенно и в пражских условиях. Я тоже решил отдохнуть.
Не прошло и десяти минут, как непривычный шум заставил меня выйти на двор.
На бетонированном дворе лежал человек. Господи! Ведь это Рафальский! Это он! Нет никаких сомнений. Сколько раз я видел его в Николаевской церкви. Я всегда любовался его благообразностью: белыми волосами, белой бородой, умным и выразительным лицом.
— Умирает — проговорил майор Надворный.
— Ну и чорт с ним — отозвался майор Попов — Одним бело-бандитом меньше.
Я смотрел на залитое кровью лицо на мозги, смешанные с пылью.
Лубянка! Зачем ездить в Москву смотреть на Лубянку? Она здесь. Там люди, бросаются из окон, чтобы покончить жизнь самоубийством.
Лубянка в Праге, в Стжешовицах, на Делостжелецкой улице, в доме № 11.
Бедный старик! Коварное время обмануло его, вернее, примирило его с большевизмом. Вообще, у времени есть это неприятное свойство. И вот, Лубянка нашла этого благовидного старичка в Праге.
Какое проклятье довлеет над русским народом? Неужели он больше виновен перед Богом, чем другие народы? Почему русский народ страдает больше, чем все остальные, взятые вместе, народы? Ведь любой другой народ грешит перед лицом Господним гораздо больше, но наказаний несет несравненно меньше! Пути Твои, Господи, неисповедимы…
Мозги, смешанные с пылью, на этом холодном бетоне! За что? Только за то, что этот старик когда то родился дворянином, а может быть даже и нет. Вернее всего, за то, что любил свободу и во имя этой свободы предпочел жить вне Советского Союза. Во имя свободы он и бросился со второго этажа, чтобы покончить жизнь самоубийством.
Кровь! Кровь! Кровь!
Где ее нет? Она у нас в подвалах, она у нас по комнатам, она у нас на дворе. Мы — чекисты! Без крови нам жить нельзя. Это наша стихия.
Иоанн Грозный выкорчевывал измену. Для этого ему нужны были опричники!
Но что опричники по сравнению с чекистами? Маленькая и невинная свора собак, не больше.
Мы не носим ни собачьих голов, ни метел. Нам хватает наганов.
Управляет нами не Грозный Иоанн, а «мудрый Сталин».
Бойцы завернули тело Рафальского в одеяло и куда то унесли.
— Пойдем, Коля!
— Куда?
— В лагерь на Смихов.
— Зачем?
— Как зачем? Там полно шпионов.
Шпионы! Кто же из нас не шпион? Если считать шпионом каждого, кто не коммунист, тогда капитан Шапиро, бесспорно, прав.
— Поедем, капитан.
Лагерь военнопленных находился в здании какой то школы, около смиховского пивоваренного завода.
Началась знакомая мне картина: проверка документов, допросы, вербовка агентуры.
В шесть часов вечера мы возвратились в Стжешовице с арестованным эсэсовским генералом.
Я вышел из машины. Бойцы увели эсэсовца.
Подъехала автомашина капитана Шибайлова.
— Здорово, Коля — Шибайлов улыбался. Его пухлое, розовое лицо выражало удовлетворение только что исполненной работой.
— Узнаешь?
Я посмотрел в сторону грузного монсиньора, выходящего из машины.
— Волошин!
— Да, он самый. Ваш бывший президент.
Старик Волошин как то растерянно посмотрел в мою сторону. Навряд ли он даже видел меня. Взор его блуждал где то далеко, в неведомых краях.
Я знаю, что он всегда был только игрушкой в руках более хитрых и сильных. Эти более хитрые и сильные ускользают от чекистов, но Волошина, как пешку, они оставили рассчитываться за них.
— Куда смотришь, поп? На небо? Поздно, поздно! Нужно было раньше Богу молиться, а не политикой заниматься.
Волошин слушал Шибайлова как то безучастно.
— Ну, валяй, валяй, вот с этим бойцом в подвал. Быстрее! Волошин заторопился. Он как будто все еще не верил, что его арестовали.
— Садись, Коля. Поедем на квартиру к эсэсовскому генералу.
— Да, да. Поедем.
Шофер завел машину.
— Куда?
— Под Градчаны.
Я взглянул в сторону удаляющегося Волошина. Боец толкнул его в спину прикладом.
Эсэсовский генерал жил богато. Ковры, великолепная мебель, картины, библиотека.
