Ксения Нестерова - Где найдешь, где потеряешь.
Анфиса покопалась в постели, нашла в ногах свой скомканный халатик. Встряхнув его, надела и вышла.
Ее нос уловил аппетитный запах блинов.
— А вот и моя женушка, — произнес Андрей каким-то елейным заискивающим голосом и чмокнул ее в щеку. — Доброе утро, соня.
— Доброе утро, — сказала Анфиса сразу всем.
— А я жду тебя не дождусь. Мне же уезжать пора, — продолжал Андрей, сжимая ее в объятиях.
— Ну и уезжай, — равнодушно ответила Анфиса, высвобождаясь из его объятий.
— Хорошо, — по тону было видно, что Андрей обиделся. — Если я правильно понял, ты со мной не поедешь...
Анфиса согласно кивнула головой и отщипнула кусочек горячего блина, только что снятого тетей Машей с пышущей жаром сковородки.
— Хорошо, — повторил он. — отдохни здесь.Приди в себя. Может, тогда сможешь понять, что теряешь. Я же тебя два года на руках носил... Ну кто, кто тебя еще так любить будет? Ну объясните хоть вы ей, тетя Маша... — обратился он к тетушке за помощью.
Но тетя Маша сделала вид, что настолько увлечена своим занятием, что не расслышала его.
— Ну, завел, — Анфиса повернулась, чтобы уйти. Ей было неудобно выяснять отношения с мужем перед тетей.
— Подожди, — Андрей поймал ее за полу халатика. — Я не хотел тебя будить... Но теперь мне действительно пора.
— Так в чем дело? Дверь открыта.
— Сережки сними.
— Что? — Анфиса сначала не поняла, о чем речь.
— Сережки, — настойчиво повторил Андрей.
— Ах да, — наконец Анфиса догадалась, в чем дело. Колье и кольца она сбросила ночью в пепельницу. Их он, конечно, уже спрятал. А вот сережки... Они так и остались в ушах, и Андрей теперь требовал свою драгоценность обратно.
Щелкнув застежками, она вложила серьги в его руку.
— На, держи свое имущество, — тон ее был ироничен. Но Андрей его не заметил. Или не желал замечать. Быстро собравшись и простившись, он уехал.
— Господи, думала, помиритесь, — вздохнула тетя Маша, когда за Андреем захлопнулась дверь. — Ан нет, вижу.
— Нет.
— Не стерпится у вас, не слюбится. Ладно, ушла я, Анфисочка, нянькаться. А ты кушай здесь блины, пока горяченькие. Его-то я уже накормила...
Анфиса, не умываясь, села на стул и, положив сметаны, опустила в нее горячий блин. Она соскучилась по блинам. У самой у нее они не получались такие вкусные. То тесто было слишком густым, то слишком жидким. И выходили у нее вместо таких,
как у тетушки, кругленьких, тоненьких в дырочках блинов какие-то непотребные уродцы — безвкусные и перенедожаренные.
Наевшись и перемыв посуду, Анфиса стала убирать постель. Подняла одеяло. Под ним лежали несколько стодолларовых купюр и записка: «Тебе на жизнь, дорогая. Андрей».
«Идиот», — подумала Анфиса.
Она вновь мыслями вернулась к Антону, Анне Максимовне, к Роману Семеновичу и к вечному русскому вопросу «Что делать?». Действительно, что же делать дальше? Первое желание было — оставить все как есть. Не ее это дело. Свой долг отзывчивого к чужим горестям человека она выполнила. Отсидела в «каталажке», грохнулась в обморок, едва не была сожрана умной и проницательной кавказской овчаркой. Чего еще от нее требовать?
Но в памяти вновь и вновь возникал мальчик — Антон, каким она знала его. Представлялась сгорбленная его мать. И колдун со своим маятником лез в голову.
Колдун особенно смущал ее. Непонятна все-таки эта история с ангаром. Если Роман Семенович действительно шарлатан, как он мог знать про ангар? А если был там и видел его, то зачем ему морочить женщине голову? Только ради денег? А может, действительно, Антон побывал там?
У Анфисы возникло желание разгадать эту загадку.
И Анфиса приняла решение продолжать с Анной Максимовной поиски Антона. А если уже она чем-то загорится, то остановить ее невозможно.
* * *
Катьке иногда хотелось удушить Штыря. Дело не в том, что он был гpyб, хамоват, не ставил ее ни во что, да еще и хлестал по щекам. Дело было в другом.
— Ну что, сучка, уколоться охота? — спрашивал он, глядя на нее.
— Ты же обещал.
— Ага, — он поиграл перед ее носом пакетиком. — Смотри, классный «гера»... Представляешь, в вену сейчас. Раскумаришься. Сладенько так... Вышел небось запасец-то?
— Ты же знаешь, что вышел, бля! — заорала Катька.
— Во... А где тебе еще взять? На угол пойдешь, подторговывать телом?
— Ну и пойду!
— Много наторгуешь? — заинтересовался он.
— Хватит!
— Не дойдешь. Тебе сейчас ширнуться надо, — он раскрыл пакетик и сделал вид, что дунет.
