Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1994 год
Я почему-то в этот момент вспоминаю, что в древних египетских захоронениях находили лук — священное растение, приносящее удачу. Его не только оставляли для усопших или обвязывали гирляндами из лука мумии, но такие же гирлянды вешали на шею живым — для украшения или давали входящему в дом луковицу на пороге, чтобы очистить дом от всякой скверны, а его жителей — от болезней.
...Спускаемся ярусом ниже и, пораженные, останавливаемся: перед входом в склеп стоит типично египетский саркофаг, перед ним на стенах — сцены из древнеегипетской жизни, перемежающиеся греческими рисунками, орнаментами и надписями. Впрочем, пусть во всем этом скрупулезно разбираются египтологи и эллинисты, а я только перечислю детали, обозначу увиденное.
В нише слева стоит скульптура женщины, а через проход перед склепом — мужчины. Незнакомка, стоящая по щиколотку в воде, нерешительно делает шаг вперед, в фигуре чувствуется сдержанная сила и обаяние, а в нежных чертах лица, в складках губ затаилась мягкая улыбка Джоконды. Кто она? Египтянка или гречанка? Не знаю. Но это настоящее искусство, возможно, синтез египетского и греческого.
Считается, что катакомбы были местом захоронений. Это несомненно. Но здесь также, по всей вероятности, проводились богослужения в честь бога Аписа — священного быка, символа плодородия, почитавшегося в Египте до самой христианской эры. Существовали оракулы, строившие свои предсказания на особенностях поведения животного. Но как совместить место захоронений и священные церемонии в честь Аписа? Дело в том, что похороны Аписа и выбор его преемника считались крупным религиозным событием. Мумии быков в колоссальных саркофагах помещались в катакомбах мемфисского некрополя. А на стене в катакомбах Ком эль-Шугафа я своими глазами видел изображение крылатого быка Аписа. И еще одно только замечание по поводу взаимовлияния греко-римской культуры и египетской. Как я уже говорил, в греко-римскую эпоху, при Птолемеях, Аписа включили в культ нового в Египте бога — Сераписа, которому поклонялись все жители Александрии. Это ли не пример слияния разных культур?
Из курьезов можно сообщить, что в одном из нижних залов катакомб находится захоронение любимца императора Каракаллы (того самого, кто хотел прикрыть Александрийскую академию); этим фаворитом был любимый конь императора — череп и кости любимца в полной сохранности покоятся в нижнем ярусе, а дальше катакомбы уходят вглубь, под воду, в неизвестность...
Древнюю Александрию, как, впрочем, и другие исторические города-памятники, не раз сравнивали с Атлантидой, ушедшей в морские глубины: где-то там внизу, под современными площадями и зданиями находятся царские дворцы и гробницы, рынки и остатки укреплений...
Это ощущение меня не оставляло и тогда, когда я один — уже без провожатого — отправился бродить по набережной, вдоль трамвайных путей к форту Кайт-бей, зубчатые стены которого все четче вырисовывались на фоне пенистого моря. Здесь проходила северная граница Александрии при Птолемеях: город упирался в пролив, отделявший его от острова Фарос. Да, тот самый Фарос, упоминаемый Гомером, со своим всемирно известным маяком, построенным одним из Птолемеев в 280 году до нашей эры и считавшимся одним из семи чудес света. Египтяне, враждебно относившиеся к иноземцам, были вполне довольны тем, что рифы северных берегов Африки мешали незваным гостям высаживаться, но греки, обосновавшись в Александрии, построили маяк и зажгли на нем огонь. Почему он был чудом света?
Форт Кайт-бей.
Прежде всего это было высокое и грандиозное сооружение, увенчанное статуей Посейдона; большой двор был окружен колоннадой, а в сотнях комнат жила не только обслуга, но и размещались разные механизмы, приводящие маяк в действие, вплоть до гидравлических машин. По преданию, на вершину его мраморной башни по вьющемуся пандусу можно было подниматься на лошадях, даже колесницах — так доставлялось топливо для костра, зажигавшегося с наступлением сумерек и указывающего судам вход в гавань.
Античные авторы рассказывают также о необычном зеркале, установленном на маяке. Оказывается, в это «магическое зеркало» можно было рассмотреть корабли, еще недоступные простому глазу, двигающиеся далеко за горизонтом. Выдумка ли это? Существует даже предположение, что это «зеркало» являлось разновидностью телескопа: александрийские математики открыли закон преломления света и соорудили огромную линзу. Другие авторы считают, что была лишь гигантская пластина, приспособленная для «мерцания» маяка.
