Максим Оськин - История Первой мировой войны
Но неужели же немцы и впрямь на полном серьезе полагали, что Англия останется нейтральной? В таком случае следует признать, что кайзер определенно находился под влиянием Большого Генерального штаба, сосредоточившего свой интеллектуальный потенциал на подготовке сухопутной войны: «План Шлиффена» должен был оправдать себя на континенте. Ход войны покажет, что без Великобритании победа Антанты была бы невозможна. То есть позиция Англии в канун развязывания мировой бойни и впрямь была ключевой, так как ее географическое положение всегда позволяло играть на противоречиях континентальных блоков.
Слабая надежда Германии на британское невмешательство давала практически стопроцентную гарантию на выигрыш войны посредством блицкрига. Другое дело, что сама эта война носила на себе отчетливый отпечаток англо-германского соперничества, и потому такая надежда была просто-напросто бессмысленной и наивной. Соперничество на морях в борьбе за колонии и мировую торговлю было слишком бескомпромиссным и жестоким, чтобы позволить ведущим государствам противоборствовавших военно-политических блоков не скрестить друг с другом оружия в непосредственной схватке. После краха своих континентальных союзников в англо-германском противостоянии Великобритания была обречена – рано или поздно.
Тем не менее английское правительство не желало дать немцам и одного шанса на отсрочку развязывания войны, поэтому англичане и выжидали начала войны, чтобы только тогда заявить о своей истинной позиции, которая и не могла быть иной. Сам характер англо-французских соглашений и англо-германского противоборства говорил о том, что Великобритания не останется в стороне от общеевропейской войны. Опыт международных отношений 1910-1913 годов, политических кризисов, военных переговоров также свидетельствовал о твердом намерении англичан поддержать Антанту не только словом, но и делом.
Итак, война была решена во всех столицах, хотя бы уже только потому, что бессмертное «чеховское ружье», которое должно было в обязательном порядке выстрелить в последнем акте, было давным-давно повешено на стену и заряжено. Оставалось лишь обвинить противника в агрессии, чтобы обеспечить себе поддержку собственной нации. И здесь главный упор со стороны немцев был сделан на факт официального объявления мобилизации в России, хотя, как уже отмечалось, в самой Германии фактически приступили к мобилизации еще раньше русских.
Как указывалось выше, предмобилизационный период был объявлен в Российской империи 13 июля, с началом австрийской мобилизации против Сербии. От скорости мобилизации зависят скорость сосредоточения армейских группировок на государственной границе и скорость вступления войск в боевые действия. Чрезвычайная скорость мобилизации, предпринятая всеми государствами, втянувшимися в Первую мировую войну в первые же дни, явилась следствием характера предстоящей войны – расчета на блицкриг и недолговременность военных действий, проводимых до полной победы. Б. М. Шапошников говорит: «Стратегия сокрушения требовала быстрого изготовления возможно большего числа боевых сил, быстрого их сосредоточения и почти одновременного введения в дело для достижения столь же быстрого и решительного успеха. Иными словами, стратегия молниеносного действия требовала и крайнего напряжения в развертывании вооруженных сил для войны. Эти требования служили отправными для мобилизации, и клались в основу всех работ в этой области. Чем больше росли армии в своем численном составе, тем более усложнялась мобилизация, и тем сильнее возрастало ее значение как акта, требующего большого напряжения сил и спокойной бесперебойной работы»[65].
Объявление предмобилизационного периода предполагало проведение в жизнь ряд тех мер, что впоследствии облегчат проведение уже самой мобилизации. К числу мер данного периода относятся такие мероприятия, как:
– подготовка железнодорожной сети к предстоящим воинским перевозкам;
– пополнение материальной части и тыловых запасов воинских подразделений до норм военного времени;
– работы по непосредственной подготовке мобилизации во всех частях войск;
– принятие надлежащих мер по усиленной охране пограничной полосы;
– возвращение частей кадровой армии из летних лагерей и командировок в места постоянного расположения;
– выдвижение кавалерии и пехотных подразделений, расположенных в приграничных районах, под видом маневров, в намеченные для прикрытия мобилизации и сосредоточения районы[66].
В течение предмобилизационного периода проводились те мероприятия, что ранее обычно проводились уже в ходе войны. Уже в это время производился частичный призыв резервистов, что фактически явилось началом общей мобилизации; скрытый перевод части кадровых войск (сосредоточенной в приграничной полосе кавалерии) на военное положение, а также их выдвижение в пограничные районы с целью прикрытия дальнейшего развертывания. Были пополнены запасы вооружения, переведен на военное положение ряд стратегических железных дорог, усиливалась пограничная охрана. Именно поэтому Б. М. Шапошников и писал впоследствии, что мобилизация на деле означает войну.
