Эрих Баслей - Метод Вильяма Д. Харта. Почти доктор
– Зовите меня просто Вильям. Насколько мне известно, у вас и раньше были какие-то проблемы. Вы уже обращались в нашу больницу и прошли двухнедельный курс терапии у одного из врачей.
– Да, все верно. Это как раз касается моей проблемы, только тогда она не была столь невыносимой. Пройденная в тот раз терапия на пять месяцев спасла меня от моей фобии.
– Что ж, раз вы оказались у меня, значит, видимо, второй курс терапии не был столь удачным?
– Его не было в принципе. Кроме вашей лечебницы я больше никуда не обращался за помощью. А как только позвонил, чтобы записаться повторно, меня сразу направили к вам. По существу, моя фобия должна была пройти после той терапии. Мне пояснили, если она осталась после первого курса лечения, то второй, скорее всего, вообще не даст результатов. Либо они будут кратковременными.
После небольшого молчания Томас продолжил, Вильям не стал его перебивать, так как понимал, что людям необходимо давать высказаться. Впоследствии сказанное ими могло иметь очень важное значение.
– Знаете, я вообще никогда ни на что не жаловался. У меня была перспективная работа в одной очень крупной риелторской компании, здоровье не подводило… Как будто кто-то наслал какое-то проклятье.
– Томас, – решил все-таки вмешаться Харт, – расскажите мне о своей фобии.
Даже в тусклом свете, который окутывал кабинет, было видно, что мистеру Клину было весьма непросто перейти к сути визита.
– Если не вдаваться в подробности, брать во внимание только главное, – он говорил медленно, обдумывая каждое свое слово, – я не могу видеть день. Раньше мне всегда нравилось утро, светлые солнечные дни. Потом, где-то год назад, я начал замечать, что мне некомфортно в светлое время суток, и чем дальше, тем хуже.
К концу предложения голос Клина немного начал дрожать, а глаза забегали в поисках объекта, который смог бы его отвлечь и тем самым придать сил для продолжения беседы.
– В конце концов я потерял сон, думая о том, что завтра меня встретят лучи очередного рассвета. Мне пришлось закрываться от полуденного света, нормально я себя чувствовал только к вечеру, разумеется – ночью, а также в пасмурные дни. Это все продолжается и сейчас. Из-за своей «аллергии» на солнце мне пришлось уволиться с работы, и сейчас я зарабатываю, торгуя экскурсионными буклетами в ночную смену.
Он замолчал. Нетрудно было ощутить его переживания по поводу стольких навалившихся в один миг неудач. К тому же по молодому человеку было прекрасно видно, что у него нет объяснения тому, что с ним происходит. А такое отсутствие причины воспринимается человеком еще тяжелее. Раньше у Томаса, исходя из его рассказа, было все и было к чему стремиться. Он потерял это, но не из-за лени, не из-за пристрастия к выпивке – его успешную жизнь нормального человека забрало расстройство психики. Оно не похоже ни на головную боль, ни на кашель, таблетками данную ситуацию не изменить. Конечно, Томас мог подсесть на сильные успокоительные, даже наркотики, и в конечном счете попасть в наркодиспансер или в одну из психлечебниц в качестве «овоща». Но он пытается с проблемой жить и бороться, а это позиция сильного человека.
Вильям решил прервать затянувшуюся паузу и, встав с кресла, чтобы немного пройтись, спросил:
– Что ж, тогда, наверное, нам стоит приступить к вашему лечению. Сегодня проведем диагностику. Скажите, когда будете готовы.
– Думаю, я готов, мистер Харт, то есть Вильям, только что мне нужно делать?
– Просто расслабьтесь, – ответил Харт и снова сел в кресло, пристально всматриваясь в своего пациента.
Томас явно хотел, но не успел спросить, почему Вильям так сосредоточенно смотрит на него. Его тело обмякло, а голова откинулась на спинку кресла, которая ее зафиксировала. Вильям вплотную придвинул свое кресло и подстраховал тело Томаса двумя ремнями, чтобы тот случайно не съехал со своего места. После этого Харт и сам ушел в нечто, напоминающее сон, – в мир бессознательного Тома Клина.
* * *Если бы кто-то сейчас зашел в кабинет, то увидел бы двух «спящих» молодых людей. Хотя на самом деле проводилась очень непростая операция. Это что-то сродни хирургическому осмотру, а впоследствии, может, даже и вмешательству. Только не в деятельность внутренних органов пациента, а в деятельность его внутреннего мира. В какой-то степени это можно было назвать душевной хирургией.
