Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1995 год
Оказалось, деревня Гроро находилась всего в нескольких шагах от нас. Десятка два хижин, обнесенных изгородью из колючек, были настолько низкими, что буквально сливались с желтой саванной.
Позднее я нигде не мог найти название домов самбуру. У разных народов есть точные названия жилища: тукуль, яранга, изба, юрта. А тут перед моими глазами были совершенно непонятные сооружения: не то маленькие копешки, не то коробки, склеенные, связанные из кусков коры, дерева, каких-то тряпок. Настоящее убежище кочевника, доходившее мне до пояса. Позже в справочнике я прочел, что «у масаи и самбуру преобладают эллиптические постройки высотой до 1,2 метра». Мне бы хотелось, чтобы автор этих строк пожил в такой «постройке». Он, несомненно, живо дополнил бы свое описание личным — и нелегким — опытом...
Каркас стен самбуру плетут из веток, который крепят на столбах — перекладинах. Затем этот каркас покрывают сухой травой и обмазывают кизяком, не оставляя в жилище ни единого отверстия, кроме низкой двери.
Хижины стояли близко друг от друга, образуя замкнутый круг, куда и привел нас через узкий проход в изгороди человек с палкой, державшийся с односельчанами, как начальник.
И колючая изгородь, и плотно сдвинутые в круг жилища — все это было сделано для защиты скота от диких зверей. На свободную площадку между хижинами сгонялись на ночь козы и овцы, чтобы их не сожрали львы и гиены.
Сейчас на деревенской площади собралось все население деревни от мала до велика. Многие мужчины были с палками в руках, а некоторые, стоящие у забора, держали наготове луки — это были охранники. Детишки бегали голыми, а самыми нарядными, конечно, были женщины. Все — завернутые в яркие ткани, украшенные бусами и браслетами.
Они уже, наверное, долго томились здесь на солнцепеке в ожидании нашего приезда. Как только мы ступили на площадку, вся сцена пришла в движение: женщины что-то монотонно запели, пританцовывая в такт мелодии.
Это действо явно повторялось для каждой группы туристов, и, естественно, жителям деревни надоело до смерти. Но, что поделаешь, деньги уже заплачены, значит надо отрабатывать. Единственно, кто искренне веселился и радовался нашему приезду, так это ребятня.
После танцев они вместе со своими матерями быстренько разобрали дорогих гостей и пригласили зайти в хижины. Мало кто согласился на это: некоторым, кто потолще, было просто не пролезть в узкие дверцы. Я достался жене вождя, того самого энергичного самбуру с палкой. Она взяла меня за руку и подвела к одному из жилищ под большим деревом. Я согнулся в три погибели, и почти на четвереньках вполз-таки внутрь хижины и обнаружил, что это малая жилплощадь еще поделена перегородками на три части: в одной помещалась кухня и ягнята, а жилая часть состояла из женской и мужской половины. Когда глаза привыкли к полумраку, я разглядел кухонную утварь. На скамеечке резали лук и какие-то овощи, в висящих на стене бурдюках, возможно, хранилось молоко, а может быть, даже кровь, которую собирают из проколотой на шее животного яремной вены, добавляют в молоко, и пьют этот целебный напиток, тем более, что воды-то зачастую просто нет.
На полу хижины у сложенного из камней очага лежала больная женщина, кормящая грудью ребенка. Дочь вождя стала предлагать мне разные поделки: бусы, деревянные фигурки, даже куклы. Я выбрал маленькую калебасу из высушенной тыквы, дав девочке сто шиллингов. Этот сосуд для воды я привез в музей нашего журнала, как памятный сувенир о деревушке самбуру.
В жилище самбуру было еще более жарко и душно, чем на улице, и я быстро пополз к выходу. Около дерева в кругу, обрамленном колючками, где обычно собирается совет старейшин, сидели вождь с палкой и еще один местный джентльмен в городской одежде, состоящей из майки с нарисованными на груди пальмами, длинных черных брюк и сандалий на босу ногу. На голове у него красовалось зеленое кепи с большим козырьком.
Это был здешний учитель по имени Инас Морис, обучающий детишек в небольшом сарайчике, находящемся неподалеку от деревни.
Вот там-то, за деревней, но в другом, более просторном помещении живут около месяца юноши, где под надзором старейшин и уважаемых женщин проходят обряд инициации, где молодежь также знакомится с законами и историей племени. Как все это происходит? Об этом и пошла беседа.