Не теряли времени и немцы. В тот же день германский военный министр генерал Э. фон Фалькенгайн также отдал необходимые распоряжения о возвращении войск из лагерей, об усилении охраны железных дорог, о производстве закупок зерна в районах сосредоточения армий. В последующие дни эти мероприятия дополнялись новыми, присущими предмобилизационному периоду распоряжениями, вплоть до призыва части резервистов – особенно в приграничных областях и крепостных районах. В итоге к моменту официального объявления мобилизации германская армия уже была готова к проведению первых приграничных операций. На границе с Бельгией и Люксембургом уже были сосредоточены войска, предназначенные для оккупации Люксембурга (4-й кавалерийский корпус) и для захвата бельгийской крепости Льеж (1-й кавалерийский корпус и шесть пехотных бригад), прикрывавшей переправы через реку Маас, что были необходимы для движения основной германской группировки ударного правого крыла.
Мобилизация и сосредоточение русских войск вдоль западной границы прикрывались двенадцатью кавалерийскими дивизиями и пограничными частями. По окончании мобилизации (нельзя забывать, что полностью русская армия отмобилизовывалась на шестидесятый день со дня объявления мобилизации (львиная доля – на сороковой день), а потому нижеприведенные цифры русской военной мощи отнюдь не являются приводимыми к моменту первых операций на Восточном фронте) русская Действующая армия имела в своем составе:
1. Перволинейные войска: семьдесят пехотных дивизий и восемнадцать стрелковых бригад, сведенные в тридцать семь армейских корпусов; двадцать четыре кавалерийские дивизии, восемь отдельных конных бригад.
2. Второочередные войска: тридцать пять пехотных дивизий, большое число казачьих отдельных полков и сотен 2-й и 3-й очереди, составивших корпусную и дивизионную конницу в составе армейских корпусов.
Главную ударную мощь русской Действующей армии, которая, по замыслу русского военно-политического руководства, должна была в короткие сроки решить судьбу войны победой, составляли как раз вот эти перволинейные части. Это – кадровая армия мирного времени, разбавленная обученным запасом. Именно этими людьми русский Генеральный штаб предполагал выиграть войну, совершенно не рассчитывая ни на досрочные призывы новобранцев, ни тем более на ополчение 2-го разряда, к чему придется прибегнуть в 1915-1916 годах. Поэтому-то в Российской империи и не проводилось идеологической подготовки к войне, так как считалось, что и наличных войск, обученных в мирное время, будет более чем достаточно для достижения победы.
Подобные же заблуждения были свойственны всем воюющим государствам. Однако в Германии и Франции все население в моральном отношении готовилось к вооруженному противоборству и потому адекватно воспринимало дополнительные тяготы военного времени, когда выяснилось, что война непредвиденно затягивается, то есть воспринимало как должное. В свою очередь высокопатриотичное население Великобритании, где военному министерству придется создавать массовую армию, также было готово к Большой европейской войне. И только в России, где малограмотность и незаинтересованность политикой со стороны львиной доли населения страны накладывались на громадные расстояния и вековую неприязнь к государственной власти, массовое сознание не было готово к тяжелой войне. Примерно то же положение вещей существовало и в Австро-Венгрии, раскалываемой национальными конфликтами немцев и славян, Транслейтании и Цислейтании, католиков и протестантов и проч.
Именно поэтому для русских и австрийцев наиболее было свойственно решить исход войны одним кровопролитнейшим, но недолгим во временном отношении ударом не в силу экономического потенциала, но еще и в силу ставки исключительно на перволинейные войска. Таким образом, в России влитые в действующие части унтер-офицеры запаса в силу заполнения унтер-офицерских вакансий ставились в строй рядовыми, а второочередные дивизии в первое время, как правило, использовались в качестве войск прикрытия растянувшихся коммуникаций и гарнизонов крепостных районов. Участник войны писал: «…царская армия… представляла из себя подлинно цвет России. В армию отбиралось все самое здоровое, все самое лучшее и в возрасте, когда мужик не успел еще закоснеть ни физически, ни умственно. Царская армия была поистине самым лучшим, что могла дать Россия. Это, мне кажется, имеет куда большее значение, нежели кадровое офицерство и “блестящее обучение” солдат. Но есть еще одно: начало войны ознаменовалось необычайным подъемом. Не приходится ли кое-что и на счет этого подъема? Сытые, здоровые, воодушевленные войска, состоящие из цвета нации, какими они были в первые месяцы войны… не ударили бы в грязь лицом»[67].
