Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 1
Но нельзя ведь отрицать того, что люди научаются постижению фактов с помощью понятий точно тогда, точно так, точно там, как они усваивают слова, т. е. в процессе усвоения родной речи, начинающемся в детские годы, причем более тонкие и технические обороты и выражения появляются сравнительно поздно. Но это значит, что понятия передаются человеческому индивиду точно таким же образом, как и слова. Не следует понимать этого так, будто индивид абсолютно связан и зависим от этой передачи; наоборот, он сумеет образовать новые постижения с помощью понятий, как сумеет создать и новые значения слов – впрочем, обе эти операции обыкновенно идут параллельно друг другу. Но опыт показывает, что эта лингвистическая и логическая активность играет пропорционально ничтожную роль по сравнению с соответствующей восприимчивостью: ни один мыслитель не пользуется исключительно новыми выражениями и точно также никто не мыслит с помощью исключительно новых понятий. Но даже и тогда, когда мыслитель вводит новые понятия, его мышление, прежде чем он дошел до них (а, значит, и тот процесс мышления, с помощью которого он до них дошел), должно было совершаться в форме традиционно переданных понятий – во всяком случае неизвестно ничего о таких вундеркиндах, которые выработали бы новую научную или философскую терминологию раньше, чем они научились родной речи.
А если это так – вряд ли читатель испытывает так остро банальность этих самоочевидных замечаний, чем испытывает ее сам автор – то, значит, все мы связаны с традиционными понятиями, желаем ли мы этого или нет. Свобода наша касается лишь вопроса, признаем ли мы это положение вещей и, если мы его признаем, желаем ли мы внести необходимые поправки в традиционные понятия, или нет. А так как упорное сознательное хранение традиций ничем, в смысла результата, не отличается от такого же упорного бессознательного хранения ее, то мы, в конце концов, можем сказать: по отношению к традиционным формам постижения фактов с помощью понятий мы не имеем перед собой выбора между принятием и нововведением, а между критическим и некритическим принятием. И вот, на мой взгляд, несомненно, что за тем мнимым радикализмом, который будто бы порывает с традицией и желает вернуться непосредственно к фактам опыта, постоянно скрывается в действительности некритическое принятие традиционных форм постижения с помощью понятий. Ведь ясно, что и у этих радикалов должны быть какие-нибудь мысли насчет фактов; но мысли эти не свалились с неба, значит они или взяты из самой традиции, или образованы из традиционных исходных пунктов, так что, следовательно, во всяком случае имела место рецепция старого. Но эта рецепция не могла быть кри тической, ибо мыслители, о которых идет здесь речь, так плохо сознают наличность ее, что они, наоборот, говорят, будто они высказывают только факты, ничего не признают, кроме «чистого опыта» и пр. Остается, значит, только признать, что в основе их мышления лежит (или что ему предшествовала) некритическая рецепция традиционных понятий.
2) В противоположность к разобранным сейчас направлениям мы становимся решительно на точку зрения критической рецепции. Но прежде чем мы определим точнее, в чем заключается здесь критика, мы должны еще разъяснить раньше, откуда берутся те понятия и идеи, которые должны быть реципированы и преобразованы. На основании разъяснений предыдущих параграфов можно было бы подумать, что их следует постоянно брать непосредственно из практической жизни и частных наук и затем перерабатывать далее для устранения заключающихся в них противоречий. Но это было бы чисто схематическое изображение дела, которое бы соответствовало действительности лишь тогда, когда приходилось бы строить заново все учение о мировоззрении. Ведь только в таком случае понятия, над которыми мы оперируем и которые подлежат критике, могли бы иметь своим источником указанные выше две области. Но подобное самоограничение, подобное стремление довольствоваться только понятиями, имеющими такое происхождение, прикрывало бы опять-таки некритическую рецепцию по отношению ко всем специфически космотеоретическим понятиям. Не следует думать, будто мы сможем избавиться от подробного рассмотрения философской традиции, если мы примем за исходные пункты наряду с «голыми фактами» также и «положительные науки». Ведь при обработке этих данных мы не могли бы обойтись и без специфически фило софских понятий; а если бы мы не проанализировали их предварительно самым тщательным образом, то мы бы оказались критически безоружными по отношению к ним. Сведущие люди отлично знают, как часто это действительно случается с специалистами-учеными, когда они начинают философствовать.
Итак, ничего с этим не поделаешь: учение о мировоззрении предполагает в любой данный момент свою собственную историю в ее основных чертах, как исходный пункт; оно должно проследить судьбы своих проблем, начиная от первых противоречий, в которых запутываются понятия практической жизни и частных наук, через все те формы, с помощью которых космотеория пыталась сама избавиться от этих противоречий, вплоть до их настоящего состояния; и только тогда, когда она сможет указать и здесь на противоречия в космотеоретических понятиях – независимо от того, будут ли это противоречия космотеоретических понятий между собой, или с понятиями частных наук или практики – только тогда начинается ее собственная работа. Только таким образом намечается однозначным образом задача и цель самой этой работы.