* * *В один миг Харт оказался внутри достаточно уютно обставленного дома. Да, это однозначно был именно дом. Одноэтажная постройка с выходом в открытый мир воображения… Сколько же таких вот домов, квартир, замков и даже перевозных фургончиков он уже посетил! То место, в которое попал Вильям, и являлось бессознательным Томаса. За его пределы выходить нельзя, ничего менять просто так – нельзя. Это самые главные правила, которыми следует руководствоваться, если вы находитесь во внутреннем мире другого человека и при этом не хотите ему навредить.
Убранство первой комнаты в целом наводило на мысль о том, что здесь проживает очень аккуратная пожилая женщина (во внешнем мире, скорее всего, так бы оно и было). Вильям решил начать именно с этого помещения. Была вероятность, что осмотр других мог и не понадобиться, по крайней мере для того, чтобы поставить диагноз. В общем, оставалось самое «простое» – найти ту деталь, которая мучила Томаса. Вильям достал из небольшого синего матерчатого мешка блокнот и ручку. Конечно, он не мог принести с собой ни в свое, ни в чье-то бессознательное какие-то вещи из внешнего мира. При нем находился этот небольшой мешок со шнурками, который олицетворял материализованное воображение Харта в компактном виде. Вильяму стоило лишь пожелать что-то и сконцентрироваться на этом, и все необходимое появлялось в мешке. Блокнот и ручка в данном случае являлись лишь материализованными элементами его памяти: все записи, которые он делал, находясь во внутреннем мире пациента, прочно закреплялись в ней. После завершения сеанса он, если считал нужным, мог перенести свои пометки в обычный блокнот, чтобы со временем ничего не забыть.
Вильям начал всматриваться в элементы интерьера и анализировать общую обстановку. Настолько прибранной комнаты он не мог припомнить за всю свою практику. В бессознательном может быть порядок, а может быть и полный хаос в плане расположения вещей, но, главное, в любом случае все эти вещи лежат на своих, определенных местах. Обои были светлые. В центре зала стоял старенький, потертый, но очень подходящий к обстановке диван. Около него на деревянном столе лежало несколько книг – детективы, приключения, вроде бы ничего драматичного. Предпочтения в плане чтения у Клина были весьма заурядные. Бессознательное, конечно, не могло показать все книги, которые прочитал Томас, – в нем присутствовало лишь то, что произвело сильное впечатление. Конечно, со временем любое впечатление тускнеет или даже забывается. Но это касается уже сознательного, оно обладает прекрасной способностью избавляться от нужного и ненужного. В мире бессознательного же этим книгам ничего не угрожало.
На одной из стен висели медали: по плаванию и по шахматам. Наверное, со школьных лет, и эти награды кое-что объясняли в характере Томаса – его стремление к победе, стойкость. Рядом с медалями располагались два сертификата, точнее диплома. Судя по всему, мистер Клин получил два образования, такое не забывается.
Делая краткие записи, Вильям решил пойти дальше вдоль стены. Ему встретился деревянный шкаф со стеклянными вставками. Он не стал сильно присматриваться, но вроде бы тот был пуст. Все, что находилось в этом доме, – просто материализованные в бессознательном мгновения из жизни Томаса. Например, такой же шкаф мог стоять у его бабушки, которая прятала в нем сладкое от внука. Конечно, Харт мог порой ошибаться насчет интерпретации того или иного объекта, но главное – нельзя было ошибаться в анализе существенных деталей, имеющих значение в конкретной ситуации.
Еще раз окинув комнату взглядом, Вильям обратил внимание на электрокамин, расположенный между двумя креслами той же расцветки, что и диван. Этот предмет интерьера мог оказаться полезен для диагностики: в большинстве случаев отопление относилось к способности человека любить, сострадать, ненавидеть… Этот же электрокамин не работал, что могло говорить о фальшивости чувств, которые показывал Томас.
Интуиция была верным помощником Вильяма в работе. В этой комнате, в этом доме находились материализованные чувства, события, все яркие воспоминания из жизни мистера Клина, его характер и многое другое. И стоило немалых усилий разобрать, что к чему относилось. Поэтому без гипотез и предположений (порой ошибочных) не обойтись.
