Павел Блонский - Память и мышление
Когда я подыскивал испытуемых для своих опытов, то оказалось, что не всякий годился: у некоторых почти не возникало никаких зрительных образов. Вместо последних у них фигурировали слова (мысленные названия). Поэтому их тип можно было бы назвать словесным. Но из опросов выяснилось, что дело не только во внутренней речи. Эти субъекты обычно указывали на позывы к движениям, мускульным напряжениям: «захотелось сжаться», «сильно напрягал кисть» и т. п. Пожалуй, лучше назвать этот тип более широко — моторным типом: на раздражение он реагирует не зрительным образом, а мускульным напряжением, иногда движением, почти всегда внутренним произношением слов. По-видимому, между предрасположением к реагированию зрительными образами и к реагированию мускульной гипертонией и кинезом корреляция отрицательная.
Но и предрасположенные к зрительным образам испытуемые требовали, одни в большей степени, другие в меньшей, отсутствия мускульного напряжения. Некоторые даже настаивали, чтобы экспериментатор сидел близко: «иначе приходится напрягать голос, а это мешает». Все указывали, что образы легче возникают, если лежать в очень удобной позе, в состоянии некоторого расслабления мускулов. Так же вредно влияли даже малейшее волнение, неприятность. Наконец, все испытуемые указывали на необходимость тишины: даже экспериментатор, по их мнению, должен говорить возможно меньше и тише. Таким образом, основное условие, благоприятствующее возникновению и течению зрительных образов, — мускульное расслабление, спокойствие и тишина.
Общеизвестная в жизни противоположность между созерцательностью и деятельностью ясно проявляется по отношению к образам противоположностью между мускульной и оптической реакциями. Движение и образы — антагонисты: даже у «лучших» испытуемых небольшое движение во время опытов могло аннулировать их образы. Возможно, что уничтожающее действие сильных и резких звуков на зрительные образы объясняется тем, что вследствие своеобразия ушного аппарата они производят не только акустическое, но и моторное действие на организм.
Также все испытуемые подчеркивали до известной степени автоматическое возникновение образов и свою пассивность при этом: «Лучше не стараться вызывать их, иначе хуже будет»; «Надо просто закрыть глаза и ждать: они сами придут»; «Усилие, напряжение только мешает»; «Единственная подготовка — вызвать у себя созерцательное настроение» и т. д. Интересно, что даже испытуемые моторного типа, которым в эксперименте не удавалось вызвать образы, указывали, только еще резче подчеркивая, что эти образы, если появляются у них, то обычно непроизвольно и легче всего во время глубокого и спокойного отдыха после большого утомления.
В сущности, все только что сказанное лишь подтверждает в экспериментальной обстановке тот общеизвестный факт, что у людей зрительные образы легче всего возникают, когда они близки к сонному состоянию. Наоборот, в повседневной деятельной жизни образы мало фигурируют, тогда как во сне так обычны сновидения.
Итак, вопрос, что благоприятствует течению образов, выяснен. Но что регулирует это течение? Оказалось, что у всех испытуемых чувство регулировало течение их: при появлении неприятных образов испытуемый открытием глаз или движением тела избавляется от них, и так получается, следовательно, отбор приятных или индифферентных образов. Вспомним, что и во время сна от неприятных снов обычно просыпаются. Я объясняю это тем, что неприятные переживания вызывают мускульную гипертонию и кинез, т. е. то, что аннулирующе влияет на образы.
Легко представить, что получается в жизни в результате такого регулирования течения образов чувством, особенно если вспомнить, что легче всего большей частью возникают сами по себе, без внешнего стимулирования, образы неприятных впечатлений. В предыдущих главах было уже выяснено, как важно для самосохранения помнить неприятное. Но для самосохранения важно не просто помнить неприятное, но не задерживаться на нем, идти от него.
Из наших опытов можно заключить, что под влиянием чувства образы имеют тенденцию протекать в приятном или индифферентном направлении. В результате проходится путь от образа, причиненного неприятным впечатлением, к приятным или неприятным образам. Так в воображении разрешается жизненно важная проблема преодоления неприятного, и в этом смысле можно сказать, что воображение работает сообразно интересам. Можно сделать вывод: образы отражают действительность и протекают сообразно интересам.