3) Ведь теперь-то и подымается вопрос: как собственно следует представлять себе то устранение противоречий, на которое мы указали как на истинное разрешение космотеоретических проблем? Иными словами: в чем собственно заключается по существу постулируемая нами критическая рецепция традиционных понятий? На это, согласно всему предыдущему, мы должны ответить следующим образом: в том, что понятия эти преобразуются таким образом, что, с одной стороны, они остаются пригодными для отображения фактов и что, с другой, устраняются существующая между ними противоречия.
Этот ответ естественно вытекает из всего предыдущего нашего изложения. Но, может быть, будет небесполезно рассмотреть несколько подробнее его предпосылки и вытекающие из нее следствия. Во-первых, надо разъяснить еще вопрос о возможности всей этой операции. Возможность эта основывается на том, что первоначальное, происходящее в практических или частнонаучных целях, образование понятий не свободно обыкновенно от случайностей. Понятия самого различного значения и калибра могут отображать факты с одинаковым успехом с точки зрения соответствующего интереса. И так как на этой стадии развития принимается в расчет только указанный интерес, то чаще всего довольно случайные обстоятельства будут решать, ка-кая из этих возможностей осуществится. Благодаря этому такие первичные понятия будут обыкновенно заключать в себе больше, чем это требуется для простого отображения фактов. В отдельных дисциплинах влияния этих логических излишков совсем не будет ощущаться; но именно они-то и приведут к упомянутым неоднократно противоречиям в случае конфликта различных наук. Поэтому космотеоретическое преобразование понятий должно будет заключаться по существу в устранении этих излишков: оно оставит в них все то, что безусловно необходимо для удовлетворения научных интересов; но оно отбросит все то сверхсметное, что должно иметь результатом одностороннюю картину вещей. По-моему, важно далее то, что только такая двоякая определенность процесса преобразования создает возможность однозначных решений космотеоретических проблем. Ведь само по себе ясно, что один и тот же факт допускает бесконечное множество логических пониманий его, и что следовательно, опыт допускает бесчисленные мировоззрения. Ведь одного и того же человека можно назвать безразлично французом или вором, карликом или парижанином, счетчиком или парикмахерским подмастерьем, и было бы бессмысленно спорить по поводу того, что он собственно такое из всех этих квалификаций. Точно также и совокупность опыта может быть изображена с помощью бесчисленного множества систем мыслей, причем нелепо было бы спорить об оправдании этих систем. Фактическое положение философии не многим отличается от изображенного здесь. Один мыслитель строит такую-то систему, другой – другую; и каждый уверяет, что его система является единственной, оправдываемой фактами. Но для научной деятельности здесь остается мало места. Ведь раз заранее известно, что действительность может быть понята с помощью самых различных мыслей, то собственно здесь не имеется никакого научного вопроса; ответ здесь никогда не может быть проверен: правильным может быть один ответ, но точно также и другой.
Совсем иначе обстоит дело, если исходить из наших посылок. Здесь даны для разрешения космотеоретических проблем два критерия, и, так как исследование может исходить сперва лишь от одного из них, то согласие с другим играет роль проверки. Если нам дана теория, которая устраняет традиционные противоречия, то для проверки ее служит доказательство адекватности фактам. Если дана теория, которая, по-видимому, адекватна фактам, то мы ее проверяем, показав, что она устраняет также противоречия. Мы в своей работе будем пользоваться обоими этими путями, но обыкновенно вторым: сперва мы развернем цепь существующих противоречий; затем мы будем искать соответствующей фактам логической концепции, и, наконец, мы покажем, что эта концепция устраняет вышеуказанные противоречия. При этом мы не ограничимся тем, что покажем, как устраняются в каждом отдельном случае противоречия последней космотеоретической фазы развития; мы должны будем, наоборот, обозревши всю историю проблемы, показать, поскольку была правомерна каждая попытка разрешения ее и поскольку она заключала в себе элементы, которые, с одной стороны, не были необходимы для отображения фактов, а, с другой, давали повод к возникновению противоречий. И поэтому мы будем считать какую-нибудь теорию проверенным решением какой-нибудь космотеоретической проблемы лишь тогда, когда она не только даст нам правильное умственное отображение фактов, но и явится синтезом правомерных элементов всех попыток решения. Таким образом мы возвращаемся к известному тезису Гегеля, что прежние системы бывают «сняты» (aufgehoben) в позднейших системах в том «двояком смысле» этого слова11, по которому оно означает как сохранение, так и уничтожение. Ведь12«в этомто и заключается истинное значение… подавшего повод к столь частым недоразумениям опровержения какойнибудь философской системы другой системой»: «подобно тому, как принимают, что все философские системы опровергнуты», подобно тому должно «в то же время сказать, что ни одна философская система не опровергнута». Ибо «опровержение какой-нибудь системы имеешь лишь тот смысл, что перейдены ее границы, и что определенный принцип ее опустился до степени идеального момента». Таким образом13, «последняя по времени система… есть результат всех предшествую щих систем и должна поэтому содержать в себе принципы всех этих систем».
