Марина Черкасова - Северная Русь: история сурового края ХIII-ХVII вв.
Указание на то, что Вологда была «в приказе у дворецкого», впервые встречается в жалованной несудимой грамоте Василия III игумену Александро-Куштского монастыря Даниилу от 2 февраля 1508 г., хотя имени самого дворецкого в ней нет. Территориально действие документа распространялось на «Закуштскую волость» – небольшое пространство к востоку от Кубенского озера. В отношении остальных заозерских волостей о власти дворецких в 1510–1520-х гг. говорить не приходится: грамоту Спасо-Рабангскому монастырю 1484 г. в феврале 1509 г. подписал дьяк Лука Семёнов, и никакой дворецкий распоряжения об этом не давал. При подписаниях её в 1534 и 1551 гг. дворецкие также не отмечены.
В 1525 г. грамоту Спасо-Прилуцкому монастырю приказал выдать дворецкий Иван Фёдорович Палецкий, и документ этот привлекался учёными к исследованию вопроса об областных дворцах. А. А. Зимин на его основании считал, что в 1525 г. был создан Рязанский дворец, М. М. Кром – что в это время имела место кратковременная попытка организации особого областного дворца для управления вологодскими землями, однако в дальнейшем дворцовые земли и их население на Вологде были подчинены Рязанскому дворцу. О подведомственности дворецкому ближайшей к Вологде волости Сямы ретроспективно указывает жалованная тарханно-несудимая грамота первого Самозванца от 12 сентября 1605 г. Сямскому Богородице-Рождественскому монастырю, упоминающая некую «старую жалованную грамоту». В ней был отмечен суд дворецкого над игуменом, старцами и слугами этой обители. Поскольку монастырь возник в Сямской волости недалеко от Вологды не ранее 1524 г. на месте явления чудотворной иконы Богородицы, то и жалованная грамота Василия III, содержащая указание на судебные полномочия дворецкого, может быть отнесена ко времени не ранее 1524 г. С. М. Каштанов датирует её 1524–1533 гг. на основании общей жалованной грамоты царя Михаила Фёдоровича Сямскому монастырю 12 мая 1624 г.
В феврале 1534 г. грамота Александро-Куштского монастыря 1508 г. была подтверждена на имя игумена Логина за подписью дьяка Фёдора Мишурина и по приказу дворецкого кн. Семёна Дмитриевича Оболенского. А в июле 1539 г. по приказу рязанского дворецкого Ивана Михайловича Юрьева была выдана жалованная несудимая и заповедная грамота Арсению Сахарусову на порубежные земли Вологодского (волость Лежский Волок) и Галицкого уездов.
В системе территориальных дворцов-«приказов» Вологда действительно оказалась подведомственна рязанскому дворецкому. Так, в 1541 г. В. М. Тучков-Морозов отдавал распоряжения относительно мельницы Спасо-Прилуцкого монастыря на р. Вологде. В июне того же года он совместно с тверским дворецким И. И. Хабаровым отдал по обмену Павло-Обнорскому монастырю несколько «чёрных старых деревень» и «новых пустошей» в Обнорской волости, взяв монастырское сельцо Козлятево в Раменском стане Ростовского уезда. Примечательно, что в 1541 г. в самой Вологде известны два наместника – М. Д. Бутурлин и Ф. В. Киндырев «з братьею». Этот факт устанавливается по указной грамоте вел. кн. Ивана Васильевича о ненарушении жалованной грамоты Ферапонтова монастыря. Ему принадлежало село Ивановское в «Остроколье» (местечке Острый конец) с церковью Ивана Кушника, купленное в 1480-х гг. у московского боярина Г. М. Перхушкова. Село локализуется в вол. Пельшме, следовательно, она (будучи в числе волостей, завещанных сначала Василием II сыну кн. Андрею Меньшому, а затем «унаследованных» Иваном III) входила в территорию, подведомственную двум вологодским наместникам, а не какому-либо дворецкому.
В 1541 г. одновременно функционировали разные дворцовые учреждения в отношении южных частей Вологодчины: вол. Обноры (рязанский дворецкий В. М. Морозов) и северной (заозерской), где поземельные дела контролировал боярин и большой дворецкий кн. И. И. Кубенский. По его приказу 21 марта 1541 г. была выдана жалованная подтвердительная тарханно-несудимая оброчная с элементами уставной грамота сямженскому Спасо-Евфимьеву монастырю, имевшая в дальнейшем многочисленные подтверждения. Особый интерес данному документу придаёт то обстоятельство, что в нём впервые для Вологодского края (волости Сямжи) приводятся сведения о нормативах денежных взиманий на волостеля и его агентов.
Весьма показательно одновременное функционирование двух дворецких в отношении двух половин формирующегося уезда, и всё это при наличии двух наместников в самом городе. Разнообразие форм центрального и местного управления здесь налицо. Они предстанут ещё богаче, если учесть появление в 1520–1540-х гг. новых институтов и должностных лиц – городовых приказчиков и губных старост, формируемых из местной служилой среды, что было обусловлено расширением служилого землевладения на Вологде и ростом социально-политического значения детей боярских.