Мы сидим в кругу старейшин, а вождь и учитель, дополняя друг друга, повествуют о жестких правилах, которым подчиняется вся жизнь самбуру, начиная с самого малого возраста, о ритуале инициации.
— Мы не делим землю. Весь мир — наш дом. Но мы — «владельцы белых коз» — так мы себя называем, и должны уважать традиции своего племени.
— Главное — нканюит, почтение к старикам и послушание. Кто не стремится к почету, не хочет стать старейшиной и не имеет скота — тот никто.
— Поэтому молодых надо обучать нашим обычаям. Все в племени делятся на три возрастные группы: юноши, воины, старейшины. Приблизительно раз в восемь лет наступает время э-муратаре — время обрезания, которому подвергают подростка лет в 12-14.
— Это у нас самый важный праздник. Юноши ожидают момента обрезания в темноте, в том самом большом доме за школой. Старейшины с ними беседуют о доблести самбуру, а женщины приносят белые покрывала, символизирующие чистоту, и повязывают их у пояса каждого юноши. Головы всем бреют и раскрашивают яркой охрой. Перед самим обрезанием они получают наполненные водой калебасы для омовения.
— Во время обрезания все громко поют песни, чтобы выгнать из тела страх и внушить мужество новым воинам. Хотя отцы волнуются, а матери кричат и плачут, но у посвящаемого в воины не должны дрогнуть даже веки. Кто сморщится от боли, закричит или заплачет, когда его режет мбае — острый нож, тот не только навлечет страшный позор на свою семью, но и никогда не станет воином. Но такого у самбуру не бывает — в нашем языке нет слова «боль».
— И вот юноша становится на многие годы воином-мораном. А воин должен быть сильным, смелым, полным достоинства. У нас говорят, что мораны, как птицы, — ищут добычу в колючих зарослях. Они живут на отшибе от деревни, перегоняют скот в поисках корма, защищая его от зверей и воров. Поэтому ходят всегда вооруженные копьями и луком. Для морана дело доблести убить льва, браконьера или даже угнать овец у крестьян-земледельцев. На то они и воины!
Но воины должны быть и красивыми. Поэтому мораны отпускают длинные волосы, заплетают их в десятки косичек и смазывают коровьим жиром. Часами они раскрашивают лицо и все тело оранжевой охрой перед карманным зеркальцем, украшают себя пестрыми бусами, вдевают в уши серьги, чтобы понравиться незамужним девушкам, которые по традиции все принадлежат им, дело воина взять себе по душе. Но ни один воин не сядет есть с женщиной. Это ему разрешается после женитьбы, когда он становится старейшиной.
Невеста тоже должна пройти обряд обрезания перед свадьбой, лишь тогда она считается порядочной и непорочной. И ни одна девушка не противится этому, так как иначе не сможет стать женой, а значит, у нее не будет скота! А ведь иметь корову для самбуру — самое заветное желание.
— Жених выкупает невесту у отца за пять — семь голов скота. Три дня справляется свадьба, и все три дня невеста и жених не разговаривают друг с другом. Они и позже даже не касаются друг друга — это неуважение. Кровь быка, которую мужчины пьют еще горячей, завершает свадебное торжество . День спустя невеста покидает родной дом, нарядная, одетая в красную, выделанную и выкрашенную кожу козы, увешанная украшениями. Она следует в деревню мужа, прихватив с собой кое-какие пожитки.
Но она еще долго будет жить в доме свекрови и во всем ее слушать. Лишь став взрослой (ведь она выходит замуж лет в двенадцать), женщина строит свой собственный дом и садится впервые за один стол с мужем, чтобы разделить с ним трапезу.
Но это когда воин становится старейшиной, примерно в возрасте тридцати лет. Он теперь вершит правосудие, разрешает споры, семейные и племенные проблемы. И конечно же, сможет позволить себе распить бутылочку пива и послушать радио. Он будет жить жизнью, которая, как говорят самбуру, пахнет жиром, молоком и дымом.
Беседа окончена, хозяева уже устали от гостей, да и нас изрядно припекло африканское солнышко. Я в последний раз оглядываю деревушку: купаются куры в пыли на площади, детишки куда-то тащат козу, женщина с ребенком на руках застыла у своей хижины. Да, это не яркие картинки из альбомов — это подлинная жизнь самбуру-кочевников, тяжкая и неприглядная. Наверное, правильнее сказать — для нас, приезжих чужаков. Но для гордого народа воинов-бабочек — это свобода и жизнь, которую они ни на что не хотят менять.
Кения
В. Лебедев, наш спец. корр.
