Михаил Топтыгин - Наука дилетантов
Человек, который хочет жить, конечно не пожелает, чтобы самоубийца или наркоман поступил с ним, как с самим собой. Не каждый желает себе добра, и представление о добре не у всех одинаковое. Шрила Прабхупада писал об этом так [100, с.213-214]:
“В материальном мире люди всегда на что-то надеются. (…) Они думают: «Прежде всего я должен блюсти собственные интересы». Всё правильно, но в чём заключаются эти интересы? Этого-то они и не знают”.
В результате, действуя по “золотому правилу”, человек может наносить другим людям вред вплоть до лишения жизни.
“Золотое правило” хорошо лишь тем, что его не применяют на практике. Человек обычно без всякого правила бывает доброжелательным и не делает другим ничего плохого. В нормальных условиях в нормальном состоянии каждый имеет склонность к добру. Бескорыстие по поговорке “умирать собрался – а хлеб сей” свойственно человеку. Он может ошибаться, и говорят, что добрыми намерениями вымощена дорога в ад, однако в общей массе добрые намерения ведут к доброму результату.
Взаимоотношения между людьми определяются взаимной стеснённостью и тяготами жизни. В тайге или в полупустыне с единичными жителями, в заселённой сельской местности, в городе, в тюремной камере – во всех этих местах правила нравственности будут различными. А для отшельника всякая безнравственность исчезает, и от него даже грубого слова никто не услышит.
Особо хорошие взаимоотношения складываются на курортах и в домах отдыха, или когда достигается какая-то важная общая цель. Получается общий праздник. Но и в будни можно несколько улучшить взаимоотношения между людьми, если воспользоваться советами Дейла Карнеги, изложенными в его книге “Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей”.
Незаменимых людей нет. Но это только для производства, науки и других общих дел. А для единичного человека его родственники, друзья и нередко просто знакомые незаменимы. Они по существу являются частицами его жизни. Потеря жены или отца – это невосполнимая утрата, и такой умерший или погибший друг остаётся в памяти навсегда.
Поскольку каждый человек находится среди незаменимых людей, он физически не может относиться к ним без интереса. Их судьба волнует его автоматически, хотя временные трудности жизни, или болезненные состояния организма могут от этого отвлекать. Но как только восстанавливается покой и здоровье, так интерес к судьбам земляков выходит на первое место. А благополучие даёт резервы сил и средств, которые направляются на помощь тем родным и близким, которым в данный момент плохо. Так действует общая система незаменимости человека.
Человек от природы добр и благожелателен. Если ему хорошо, то он стремится и ближайшим людям сделать что-нибудь хорошее. “Как приятно оказывать услуги и помощь друзьям, знакомым и товарищам!” – писал Аристотель (Политика 1263 в). Если же жизнь утяжеляется или возникает угроза благополучию, то становится не до благодеяний и помощи другим людям. Обстоятельства могут сделать с человеком что угодно – вплоть до сумасшествия и гибели, и в таких условиях требовать, чтобы его совесть всегда оставалась неизменной – это значит впадать в волшебство. Об этом мастерски сказал Демосфен (ХХIII, 148):
“…Нужда и суровая необходимость лишают человека возможности выбирать, что он должен делать и чего не должен. Поэтому всякий, желающий остаться справедливым в своих суждениях на этот счёт, не должен добиваться здесь полной ясности и точности”.
Человек стремится к добру, а действовать приходится под диктовку не всегда хороших внешних условий. Они его как будто толкают под локоть, и результаты получаются нехорошие. А заодно и в мыслях возникает путаница. Одни мыслители утверждают, что человек добр, а люди – братья; другим кажется, что человек человеку волк и вообще люди злые; третьи усматривают в человеке и хорошее, и плохое. В нём будто бы есть разрушительные, низменные и прочие нехорошие инстинкты, которые как-то поразительно уживаются с возвышенными стремлениями и добротой. Внутренняя природа человека представляется в виде какого-то непостижимого хаоса, хотя на самом деле ей просто приписывается та мешанина добра и зла, которая получается в результате стремления человека к добру.