Полномочия рязанских дворецких в отношении южных и юго-восточных земель Вологодского уезда известны вплоть до 1550–1551 гг. При подтверждении грамоты Арсеньево-Комельского монастыря 1543 г. в июне 1550 г., сделанном по приказу боярина и дворецкого Данилы Романовича Юрьева дьяком Романом Казаковым, отмечена подсудность монастырского строителя и приказчика «дворецкому, которого будет дворецкого Рязанской дворец в приказе». В последовавшем через год её подтверждении 17 мая 1551 г. юрисдикция более развёрнута и разделена на гражданскую и церковную: отмечен суд вологодского епископа со своим тиуном над игуменом или строителем и суд дворецкого (без указания на то, что он именно рязанский) над монастырскими людьми и крестьянами. Подпись была дьяка Юрия Сидорова, который вообще оформил большинство подтверждений в ходе майской 1551 г. ревизии грамот русских монастырей, включая и вологодские. В позднейших подтверждениях этой грамоты (конца XVI – первой четверти XVII в.) положение о суде дворецкого уже отсутствовало, что соответствовало постепенному исчезновению данного института, системы территориальных дворцов, вообще.
Ещё один заслуживающий внимания момент в грамоте 1543 г. – это указание, наряду с вологодскими наместниками, и на вологодских волостелей, на основании чего вологодскую волость можно гипотетически соотнести с совокупностью волостей, составлявших «Вологду» новгородско-княжеских докончаний XIII–XV вв. Вероятно, прерогативы вологодских волостелей в 1540-х гг. распространялись на территорию, называемую позднее в писцовых книгах Окологородним станом (он же Городской, он же – часть Первой половины) Вологодского уезда.
В 1541–1545 гг. разнообразные полномочия в отношении спасо-прилуцких и кирилловских владений в вол. Сяме осуществлял рязанский дворецкий В. М. Тучков-Морозов. В апреле 1543 г. он по великокняжескому слову менялся землями в Ракульской волости близ Вологды с Кирилловским монастырём. В 1543 и 1545 гг. по его предписаниям посельские (управляющие дворцовыми сёлами) должны были предоставить Кириллову монастырю по 500 четв. ржи в год («чистой и не с мякиною»). К концу 1540-х гг., как считает М. М. Кром, Вологда по своей административной принадлежности настолько укоренилась в составе Рязанского областного дворца, что в выданной по приказу рязанского дворецкого П. В. Морозова жалованной грамоте Дионисьево-Глушицкому монастырю в июле 1548 г. появилась фраза о суде над игуменом самого царя или его «рязанского дворецкого, у кого Вологда будет в приказе». По нашим наблюдениям, значительная часть этой фразы (за исключением прилагательного рязанский) была приведена уже в упомянутой выше жалованной грамоте Александро-Куштскому монастырю 1508 г. Вероятно, полномочия рязанского дворецкого к 1548 г. распространялись уже и на некоторые другие волости Вологодского Заозерья (Бохтюжскую прежде всего, где располагался данный монастырь и его владения).
Вопрос о времени упразднения Рязанского областного дворца остаётся в научной литературе открытым. Обычно указываются 1547–1548 гг., и связывается это со смертью В. М. Тучкова-Морозова. На самом же деле данное учреждение существовало по крайней мере до 1557 г., поскольку в апреле 1557 г. с суда рязанского дворецкого кн. Василия Андреевича Сицкого была выдана правая грамота по спорному делу Корнильево-Комельского монастыря с князьями Ухтомскими в Пошехонском уезде. Значит, не только Вологодский, но и соседний с ним По шехонский уезд управлялись из областного Рязанского дворца.
Отдалённые от уездного центра северные волости, расположенные на стыке Вологодского, Важского и Каргопольского уездов, контролировались дворцовыми учреждениями сравнительно короткое время – в конце 1530-х гг., а в дальнейшем – великокняжеской казной (Приказом Большой казны) – высшим финансовым учреждением тогдашней России. В грамоте 1538 г. Спасо-Режской пустыни на «Важской верхотине» (стыке Верховажских и Тотемских земель) отмечен суд дворецкого над крестьянами. В 1540-х же гг. грамоты на монастырские владения в этих местах выдавались по распоряжению казначеев, что свидетельствует о совмещении ими своих основных – контрольно-финансовых – функций с административно-судебными. 6 июля 1546 г. по приказу казначея И. И. Третьякова была выдана жалованная грамота Спасо-Преображенской пустыни на Глубоком озере (вскоре будет приписана к Спасо-Прилуцкому монастырю, поскольку в мае 1551 г. подтверждена на имя его игумена). В этом документе был отмечен суд дворецкого в случае предъявления иска настоятелю. 14 марта 1546 г. по распоряжению казначея И. И. Третьякова дьяк Ив. Курицын (тоже, несомненно, казённый, как считает Д. Е. Гневашев) оформил грамоту о неприписке к вологодскому посаду архиерейской слободки в подтверждение более ранней (и несохранившейся) грамоты, Василия III (которая тогда же, в 1546 г., возможно, была заново подписана). Финансовые прерогативы казначея в 1546 г., таким образом, распространялись не только на северную оконечность Вологодского уезда, но и на саму Вологду, тогда как административно-судебные были сосредоточены у вологодского наместника кн. В. И. Воротынского. В отношении ближайшей к Вологде и довольно крупной, плотно населённой Кубенской волости в то время правом «боярского суда» обладал кормленщик Р. Б. Голохвастов: он мог не предоставлять свои судные списки к докладу кн. В. И. Воротынскому, а посылать их прямо в Москву к боярскому докладу.
