И. Родионов - Наше преступление
Въ «Нашемъ Преступленіи», какъ въ каплѣ воды, . безъ малѣйшихъ 'прикрасъ отразилась русская народ-ная жизнь, и теперь эта книга является въ нѣкоторомъ —родѣ- ключомъ къ разгадкѣ того -ужаснаго, непоправи-маго, что на нашихъ глазахъ совершилось.
Къ-тому времени, какъ писалась эта книга, на-родъ нашъ былъ настолько развращенъ, опакощенъ и испорченъ,. что пересталъ быть народомъ — строите-лемъ, народомъ — государственникомъ, а всей своей громадой превратился въ пьяную, буйную, забывшую божескіе и человѣческіе законы, своевольную чернь, способную только къ неистовствамъ и разрушенію; на-правляющая жё его жизнь общественность русская, са-ма шедшая на поводу у всесильнаго провокатора и мо-шенника-жида, съ тупымъ самодовольствомъ и само--. мнѣніемъ дурака на свою же горемычную голову подъ видомъ либерализма, демократизма й соціализма все-мѣрно мирволила ртеіап-ка^акги
гося народа и разжигала въ немъ бунтарскіѳ и хули-ганскіе инстинкты.
Уже тогда всякому вдумчивому человѣку ясно бы-ло, что на. распущенной народной черни съ озлоблен-ной, опустошенной и огаженной душой кажущейся державной мощи Россіи надолго удержать нельзя, что въ государствѣ нашемъ хотя и были въ наличности -всѣ аттрибуты власти, но сама власть отсутствовала, что вігутри у насъ бродило гнилостное револіоціон-ное разложеніе и что всѣ устои, на которыхъ покоится всякое государство, у насъ настолько ослаблены и рас-шатаны, что при первомъ внѣшнемъ столкновеніи Рос-сія рухнетъ и, упавъ съ головокружительной высоты своего .державнаго роста, раздробится на мелісіе, жалкіе осколки.
Къ тому времени судьба уже сдѣлала намъ первое предупрежденіе въ видѣ несчастной для насъ войны съ Японіей и революціи 1905-1906 годовъ.
Но мы не вняли этому грозному предостереженію.
Жидовскій устный и печатный гвалтъ и галдежъ о «свободахъ» тогда такъ же, какъ, къ сожалѣнію, и теперь заграницей, сбивалъ съ послѣдняго толка и за-глушалъ въ слабыхъ россійскихъ головахъ даже на-чатки здраваго пониманія истинно-національныхъ на-родныхъ задачъ. , .
Даже послѣ такого показательшіго урока, какъ война съ Япопіей и первая революція, для подъема упавшаго народнаго. духа и для оздоровленія его за-смердѣвшаго быта не только ничего не было сдѣлано, а наоборотъ, всѣ усилія вольныя и невольныя, какъ бы на зло самимъ себѣ, были приложены къ тому, чтобы довести блуждавшій впотьмахъ и во злѣ народъ къ ролному провалу.
И когда передъ нимъ, потерявшимъ всякіе нрав-■ственные устои, отверзлась «смрадная бездна» въ видѣ ;коммунистическаго «рая», онъ съ бѣшеннымъ ревомъ
іринулся на дио ея. ^^^.еІап-ка2ак.ги
х •
| Тамъ онъ надѣялся обрѣсти свое счастіе. і И обрѣлъ.
' Онъ попалъ въ смѳртоносныя объятія всемірнаго вампира, потоками высасывающаго его кровь, и тепѳрь нищій, потерявшій человѣческій обликъ, лишенный да-же права свободно дышать, упавшій ниже скота, отъ голода пожирающій трупы собственныхъ дѣтей, всѣми презираемый, пи въ комъ не возбуждающій ни малѣй-шаго сожалѣнія, гибнетъ цѣлыми десятками милліо-новъ.
