Мартин Гилберт - Первая мировая война
Готовясь к наступлению, 28 ноября немецкая артиллерия выпустила 16 000 снарядов, в том числе химических, по позициям британцев в Бурлонском лесу. Само наступление началось по приказу 30 ноября. Многие британские роты сражались буквально до последнего человека. В южном секторе наступления немцы быстро прорвали передовые позиции британцев. Маньер пришлось оставить, после чего немцы взорвали мост, чтобы не дать возможность танкам союзников перебраться через канал Сен-Кантен. Продвинувшись почти на 5 километров, немцы взяли в плен более 6000 британских солдат и захватили 158 орудий. Использование химических снарядов вкупе с тремя десятками аэропланов, осуществляющих поддержку с воздуха, оказалось для немцев столь же эффективным, как ранее танки для британцев. Впрочем, британцы постепенно установили господство в воздухе. В воздушных боях немцы потеряли 11 самолетов, британцы – 7. Отступая, британцам удавалось повсюду перегруппировывать силы и удерживать линию фронта.
Во время сражения капитан А. М. Ч. М’Реди-Дирмид из Миддлсекского полка не только возглавил атаку, в ходе которой немцы были отброшены на пятьсот метров, но и проявил поразительные по стандартам того времени навыки гранатометания, убив или ранив более 80 немцев, после чего погиб сам. На другом участке фронта британский офицер пытался уговорить 60 человек, спасающихся бегством, развернуться лицом к наступающим немцам, заметно превосходящим их в численности. «Не по-британски удирать таким образом, – сказал он, – надо же оказать сопротивление!» Солдаты, практически израсходовавшие все боеприпасы, проигнорировали призыв и продолжили отступление. Позже в этот же день в британских траншеях был обнаружен немец, одетый в форму британского офицера. Его казнили как шпиона. Посчитали также, что именно он пытался направлять солдат вперед на неизбежную смерть или в плен.
По всему фронту британцы оставляли свои позиции, но им на подмогу в спешном порядке бросали резервы, составленные из штабных офицеров, связных, поваров, ординарцев, связистов. «Все сражались до конца, – записал один бывший штабной офицер, – и, когда 2 декабря территория была отвоевана, их тела лежали вперемешку с трупами противника» [212].
Битва при Камбре, первый день которой вызвал такое воодушевление в стане союзников и на которую возлагали столько надежд как на поворотный пункт в ходе войны, через две недели закончилась полной неудачей. «Бинг захватил сотню пушек и пошел на повышение, – с некоторой горечью написал генерал Гоф сорок лет спустя, – по всей Англии звонили колокола, и было всеобщее ликование. Но это сражение не получило или не могло получить развития. Бинг обнаружил, что сунул голову в узкий выступ, и Бурлонский лес стал синонимом предвестника беды для многих британских солдат».
Кавалерия не смогла преодолеть немецкую линию обороны. Обходящаяся очень дорого патовая ситуация траншейной войны восстановилась. 2 декабря Хейг дал указание Бингу выбрать надежную линию обороны на зиму и немедленно закрепиться на ней. 4 декабря началось отступление. Опираясь на опыт, приобретенный в ходе боев на Галлипольском полуострове, Бинг сумел сделать так, что отход обошелся без потерь. Но в сражении при Камбре британцы и канадцы понесли тяжелые потери: 44 000 убитыми и ранеными. Немцы потеряли 53 000 человек.
Многие раненые британцы, которых отправляли на лечение в Англию, могли добраться лишь до госпиталей на французском побережье. Вера Бриттен была в 24-м главном военном госпитале в Этапле. 24 декабря она написала матери: «Мне бы хотелось, чтобы те, кто так бойко пишет о том, что идет священная война, и все ораторы, которые так много говорят, что она должна продолжаться несмотря ни на что, смогли увидеть один случай – я уж не говорю о десятке случаев – поражения горчичным газом на ранней стадии, смогли увидеть несчастных, обожженных, покрытых огромными гноящимися волдырями горчичного цвета, потерявших зрение – одни временно, другие навсегда, со слипшимися, слезящимися глазами, постоянно испытывающих проблемы с дыханием, способных говорить только шепотом, говорящих, что у них сжимает горло и что они знают, что скоро задохнутся… единственное, что можно сказать, – столь тяжелые случаи длятся недолго: люди либо быстро умирают, либо поправляются, но обычно происходит первое».