— Сука! — заорала Катька. — Ты что, издеваешься?
— Издеваюсь.
— Штырь, — вдруг неожиданно спокойно сказала она, прожигая его взглядом. — А я ведь...
— Ну, договаривай...
— Я ведь и замочить могу. ..
— Чего? — Он выпятил челюсть и наткнулся на взгляд Катьки.
Такой он ее не видел никогда.
— Вот уродина, — он хлестнул ее по щеке. —
Кого убить, тварь? —Он свернул пакет, встал, наподдал сидящей на корточках Катьке ногой. — Ты на кого вякаешь, дешевка? А?
— А чего ты, бля? Чего ты все на меня? — Она заплакала. — Все дерешься. Ругаешься.
— А кто тебя порошком кормит, сука?
— Ты... Извини, зайчик! Извини...
— Ладно, — он протянул ей пакет. — Держи. Считай, заработала.
Она взяла пакет.
— Поганый вы народец, наркоши, — поморщился Штырь. — Надежды на вас никакой. За один чек кого хошь продадите.
— Я люблю тебя, — шмыгнула носом Катька.
— Да? — иронично протянул Штырь и ухмыльнулся: он и в самом деле испугался, когда Катька' обещала его убить.
«Ведь собака эта бешеная, — подумал он. — С ней надо поосторожнее».
* * *
Телефонный звонок в своей квартире Анна Максимовна услышала, выйдя из лифта. Торопливо открыв дверь, она взяла трубку.
— Здравствуйте, — узнала она мужской голос. — А Антон не появился?
— Нет, — ответила она.
— И вы ничего не узнали? — допытывался он.
— Ничего. А вам что-то было нужно от моего сына? — поинтересовалась она.
— Да ладно. Пока. — И в телефонной трубке раздались частые гудки.
Каждый раз, когда она задавала ему этот вопрос, ответом становились только гудки. Анна Максимовна опустилась на стул . Маруська сразу устроилась на коленях хозяйки и замурлыкала.
Сердце Анны Максимовны колотилось. Каждый звонок был для нее испытанием. Этот звонок мог нести с собой весть — черную или светлую. Каждый звонок мог быть о ее сыне.
А звонки начались сразу после пропажи Антона. Сначала она воспринимала их как заботу о сыне. Молодой человек сказал, что он был другом Антона. С тех пор как Антон переехал к жене, она уже не могла знать его новых друзей. Назвался парень Степаном. Один раз он даже заходил к ней. Высокий, худой, с бегающими глазами, он показался ей странным, как будто скрывает что-то или боится. Она пригласила его в комнату. Он посидел минут пять, расспрашивал об Антоне и его исчезновении. От предложенного чая отказался и,быстро простившись, ушел. Потом пошли эти звонки. Всегда он был немногословен, а на тревожащий ее вопрос ничего не отвечал. Его поведение настораживало.
И вновь зазвенел звонок, выведший ее из задумчивости. На сей раз звонили в дверь. Сбросив кошку с колен, Анна Максимовна пошла открывать. На пороге стояла Анфиса.
— Здравствуйте, Анна Максимовна, — сказала она.
Анфиса сразу увидела, что Анна Максимовна была в зимнем пальто и сапогах.
— Вы только пришли, — догадалась она. — Извините, я насчет того колдуна.
— Да проходи, Анфиса, — пригласила ее Анна Максимовна.
Анфиса никогда не бывала здесь, поэтому, войдя, огляделась. Однокомнатная квартира была обставлена стандартной мебелью. Стенка, мягкая мебель, в углу на тумбочке телевизор, стол с хрустальной вазой. Фотография Антона, прислоненная к вазе. Анфиса подошла поближе, чтобы ее разглядеть.
Да, это был уже не тот пухленький мальчик, которого она помнила. Антон возмужал. Он стоял на фоне моря в одних шортах.
— Это он в Турции отдыхал, — пояснила Анна Максимовна, войдя в комнату и увидев, что Анфиса разглядывает фотокарточку. — В Анталье.
— Да, — Анфиса никак не могла сообразить, что же нужно сейчас сказать.
— Эта фотография у меня как икона. Я же, Анфисочка, сейчас в церковь не хожу. Правда, сначала ходила, свечки самые дорогие ставила, молила, чтобы Господь мне сына вернул, а теперь не хожу. Не то чтобы веровать перестала, нет... Просто войду, куплю свечку, а куда ее поставить, не знаю уже. Не то за здравие, не то за упокой...
Анфиса вновь почувствовала огромную жалость к этой теперь уже совершенно одинокой женщине. Она не знала, что ей ответить, посоветовать. И попыталась перевести разговор на другую тему. На глаза попалась Маруська. Она терлась о ноги хозяйки.
— Вы ее «Вискасом» кормите? — спросила Анфиса, вспомнив надоевшую рекламу.
— Нет. Это она раньше ела всякие заморские угощения, а теперь они нам не по карману, — и добавила: — Антошка ей всегда «Вискас» покупал, а вот когда последний раз приезжал, забыл. Да и не до нее ему тогда было. Расстроен сильно был он.
