Ксения Нестерова - Где найдешь, где потеряешь.
Анфиса продолжала стоять на месте. Что-то ее смущало. А когда дошло, что именно, она бросилась домой.
Влетев в квартиру, не снимая одежды и забыв закрыть дверь, Анфиса начала тормошить Андрея:
— Вставай! Да вставай же ты!
— Что случилось? — Андрей ничего не мог понять. — Что ты налетела?
— Машина!
— Что?! — Сон с Андрея мгновенно слетел. Ему не надо было объяснять, что за машина. Ясно было, что речь идет о его ненаглядной сверкающей игрушке, которую он прогонял через мойки по два раза на дню и любовался ею в окно.
— Ее угнали три кавказца, — наконец смогла выдавить из себя Анфиса членораздельно.
— Откуда знаешь?
— Я сама им сейчас дорогу показала. Они в центр поехали... Андрей, но сделай же что-нибудь.
— Идиотка! — Андрей пулей выпрыгнул из-под тёплого одеяла. Лицо у него было очумелое. Он кинулся звонить в милицию.
Милиция сработала на редкость оперативно. В центре патрульные на своих «Жигулях» джигитов нагнали, прижали к бордюру и поставили под стволы автоматов, при этом слегка поцарапав левое крыло «БМВ». Машина вернулась к Андрею.
— Правильно, — зудел Андрей. — Что с тебя возьмешь? Если ты даже свою собственную машину не узнала... Это же надо умудриться... Нет, ты просто законченная... — Андрей не договорил.
— Ну, продолжай! — Анфису душила обида. — Во-первых, гараж нужно было сначала купить, а не машину...
— Не твоя забота, — огрызнулся Андрей.
— А во-вторых, — продолжала Анфиса, — ты обо мне подумал? Ну, если бы и узнала я ее. И что прикажешь делать? Я одна, а их трое... И кругом ни души!
Но Андрей пропускал мимо ушей ее доводы. Он никак не мог простить жене эту оплошность. Теперь каждый ее промах заканчивался воспоминанием об истории с машиной и нравоучением: надо серьезнее относиться к жизни. Он настойчиво продолжал твердить свое: невнимательная, безалаберная, легкомысленная, как с тобой жить?
В один из таких дней, потеряв терпение, Анфиса прервала его:
— Нельзя со мной жить, так и не живи, — она чувствовала, что больше не в состоянии выслушивать его нытье. — Я давно хотела тебе сказать, что согласна на развод.
— Ах так! — взорвался Андрей. Его мужское самолюбие было сильно задето. — Она решила! Вы только послушайте! Да я сам с тобой жить не буду!
— Вот и отлично, — Анфиса вся тряслась от бешенства. — Так, значит, завтра и разводимся.
— Да, — гаркнул ей в лицо Андрей. — Только учти! Больше таких дураков, как я, нет... Это я тебя из нищеты вытащил, другие не возьмут!
— Да пошел ты со своими деньгами! — И Анфиса,хлопнув дверью, ушла в другую комнату.
Наутро они оба остыли. Но ни одна, ни другая сторона не желала идти первой на уступки... В результате очутились в загсе и подали заявление.
Сейчас она видела — Андрей понял, что погорячился. Ну а она? Она еще не разобралась в своих чувствах. И она боялась окончательного решения. Казалось, оно уже принято. А теперь опять — решай. Да еще этот дурацкий прием, которые осточертели ей еще там. Она в отличие от большинства женщин не испытывала тяги к ресторанам и фуршетам, они тяготили ее.
Когда она вышла из ванной, к ней опять подлетел Андрей с новыми доводами, доказывающими, что она обязательно должна с ним поехать. Анфиса уже особенно и не сопротивлялась. Она прошла в комнату и, вытряхнув всю имеющуюся у нее косметику на диван, принялась приводить себя в порядок: краситься и укладывать волосы феном. Анфиса давно не делала стрижку, поэтому с отросшими волосами пришлось повозиться, чтобы придать прическе форму.
— Милая, — крутился возле нее Андрей, — поторапливайся... Время... Время... Время...
Из Ленинграда было привезено не только новое платье, но и дежурный комплект дорогих украшений. Не забыл муж и ее самые дорогие модельные туфельки. «По тому, как он старается, можно сказать, что это действительно для него очень важно», — решила Анфиса.
Через час они с Андреем вышли из подъезда дома и сели в ожидавшую их машину.
* * *
Для приема был снят зал в ресторане недалеко от Белорусского вокзала. В углу стояло чучело медведя, на стене висела кабанья морда. И ресторан назывался «Охотничий домик». Он был не слишком дорогой и не слишком дешевый. Средний. Как раз для таких фуршетов.