Было ли, случалось ли, имѣло ли мѣсто въ под-лунной что-либо хотя бы отдаленно похожее на этотъ невыразимый, безмѣрный ужасъ, отъ котораго стынетъ кровь въ жилахъ, умъ человѣческій отказывается вмѣ-стить всю гнустность содѣяннаго, языкъ не ізъ состоя-ніи найти словъ для опредѣленія всей мѣры этого сата-нинскаго злодѣянія?!
Книгу эту вспомнили. Она иужна главнымъ обра-зомъ не тому поколѣнію, которое собствещіыми руками позорно, легкомысленно и подло предало и погубило великую Россію. То поколѣніе либеральствующихъ, ка-детствующихъ, эсерствующихъ русскихъ людей рѣши-тельно ничѣмъ не образумишь и ему нѣтъ оправданія. Она нужна многострадальной, безпримѣрно-несчастной и обездоленной русской молодежи, которой великимъ жертвеннымъ трудомъ рукъ своихъ на смрадномъ гно-ищѣ придется строить новую, вѳликую и грозную. Рос-сію.
Идя на встрѣчу желанію этихъ русскихъ людей, я и приступаю къ новому седьмому изданію этой книги, ни единой буквы не измѣняя въ ѳя первоначальномъ текстѣ.
Ив. Родіоновъ.
Мартъ 1922 г.
——
Берлннъ' _
шшш.еіап-кагак.гиЯастЬ перііоя.
Надъ ыебольшимъ городкомъ, раскинувшимся съ своимъ гіредмѣстьемъ по обоимъ холмистымъ берегамъ порожистой, быстрой рѣки, солнцо свѣтило и грѣло совсѣмъ по-лѣтнему, хотя было уже 25-ое августа. Городокъ' этотъ бойкій, торговый, весь окруженный заводами и фабриками.
По улицамъ вездѣ сновалъ народъ; со стукомъ и громомъ гужомъ тянулись по неровной каменной мо-стовой телѣги съ глипой, съ горшками, съ трубами, съ мясными тушами и съ кипами писчей и оберточ-ной бумаги. , • _
Все это направлялось къ одному пункту — къ вок-залу.
Казенныхъ и частпыхъ кабаковъ тутъ на каждой улицѣ изобиліе.
Въ самомъ центрѣ городка, на соборной плоіцади у ренсковаго погреба, принадлежащаго городскому' головѣ, часа въ четыре дня стояло съ полдюжины поДводъ и толпилось съ бутылками въ рукахъ чело-' вѣкъ двадцать мужиковъ. •
— Думаешь, я забылъ про землю?.. я не забылъ, я помню... этого я тебѣ не спущу...—кричалъ въ толпѣ одинъ рыластый, широкоплечій, неуклюжій парень, грозя другому кулаками.
— Я те покажу, какъ землю отбирать, я те по-кажу... ужъ я это дѣло не оставлю... Ты меня узнаешь...
Слова эти по мужидкому обыкновенію пѳресыпа-лись непечатной бранью.
Ругавшійся парень былъ Сашка Степановъ, а при-дирался онъ къ своему односельцу и крестовому брату — Ивану Кирильеву.
Тотъ относился къ наскокамъ Сашки чрезвычайно спокойно и только разъ, когда Сашка чуть не зацѣ-пилъ его кулакомъ по іносу, очень высокій, атлети^ ческаго тѣлосложенія Кирильевъ быстро поймалъ не въ мѣру расходившагося придиру за руку и безъ всякаго усилія отшвырнулъ его на нѣсколько ша-говъ отъ себя.
— Братишка, не балуй! строго сказалъ Кирильевъ, насупивъ черныя, густыя брови на красивомъ, добро-душномъ лицѣ съ немного толстоватой нижней губой и погрозилъ огромнымъ пальцемъ.
— А што-жъ?
— А то... языкомъ болтай, а рукамъ воли не давай!
Сашка побагровѣлъ отъ злобы, но, зная необы-
чайную физическую силу ■ Ивана, пересталъ лѣзть къ нему и только въ ругательствахъ отводилъ душу.
— Да подожди, чего ты разгорячился? Земля моя? Скажи, моя земля? —допрашивалъ Иванъ.