На Итальянском фронте австрийские войска к западу от Пьяве вели бои на склонах Монте-Граппы, почти на краю равнины, за которой лежали Виченца, Падуя и река По. 22 ноября они овладели вершиной Монте-Томба высотой 968 метров, но были отброшены. Западнее, в горах, окружающих Азиаго, дальнейшее наступление оказалось невозможным: в рядах атакующих обнаружилось 7000 больных. Император Карл приказал остановиться. Его народ устал от войны. 25 ноября в Будапеште состоялась массовая демонстрация. Около 100 000 венгерских рабочих вышли на улицы с лозунгами за немедленное заключение мира и в поддержку большевистской революции.
На фронте дисциплина и условия жизни избавляли солдат от такой подрывной деятельности. 26 ноября австрийцы атаковали вершину Монте-Пертика: гора семь раз переходила из рук в руки. Через три недели австрийцы достигли вершины Монте-Асолоне высотой 1620 метров, с которой открывался поразительный и манящий вид на раскинувшиеся вдалеке долины, но их армиям не удалось приблизиться к центру Италии. Лейтенант Роммель, командовавший подразделением горных егерей во время этого наступления, был награжден орденом «За заслуги».
На Салоникском фронте британцы доставили с Кипра 4000 турецких военнопленных для строительства 80-километровой узкоколейной железнодорожной ветки. Военные склады и прифронтовые лагеря защищались от нападения немецких аэропланов воздушными шарами со взрывчаткой. От одного такого шара погиб немецкий летчик-истребитель лейтенант Эшвеге, получивший прозвище «Эгейский орел» и сбивший двадцать самолетов союзников.
19 ноября большевики призвали к заключению перемирия на всех фронтах. Призыв остался без ответа. Троцкий, отвечавший за международную политику, требовал от Британии и Франции вступления в переговоры и угрожал в противном случае заключить сепаратный мир с Центральными державами. 21 ноября посол Франции в Петрограде Морис Палеолог получил официальную ноту, извещавшую, что правительство большевиков отдало распоряжение о немедленном прекращении огня на всех фронтах и намерено начать переговоры с Германией с целью заключения сепаратного мира.
Союзники и на это не отреагировали. 27 ноября посол Британии в Петрограде сообщил в Лондон: «Каждый день, в течение которого мы удерживаем Россию в войне против ее воли, еще больше настраивает русский народ против нас». В тот же день трое русских эмиссаров, наделенных полномочиями из Петрограда провести предварительные переговоры о заключении перемирия, пересекли линию фронта в районе Двинска. Немцы на всякий случай закрыли им глаза повязками. Одновременно Троцкий бросил союзникам вызов, опубликовав для всего мира секретные договоры, которые Россия подписывала с союзными державами с 1914 по 1917 г., в том числе те, что давали Франции полную свободу действий в приобретении немецких территорий, предоставляли Италии значительные территории Австрии и Турции, Румынии – желанные ей земли, и России – Константинополь и проливы.
«Правительство рабочих и крестьян отменяет тайную дипломатию с ее интригами, секретными шифрами и обманами, – заявил Троцкий в тот день в Петрограде. – Мы стремимся к скорейшему миру, чтобы народы могли совместно достойно жить и трудиться. Раскрывая существовавший доселе целый мир деятельности правящих классов, как он выражен в этих документах тайной дипломатии, мы обращаемся к рабочему классу с призывом, который всегда будет основой нашей международной политики: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!»
Но положить конец затянувшемуся конфликту стремились не только большевики. 29 ноября Daily Telegraph опубликовала письмо лорда Лансдауна, бывшего министра иностранных дел, в котором он заявил: «Мы не проиграем эту войну, но ее продолжение влечет за собой крах цивилизованного мира и бесконечное умножение страданий, которые уже тяжким грузом давят на человечество». Если начать переговоры немедленно, то уже к Новому году они могут положить конец войне и заключению «прочного и почетного мира». Массовая пресса осуждала любые попытки сесть и начать договариваться с немцами, но Лансдаун написал дочери, что был поражен «количеством писем от офицеров-фронтовиков, которые заявляли, что одобряют мое письмо».
В день публикации письма Лансдауна новый канцлер Германии Георг фон Хертлинг официально поддержал призыв большевиков к перемирию. Кайзер даже обсуждал со своим новым министром иностранных дел Рихардом фон Кюльманом возможность заключения союза с Россией. Австрийцы также приветствовали предложение большевиков прекратить боевые действия. Перед союзниками замаячил призрак конца.
