Владимир Хандорин - Национальная идея и адмирал Колчак
Против выступил Омский комитет партии. Лидер омских кадетов В. А. Жардецкий заявил, что для автономии нужны такие особенности политического и национального уклада, какими Сибирь не обладает, поэтому «не может быть и речи о федеративном устройстве Сибири». К тому же, настаивал Жардецкий, Сибирь неоднородна по своим экономико-географическим особенностям, в ней можно выделить 3 части: Западную (Тобольская и Томская губернии и Акмолинская область), «Срединную» (Енисейская губерния) и Восточную (Иркутская губерния и Якутия), для каждой из которых (но не для Сибири в целом) возможна (но не обязательна) лишь «культурно-хозяйственная автономия», но «Сибирская областная дума с правами местного законодательства должна быть отвергнута». Веско прозвучал аргумент поддержавшего его кадета Катанаева о том, что областнические мечтания могли иметь резон до тех пор, пока Сибирь не имела современных средств связи с Россией. После же постройки Транссибирской магистрали Сибирь стала экономически и культурно неотделимой от России, а потому идея федерации является утопией.
Жардецкий и Катанаев выступили и против притязаний Томска на роль центра Сибири, указав, что он мог считаться таким до прокладки Великой Сибирской магистрали, обошедшей его стороной, после чего ведущим экономическим центром Западной Сибири стал Омск. Жардецкий со свойственной ему резкостью заявил, что к Томску «нет никакого тяготения со стороны других городов Западной Сибири, он представляет город культурно беспомощный, заброшенный в стороне». В этих выступлениях отразилось соперничество между двумя фактическими центрами Западной Сибири – старым и новым.
Такая позиция наиболее активной группы сибирских кадетов привела их к разрыву с областниками, цитаделью которых был Томск. Томская «Сибирская жизнь» напечатала большую статью «патриарха» областников Г. Н. Потанина под саркастическим названием «Акакий Акакиевич об областной Сибирской думе», страстно защищавшую идею автономии Сибири и называвшую Омск за его протест делу «возрождения» Сибири «военно-чиновничьим… городом Акакиев Акакиевичей… без базы, без фундамента, без своей народной массы…, вымуштрованным дисциплиной и традицией».[244]
Жизнь показала, что омские кадеты оказались более дальновидны в этом вопросе. Не пройдет и года, и сам Г. Н. Потанин отречется от своего любимого детища, использованного в политических целях эсерами, и вынесет Сибирской областной думе суровый приговор.
Данный вопрос вызвал и более широкую дискуссию о федеративном или унитарном устройстве государства. Мнения на Сибирской областной конференции разделились: более правые кадеты выступали за унитарное государство с однопалатным парламентом (в согласии с руководством партии), более левые – за федерацию с двухпалатным парламентом. Когда в июне 1917 г. видный областник И. И. Серебренников анкетировал известных политиков России по вопросу об автономии Сибири, откликнувшийся на анкету Н. В. Некрасов выступил за федеративное устройство, «основанное частью на территориальном, частью – на национально-территориальном делении».[245] Характерно, что эсеры, в отличие от «классических» областников, хотя и поддержали идею федерации, но были за однопалатный парламент, что само по себе абсурдно при федеративном устройстве, ибо игнорирует запросы и нужды регионов.[246]
VIII съезд кадетской партии в мае 1917 г. в числе прочих принял резолюцию по национальному вопросу – о децентрализации управления на местах в существующих административно-территориальных границах, без их объединения в консолидированные национальные образования, справедливо усматривая в этом угрозу распада России. Соответствующие уточнения были внесены в партийную программу.[247] В этом вопросе не произошло никакого сдвига влево – напротив, сделанные уточнения были призваны предохранить Российское государство от распада. Эта программа подверглась на съезде критике со стороны левых кадетов во главе с Н. В. Некрасовым, осудивших ее как авторитарную и негибкую.[248]
Показательно, что большинство сибирских кадетов не поддержало своего прежнего лидера, согласившись по основным вопросам с линией партийного руководства во главе с П. Н. Милюковым.
Кадеты первыми забили тревогу по поводу национального сепаратизма окраин, поднявшего голову после революции. Первыми грозными симптомами стали заявления о стремлении к суверенитету Украины и Финляндии, прозвучавшие в июне 1917 г. Уже на VIII съезде некоторые кадеты – делегаты нацменьшинств – выступали за право своих народов на «самоопределение». Большинство в партии, и ее руководство, отнеслись к этому с осуждением, сохранив прежнюю позицию предоставления культурной автономии национальным окраинам. Исключение было сделано для одной Польши, независимость которой (в этнических границах) была официально признана Временным правительством уже в марте 1917 г. Одним из мотивов выступлений кадетов против территориального размежевания по национальному признаку был тот, что это неизбежно приведет к засилью «титульных» наций и дискриминации остальных[249] (что мы, увы, наблюдаем сегодня).