Публика состояла в основном из пар. Мужчины были одеты хорошо и неярко. Из девиц было половина баскетбольного роста, из тех, которых подбирают в домах моделей и на многочисленных конкурсах красоты «новые русские», чтобы выпендриваться друг перед другом. Девицы бросали критические взгляды на туалеты друг друга. Анфисе, как обычно в этом обществе, было не по себе. Пустоголовых, с претензиями на светскость, приобретенную в свинарниках или рабочих районах, «мисок» (мисс Вселенная, мисс Электроугли) она не переносила. Вальяжных мужчин в возрасте от тридцати и до пятидесяти, с радиотелефонами, лежащими рядом с тарелками и время от времени тренькающими, она тоже не любила. К тому же она обладала плохой памятью на имена и тут же забывала, как кого из представленных ей зовут. Это вызывало у нее чувство неуверенности в себе. Но она, как заведенная кукла, продолжала всем мило улыбаться.
Сперва отзвучали речи о каком-то совместном проекте — непонятно каком, о благотворном сотрудничестве, которое выгодно не только всем присутствующим, но и России. А потом пошли тосты и полилось вино.
Это был не банкет и не презентация. На прeзентациях кормят бутербродами, поят шампанским. Здесь же кормили от пуза. «Миски» сначала откусывали кусочки ветчины и тонко намазывали , икру на хлеб — ничего не поделаешь, диета. Однако на горячительные напитки диета не распространялась, и вскоре одна длинноногая и перекрашенная девица шарахнула о пол первый бокал.
— На счастье! — крикнул кто-то с энтузиазмом.
— Ага, — икнула девица и потянулась за следующим бокалом, но ее кавалер положил на него ладонь.
Потом гости начали кучковаться по углам — в зале и в холле на мягких креслах.
Андрей покинул Анфису и теперь крутился возле одной пары. Анфиса знала выражение его лица, с которым он крутится вокруг «нужников».
«Неравный брак», — подумала Анфиса, вспомнив известное живописное полотно, критически глядя на собеседников Андрея. Один из них — лет пятидесяти, полноватый, с довольно внушительной плешью, стыдливо прикрытой прядью редких волос. С ним рядом стояла девица лет шестнадцати, миниатюрная, в отличие от «баскетболисток», удивленно хлопающая большими наклеенными ресницами. «Похоже, она новичок в этом обществе», — отметила про себя Анфиса.
Андрей подвел пару к ней.
— Моя жена, Анфиса, — представил он ее.
— Николай Николаевич, — мужчина церемонно поцеловал Анфисе руку и добавил: — Но для друзей просто Ник-Ник.
Анфиса чуть туг же не расхохоталась. Она сразу вспомнила сказку про трех поросят: Нуф-Нуф, Наф-Наф, Ниф-Ниф. А четвертый брат был бы Ник-Ник. Сгодился бы. Точно поросенок. Волос уже нет, а на школьниц тянет.
— Карин, — девица представилась сама. Голос ее был тонок и невыразителен.
— Моя чаровница, — изрек Ник-Ник. Говорил он, растягивая слова, явно с эстонским акцентом, который Анфиса не выносила. В кавказском акценте есть какое-то дикое очарование высоких хребтов. В прибалтийском — только презрение к русскому языку и желание походить на Европу, а не на русских оккупантов. — А проще, моя любовница...
Карин надула губки, мужчины рассмеялись... Анфисе стало жаль эту глупую дурочку. Ее пальцы украшали модные искусственные ногти, покрытые коричневым лаком. На каждом пальчике было надето маленькое изящное колечко с бриллиантиком. Браслетов на руках не было, но зато золотой браслетик в виде цепочки украшал ее правую ногу. Для светского раута она явно не подходила. Зато, похоже, и дояркой, которая прорвалась из колхоза через конкурсы красоты и через объятия старых похотливых денежных мешков, она не была. Обычная московская дурочка, выгнанная из ПТУ за неуспеваемость. Может, ей и повезло, что нарвалась на Ник-Ника, а не на сутенера из соседнего дома.
Они расположились в мягких креслах. Разговор мужчин перешел на дела и общих знакомых. Анфисе приходилось поддерживать беседу с Карин. Умом Карин явно не отличалась, она не могла
связать двух слов, зато у нее была привлекательная внешность и довольно пышная грудь.
Чуть позже они переместились той же компанией за стол. У стола крутились услужливые официанты. Есть и пить Анфисе больше не хотелось. Ей становилось все тоскливее. Все скучнее.
Впрочем, совсем заскучать ей не дали. Неожиданно рука Ник-Ника легла на ее бедро. Потом скользнула ниже, и Ник-Ник сжал заклеенное пластырем колено. Анфиса непроизвольно вскрикнула от боли.
— Что случилось? — почти одновременно все задали ей этот вопрос. Глаза Ник-Ника метнули в ее сторону молнии.
— Ничего, — стараясь говорить спокойнее, произнесла Анфиса, хотя в глубине души она негодовала. — Просто у меня болит колено, и я случайно его задела. Больно дотронуться, — она вложила в эти слова сарказм. — Извините.