Два часа мы рылись в вещах генерала. Нигде никаких документов.
Шапиро взял флакон одеколона.
— Пригодится! Пошли!
— Куда? — спросил шофер. Это было единственное известное ему русское слово.
— На Бендову улицу.
Я вспомнил про Бендову улицу. Там наша конспиративная квартира. Какой то русский эмигрант будет передавать нам секретные сведения.
В 11 часов ночи мы возвратились в дом № 11 на Делостжелецкой улице. Быстро поужинали и принялись за работу.
— Товарищ младший лейтенант! К майору Надворному.
Я медленно поднимался по ступенькам. Конец… Наверное, майор поймал кого-нибудь из моих друзей. Иначе быть не может. Зачем я нужен майору Надворному?.. Засыпали меня…
— Садитесь!
Как то отлегло. Майор был приветлив, улыбался.
— Я вам прочту акт о самоубийстве Рафальского. Вы подпишите в качестве свидетеля…
Выяснилось следующее: по поручению полковника Козакевича майор Надворный должен был допросить арестованного Рафальского; Во время допроса майор вышел в коридор, чтобы приказать дежурному принести воды.
Арестованный Рафальский воспользовался случаем: открыл окно и прыгнул вниз, на бетонированный двор. Арестованный Рафальский разбил себе голову, сломал правую руку. Через десять минут после случившегося — умер…
Я подписался.
— Спасибо! До свидания!..
Капитан Шапиро допрашивал эсэсовского генерала. Я переводил его личные документы.
— Товарищ младший лейтенант! К капитану Степанову — доложил связной.
— Передайте капитану Степанову, что я занят.
— Есть. Передать, что вы заняты.
Связной ушел.
На улице гудели моторы. Кто то приезжал, кто то уезжал. Я бросил удостоверение генерала и зашагал по комнате.
Если все затянется надолго, я сойду с ума. Бежать? Можно. Но я должен обязательно заехать в Мукачево. Там у меня целый ряд документов.
В комнату вошел капитан Шибайлов.
— Коля, на одну минутку… Я арестовал одного чеха, очень подозрительного. Его жена живет на другой квартире. Нужно узнать адрес.
— Дежурный, вызовите Скживанека.
Открылась дверь. В теином подвале жались друг к другу арестованные. Их было так много, что не было места сидеть. Они стояли.
— Скживанек!
— Зде.
— Выходи!
Капитан записал адрес жены Скживанека…
Я возвратился к себе в комнату.
Капитан Шибайлов поехал арестовывать жену Скживанека.
Я возвратился к себе в комнату.
Не могу больше! Нет сил! Все мне кажется таким странным и непонятным, словно я не в реальной действительности, а в кошмарном, кровавом сне.
Надо раздеться… Зачем? Все равно, от этого легче не станет.
Внизу в подвалах стоят арестованные, на улице гудят моторы. Кто то ругается. На дворе, в пыли, лежит Рафальский. Мозги, смешанные с пылью.
— Ты, генерал, не ври! — допрашивает Шапиро эсэсовца. А теперь бьет его… Все ерунда.
Но мозги, смешанные с пылью — не ерунда. Нет, это результат человеческого мракобесия. Кого обвинять? Некого! Себя? За что? За то, что родился? Но я в том не виноват.
Спать надо! Философия всегда доводит до чортиков. Кому, вообще, нужна философия? Смершевцам? Зачем? Они великолепно обходятся и без нее…
Шапиро — подлец. Знает, что я спать хочу. Так нет, вместо, того, чтобы работать потише, он кричит, как сумасшедший Да ведь он и есть сумасшедший. Все мы сумасшедшие. Кто из нас в состоянии улыбнуться чистосердечно, как улыбаются дети? Никто… Что я хотел вспомнить?.. Да! Я подписал акт о самоубийстве Рафальского. Прочь все мысли! Прочь, прочь! Три часа ночи. Что делать, как уснуть.
— Du bist kein General, du bist подлец..
Шапиро не только подлец, но и хам. Если он не жалеет меня, то хоть бы пожалел себя. Ведь ночь, глубокая ночь! Спать надо… Что делает Волошин? Богу молится? Поздно.
Смерть… Кровь… Мозги, смешанные с пылью…
Сегодня 14-е мая. Полный расцвет весны. Я рад, что капитан Шапиро «плюнул» на работу и занялся грабежом. Как все просто в наших условиях! Все двери открыты. Никто не решается рта разинуть, чтобы сказать слово протеста.