Состоявшийся 25–28 июля 1917 г. IX съезд Партии народной свободы, наряду с жесткими резолюциями по итогам июльского путча большевиков, осудил защищаемый социалистами лозунг «права наций на самоопределение». В программу партии были внесены дополнения: в них говорилось об обеспечении фактического равноправия наций через систему пропорциональных выборов, проведение культурно-национальной автономии по экстерриториальному признаку (т. е. независимо от местопребывания представителей нацменьшинств, чтобы предохранить от образования территориальных очагов сепаратизма), допускалось использование местных языков в национальных муниципальных учреждениях. С другой стороны, съезд был вынужден признать провозглашенную летом 1917 г. автономию Украины, противоречившую экстерриториальному принципу.[250] Лишь после объявления украинской Центральной радой «незалежности» Украины в октябре 1917 г. X съезд кадетской партии выразил протест против сепаратистских действий.[251]
Показательно в этой связи и прогрессирующее расхождение кадетов с областниками, движение которых в это время подпало под влияние эсеров. I Сибирский областной съезд прошел в Томске 8–17 октября 1917 г. в здании университета. Постановление о его созыве и положение «Об автономном устройстве Сибири»[252] приняла Сибирская областная конференция общественных организаций, заседавшая в Томске с 2 по 9 августа 1917 г.[253] Томск издавна был «гнездом» областников, и сама инициатива созыва съезда исходила от местного губернского народного собрания. Даже многочисленные иркутские областники согласились, что, несмотря на удаленность Томска от Транссибирской магистрали и его относительно скромное промышленное значение, «за Томском остается преимущество морального свойства».[254]
На съезде присутствовало 182 делегата от 33 городов и 18 губерний и областей. Среди них было 94 эсера (более половины), 21 меньшевик, 12 энесов, всего 5 кадетов (Березовский, Букейханов, Гордзялковский, Кузнецов, И. Некрасов), 4 большевика, а также 8 областников и «социалистов-федералистов», 7 «беспартийных социалистов», 2 правых эсера-«воленародовца», 2 казахских автономиста от партии «Алаш-орда», 1 сионист и 26 беспартийных.[255] Здесь были видные общественные и политические деятели: казахский националист, в прошлом – левый кадет А. Букейханов, энесы Г. Потанин, А. Адрианов и Г. Патушинский, эсеры П. Дербер и И. Якушев, меньшевик профессор П. Гудков, «беспартийный социалист» (бывший кадет) профессор Н. Новомбергский.[256]
На съезде развернулись острые дебаты по вопросу об автономии Сибири. Областников поддержали эсеры, составлявшие абсолютное большинство делегатов, а также казахские и другие автономисты. Против выступили, но с диаметрально противоположных позиций, кадеты и меньшевики (все социал-демократы – как меньшевики, так и большевики, – были сторонниками централизации). В знак протеста меньшевики покинули съезд.[257]
Кадеты выступали осторожно, но критически. Так, И. А. Некрасов (не путать с Н. В. Некрасовым) обратил внимание на расплывчатость и непрактичность областнических лозунгов, а эсеров уличил в элементарном невежестве (в вопросе об устройстве швейцарского парламента). В своем выступлении[258] он указывал, что областники смешивают понятия автономии и федерации. В федерации, классическим образцом которой являются США, компетенции штатов ограничены, но вместе с тем центральное правительство не может вмешиваться в них; и, напротив, в автономии, в качестве примера которой оратор приводил британские доминионы, их компетенции практически не ограничены, но правительство метрополии может наложить свое вето. Критикуя «федералистов», он справедливо заметил, что исторически федерации (в США, Германии) возникали как объединения ранее разрозненных областей, тогда как России областники по сути предлагали проделать обратный путь: от исторически сложившегося централизованного, унитарного государства – к федерации, – путь неестественный.[259] Некрасов не без основания опасался, что в условиях России с ее авторитарными традициями федерализм, при котором интересы разных регионов могут расходиться друг с другом и с интересами государства в целом, приведет к хаосу и распаду государства (что вполне подтвердилось при реализации этого принципа в годы горбачевской перестройки). Основной аргумент областников, что автономия Сибири приведет к более плодотворному для нее использованию богатств края, Некрасов парировал напоминанием о том, что и культурно, и политически Сибирь никогда не противостояла России, а наоборот, тянулась за ней и подвергалась ее влиянию. Скептически отнесся он и к надеждам областников на то, что децентрализация поведет к сокращению управленческих расходов и бюрократического аппарата.