— Твоя, а почему?..
— Постой. Я ее промутилъ1) хрестпому по своей волѣ?
— Ну по своей, а почему?..
— Разъ она моя, — продолжалъ Иванъ, перебивая Сашку, — и какъ мнѣ самому была занадобивши, я и отобралъ, потому какъ земля моя и воля моя. А ты не еъ свое дѣло носа не суй. коли тебя не спраши-ваютъ... потому какъ мы съ хрестнымъ это дѣло про-межъ ,себя по согласію порѣшили...
— А почему ты ее промутилъ шипинскому Мат-вѣю, а у насъ отобралъ? Почему?
— Вотъ чудакъ-чѳловѣкъ! Я-жъ тѳбѣ сказывалъ разъ, какъ земля моя и какъ я — ейный хозяинъ, я и промутилъ, кому хотѣлъ. Вотъ тебѣ и всь сказъ и нѳ приставай, — рѣшитѳльно заявилъ Иванъ.
Сашка отошѳлъ въ сторону, къ группѣ изъ трѳхъ парней, не переставая ругаться и грозить.
Иванъ нѳвозмутимо продолжалъ пить водку съ своякомъ Ѳомой — горькимъ пьяницей, но милымъ и обходительнымъ человѣкомъ. Малѳнькій, тщедушный, благообразный на видъ своякъ чувствовалъ себя чрезвычайно неловко передъ Иваномъ, потому что ему не ,на іЧто ,было отвѣтить родственнику угощѳ-ніемъ на угощеніе и потому неводьно подыскивалъ въ умѣ предлогъ, чѣмъ бы услужить Ивану.
— Ваня, ты послухай,што я тебѣ скажу...— впол-голоса проговорилъ онъ, украдкай кивнувъ голо-вой въ сторону Сашки и ѳго пріятѳлей.—Ты остере-гись, гляди — тутъ съ нимъ два озимовскіѳ парня, да вашъ Серега Ларивоновъ, все ребята не надежные, а озимовскіе-то первые драксуны. Какъ бы тебѣ какого худа не сдѣлали? •
— Кто? Они-то? — отвѣтилъ Иванъ нарочно такъ громко, чтобы слышали парни, и презрительно кив-нулъ на нихъ головой. Выпитая водка ужѳ оказы-вала на него свое возбуждающее дѣйствіе.—Только пущай зачнутъ, не обрадуются...
— Да нѣ-ѣ... — продолжалъ онъ, хлебнувъ изъ бу-тылки и (перѳдавая ее свояку. — Это што Сашка-то бре-шетъ, такъ все спьяна. Енъ завсегда такой, кахар-тервый... разъ лишнее выпьетъ — бѣда, сычасъ ко всѣмъ придирки... Рази это впервой?! А разъ про-спится и все евоное зло, какъ рукой сниметъ. Да мы съ имъ — дружки Христовы, и я его завсегда обо-роняю, разъ забижаютъ свои... Бѣда, какъ худо ему жить съ своими-то, — продолжалъ Иванъ, покрутивъ головой, •— и все отъ евонаго карахтера, а какъ Сте-пантъ-то — Сашкинъ отецъ — мой хрёсный и меня што
№№№.е?ап-ка2ак.ги5
сына родного жалѣетъ, ну ежели у ихъ што промежъ себя выйдетъ, Сашк'а сычасъ ко мнѣ. Я къ хрёсному, и хрёсный завсегда мою просьбу уважитъ... Завсегда... Никогда такого пе бывало, штобы хрёсиый нѳ ува-жилъ, разъ я попрошу, никогда. Енъ меня очинно жалѣетъ, хрёсный-то, прямо, што отецъ родной...
* Купленная Иваномъ сороковка подошла къ концу. Ѳома, все еще стѣсняясь, что не можетъ отблагода-рить свояка за угощеніе, конфузливо пожавъ Ивапу - руку, ушелъ, по персдъ разставаніемъ еще разъ по-совѣтовалъ ему поскорѣѳ убираться во-свояси.