Вот, например, ложь. Она считается явлением безнравственным и предосудительным. Однако Вересаев в своих “Записках врача” рассказывает [18, с.280-281]:
“А как я могу держаться “честно” с неизлечимыми больными? С ними всё время приходится лицемерить и лгать, приходится пускаться на самые разнообразные выдумки, чтобы вновь и вновь поддержать падающую надежду. Больной, по крайней мере, до известной степени, всегда сознаёт эту ложь, негодует на врача и готов проклинать медицину. Как же держаться? (…) Больной сердится, когда врач не говорит ему правды; о, он хочет одной только правды! Вначале я был настолько наивен и молодо-прямолинеен, что при настойчивом требовании говорил больному правду; только постепенно я понял, чтo в действительности значит, когда больной хочет правды, уверяя, что не боится смерти; это значит: «если надежды нет, то лги мне так, чтоб я ни на секунду не усомнился, что ты говоришь правду»”.
Не всегда бывает ясно, как лучше поступить – строго по совести или не совсем благовидно. Вместо нравственности, соответствующей наилучшим обстоятельствам, приходится жить по другим ориентирам.
Некоторые мыслители (Ларошфуко, Паскаль) имели странное представление о дружбе. У них как будто никогда не было друзей. Они упоминали о друге, который предаёт, и советовали «обзавестись истинным другом», что на самом деле означает бессмыслицу. Дружба основывается на психологической однотипности людей по важнейшим показателям. Люди сдружаются в сравнительно раннем возрасте, проходит некоторое время, и потом ничего невозможно отменить. Пытками человека доводят до чего угодно, и проболтаться тоже может любой, но сознательное предательство друга исключено. Родственник предать может, потому что между родственниками иногда складываются враждебные отношения, а друзьями люди потому и считаются, что между ними отношения дружественные. Друг, предающий друга, – это бессмыслица, которую можно только придумать. Наверное, возможен случай, когда друзья отдаляются друг от друга и несколько «раздружаются», но и тут предательство невозможно, как оно невозможно между малознакомыми или незнакомыми людьми. Предательство исходит из вражды, и к дружбе оно не имеет отношения.
§ 11. Судьба
Даже самый страстный противник
детерминизма не станет утверждать,
что человек свободно выбирает эпоху.
Илья Эренбург
Всё, что происходит на свете, имеет свою причину. В естествознании это считается несомненным, а в философии признаётся принцип всеобщей причинной связи событий и явлений, согласно которому, без причины ничего не бывает и быть не может. Однако знания людей имеют ограниченный объём, который во много раз меньше того огромного количества предметов и явлений, какими наполнена вселенная. Люди не в состоянии знать всё без исключения, и тем более, что всё это имеет свою причину. Вполне возможно, что где-то были или бывают и беспричинные явления. Причины некоторых даже известных явлений в настоящее время неизвестны, и никто не знает, обнаружатся ли они когда-нибудь впоследствии. Если бы удалось точно установить, что некоторые явления вообще не имеют причин, то это облегчило бы дальнейшую научную работу: не пришлось бы напрасно искать причины этих явлений.
Но таких сведений никто не может дать, потому что нет признаков беспричинности. Некоторые причины, которые в прошлом были неизвестны (смотри, например, историю медицины) впоследствии удалось обнаружить. Отсутствие сведений о какой-то причине не означает, будто этой причины нет совсем. Кажущаяся беспричинность какого-то явления не опровергает принцип всеобщей причинности.
Хотя принцип всеобщей причинности не имеет бесспорного обоснования, но и отрицание этого принципа тоже не бесспорно. Однако принцип причинности обладает практическим преимуществом перед противоположной точкой зрения. Ведь если предположить, будто не существует причины какого-то явления, то значит бессмысленно её и искать. В результате получается отказ от исследования или запрет на попытку дальнейшего познания. Утверждение о беспричинности устанавливает необоснованную границу для познания, а принцип причинности снимает это ограничение. Поэтому он предпочтительнее, чем предположение о беспричинности. Смысл всеобщей причинности состоит не в том, будто люди исследовали всё на свете и везде нашли причины, а в том, что нерасчётливо отказываться от исследовательской деятельности. Причинность – это исходный принцип познания, а отказ от признания причинности – это отказ от дальнейшего исследования.