Но маяка на Фаросе, действовавшего около тысячи лет еще при римлянах и даже арабах, занявших Александрию и считавших его делом рук самого шайтана, уже нет — его разрушили два сильнейших землетрясения. А тайны и легенды вокруг него до сих пор не рассеялись.
Я прохожу по искусственной насыпи, соединившей берег с островом, не обращая внимания на зазывные возгласы чистильщиков обуви и отвергая предложения извозчиков прокатиться в повозке по набережной, ко входу во двор крепости Каит-бей, носящей имя султана, построившего ее на месте маяка в XV веке. Белоснежно-желтая крепость, похожая на огромный торт с башнями, ослепительно сияет под жарким солнцем. С трех этажей ее толстенных стен настороженно смотрят узкие бойницы, а на верхней кромке отвесной стены, обрывающейся прямо на морские рифы, установлены пушки. Крепость, снабженная артиллерией, охраняла подступы к городу, и еще совсем недавно здесь размещался александрийский гарнизон. Сейчас форт отреставрирован, и в его мрачных залах-казематах расположены две экспозиции: по истории египетского мореходства и находки египетско-французской экспедиции по подъему флота Наполеона, разбитого английской эскадрой под командованием адмирала Нельсона. Водолазы нашли на дне бухты Абу-Кир несколько хорошо сохранившихся кораблей французской флотилии, в том числе флагманский корабль «Орьян». Интерес к экспедиции подогревается еще и тем, что, по некоторым сведениям, на борту «Орьяна» находились сокровища ордена ионитов, захваченных Наполеоном на острове Мальта.
Пока, правда, найдены ржавые пушки и ядра, станок для чеканки монет, но также и старинные монеты, серебряные блюда, золотой ковш и даже компас будущего императора Наполеона, потерпевшего поражение под Александрией.
Тугой узел событий, пересечение разных эпох в одной точке. Я стою на крепостной стене форта, о камни которого бьется волна, как и многие века назад о подножие маяка на Фаросе. Маяк исчез, острова тоже нет. Еще при Птолемеях Фарос был соединен с побережьем искусственной насыпью, называвшейся Хептастадионом. Насыпь с годами расширялась при византийцах и арабах. Полуостров слился с городской набережной и разделил большую бухту на две: Западную, где стоял знаменитый военный флот Птолемеев, и Восточную, где бросали якоря торговые суда.
С крепостной стены хорошо виден бирюзовый овал Восточной бухты, глубоко врезавшейся в городской массив. На рейде стоят большие корабли, а в бухте толпятся разномастные суденышки — от яхт и катеров до рыбачьих лодок, словно разноцветная стая бабочек или стрекоз, севших на воду. Здесь начинается жизнь, когда город спит, и набережная безмолвна, тогда рыбацкие лодки одна за другой поднимают паруса и растворяются в темных просторах моря.
Со стен форта можно разглядеть на другом конце дуги Александрийской набережной зеленую полоску парка Монтаза на берегу уютной бухточки с декоративным маячком. Здесь, на берегу, среди пальм, увитых цветущими растениями беседок и ухоженных клумб, — все для отдыха и приятного времяпрепровождения — стоят два бывших королевских дворца: большой мужской (Салямлек) и малый женский (Харамлек). В большом дворце хранятся личные вещи короля Фарука, вероятно, ценные, но кажущиеся ненужными в наши дни, пришедшими из чужой, непонятной для нас жизни...
Я с удовольствием возвращаюсь поздним вечером в старинный особняк на набережной, ставший мне почти родным домом в Александрии, брожу по анфиладам комнат, переходя из голубой в розовую гостиную, где на мебели красного дерева играют блики пламени из зажженного камина, бросая отблески на позолоту рам старых картин, портретов с застывшими лицами давно ушедших от нас людей. И волны времени бьются вокруг меня, перенося в другие эпохи...
Александрия В. Лебедев, наш спец. корр. / Фото В.Белякова
Пристань, к выгружению служащая...
В тот день я меньше всего думал об Александре Великом, чье имя вот уже третье тысячелетие носит красавец город на побережье Средиземного моря. Увы, по следам отважного завоевателя древней Ойкумены пойдет кто-то иной, и могилу Александра будет искать другой, и в катакомбы первых христиан я не полезу, и не суждено мне поразмыслить на месте о возможном местонахождении великолепной библиотеки Птолемеев, сожженной Цезарем. А Бальмонт в Александрии? Чем не тема для долгих и грустных прогулок по городу, соединившему в себе Европу, Азию и Африку — преддверие в Египет... «Орда арабов, они голосят, мечутся, действуют, хватают мои вещи, несут на руках меня самого, говорят на всех языках... И по-русски...»