Вышеописанное регулирование течения образов чувствами легко объясняет, почему течение образов нередко принимает характер мечты-желания. Так бывает то и дело в повседневной жизни. Так было и в наших опытах с N. N.: мы видим появление мечтаний об экскурсиях. В опытах с другими испытуемыми также набиралось проникновение их мечтаний-желаний о покупках, театре и т. п. Вспомним, что и сновидения нередко интерпретируются также, как мечты-желания (особенно несложные сновидения детей, как это показал Фрейд и как это подтверждалось многократно последующими исследователями).
Но в чем состоит самое течение зрительных образов? Нередко испытуемые сравнивают его с мультипликационным процессом. Первичный образ, появившись, не существовал мало-мальски долгое время без изменения: одни части его тускнели, другие яснели, постепенно изменялась форма, например округлялась, несколько расширялась и т. д. Иногда менялось положение, например становилось более горизонтальным. В результате получается новый образ, в котором обычно нетрудно узнать изменение старого образа: точнее, это тот же образ, только изменившийся. В ряде случаев имеет место наряду с новым образом и персеверация старого. В небольшом количестве случаев мультипликация происходит совсем просто: данный образ множится себе подобными. Обыкновенно такая простая мультипликация бывает лишь при простых образах — кругах, полосах и т. п.
Условимся называть процесс изменения образа трансформацией. Вот пример такого процесса трансформации.
Оптический стимул «палочка». Образы: деревянный шомпол; копье летит к дереву, лес, река, на реке плот из палок; свайные постройки.
В сущности, шомпол, копье, дерево, лес, река, плот из палок, свайные постройки — все это последовательные трансформации «палочки». Палочка — деревянный шомпол, здесь трансформация очень ясна. Но дальше трансформация осложняется персеверацией и изменением положения одного образа из вертикального скорее в горизонтальное (копье, летит к — дереву). Дальше осложняется трансформация мультипликацией (лес — деревья), причем трансформируется, еще более принимая горизонтальное положение и (особенно) расширяясь, становясь широким, и второй образ (копье — река). Дальнейшая мультипликация дает «плот из палок».
В сущности, весь вышеописанный процесс трансформации можно считать персеверативным процессом, так как суть его в том, что исходный образ сохраняется, хотя бы и до неузнаваемости изменившись.
Цветные образы — сравнительно редкие у моих испытуемых. Чем многочисленнее образы у испытуемых, тем больше шансов для цветных образов. Получается впечатление, что обладание ими характерно для максимально способных к зрительному воображению. Трансформация цвета чаще всего состояла в посветлении или потемнении его, нередко с переходом в смежное качество цвета. Гораздо реже наблюдались явления контраста цветов (чаще всего: красный — зеленый).
Мультипликация, сопровождаемая одновременно потемнением, полным или частичным, некоторых образов, создает иногда впечатление движения. Впечатление движения иногда дает также образ чего-либо, находящегося в «позе движения».
Процесс трансформации форм, ясности и цвета со всеми вышеописанными процессами персеверации и мультипликации дает иногда в итоге фантастические образы. Однако фантастичность не безгранична, так как чрезмерное отдаление от оригинала-раздражителя не безгранично, ибо чрезмерное отдаление от оригинала ведет, в конце концов, к потемнению и исчезновению образа.
Если сравнивать образ с фотографическим снимком (а это сравнение во многих отношениях очень удачно), то надо все же все время помнить, что это не застывший, мертвый фотографический снимок: существуя (персеверируя), он изменяется, и жизнь его обычно и постоит в этих изменениях. Но он может и «умирать». Смерть образа, если можно так выразиться, это — «исход в темноту»: образ становится настолько темным, что испытуемый его уже не видит.
«Исход образа в темноту», судя по материалам моих опытов, бывает вследствие одной из трех следующих причин: 1) вследствие движения, возбуждения, неприятного чувства и т. п.; 2) как самый первый эффект действия нового раздражения («все прежние образы исчезли»); 3) как результат сильного отдаления трансформирующегося образа от его первоначального оригинала. О первой причине много говорилось раньше, и потому нет смысла повторяться. Вторая причина понятна и без особого объяснения: при прочих равных условиях действие объективной действительности реального предмета оказывается более сильным сравнительно с имеющимися образами. Если применить выводы из экспериментов к жизни, то действием этих причин объясняется, почему во время моторной деятельности или под влиянием новых впечатлений становятся невидными прежние образы.
