Виктор Еремин - 100 великих литературных героев
Вот тут мы подходим к самому спорному вопросу. Конечно, получивший удовольствие от выдающейся экранизации «Собачьего сердца», современный читатель вслед за блестящими артистами Е.А. Евстигнеевым и Б.Г. Плотниковым представляет себе профессора Филиппа Филипповича Преображенского и его ассистента доктора Броменталя как некие светлые положительные образы, противостоящие варварству и хамству нарождающейся советской власти. Однако при более внимательном проникновении в описанную в повести ситуацию становится понятным, что в моральном отношении в «Собачьем сердце» нет положительных героев. И это вряд ли осознавал и сам Булгаков.
Трагедия современной России как раз и заключается в том, что в царящей ныне в обществе психологической атмосфере гонки за наживой подавляющее большинство наших соотечественников не в состоянии понять моральное уродство Преображенского и Броменталя. В них видят прежде всего высококвалифицированных профессионалов, делающих свое дело и зарабатывающих этим деньги в мире распоясавшихся хамов. В принципе именно такова была жизненная философия самого Булгакова (отчего он и является в наши дни знаменем «строителей нового общества»), утверждавшая принцип: «Я умнее – я имею право. Долой уравниловку!»
На деле же несчастный пес Шарик в изображении писателя стал жертвой двух рафинированных интеллигентов, от высоколобия своего возомнивших себя богами и вознамерившихся не только сотворить искусственного человека, но и сделать это посредством разрушения естества. При этом получился у них не просто человек, а Клим Чугункин – вор, пьяница и тунеядец. Иного и выйти не могло – узость мысли высококлассного профессионала в одной области неизбежно компенсируется катастрофическими результатами для цельного и всеобщего мира.
Поруганное дитя природы стало жестоко мстить своим создателям, глупо, мерзко, страшно, но именно так, как только и может поступить искусственное существо, не призванное в этот мир человеком. Тема, как видите, не нова. Здесь есть что-то и от «Франкенштейна» Мэри Шелли, и от «Острова доктора Моро» Герберта Уэллса. Новое у Булгакова в том, что он невольно признал: и хам во власти, и массовые репрессии свалились на Россию не неведомо откуда, а есть всего лишь результат бессмыслицы отечественной интеллигенции в лице ее передовых представителей и творцов. Они же за свои деяния и заплатили, утащив за собой множество невинного люда.
Из замысла «Собачьего сердца» логически вытекает неизбежный капкан противоречий в мировоззрении Булгакова-сатирика: либо революция есть событие искусственное, но тогда его сатира направлена в пустоту, поскольку нельзя требовать от людей, резко вознесенных ею в более интеллектуальный мир, иного поведения, чем поведение Шарикова; либо революция есть явление естественное, и в этом случае сатира его просто кощунственна, поскольку нельзя требовать от общества, зарожденного в крови Гражданской войны, высокой нравственности и справедливости.
К сожалению, как это часто бывало с Михаилом Афанасьевичем, в непродуманности и мелочности своей он облек достойную идею в столь пошлую и лукавую форму, нашпиговал ее столь внешне эффектными тирадами и фразочками (на деле имеющими своим основанием лишь брюзжание человека, который упорно хочет видеть только мир собственных желаний и потому отрицает мир реалий), что в наши дни повесть его неожиданно для самого Булгакова превратилась в эффектное, но не эффективное орудие воинствующего капитала против народа России. (Хотя это и прикрыто лживыми речами об обличении мимикрировавшего социализма.)
Главной жертвой этой метаморфозы оказался бедный Шарик. Он перестал быть привычным для нас литературным героем, но перерос в иную, весьма сложную ипостась: в героя – представление малой и худшей части населения нашей страны о подавляющем большинстве его. Достаточно сказать, что значительное число современных литературоведов, обслуживающих интересы нового капитала, и особенно специалисты в области творчества Булгакова заявляют ныне, что в образе Шарикова писатель изобразил пролетариат, то есть тех людей, кто занимается физическим трудом, прежде всего производством материальных благ. При этом утверждается, что Булгаков творил в расчете на две категории своих читателей, способных по-разному постичь смысл его произведений, – на зарубежную интеллигенцию и на советскую образованщину, поскольку в СССР интеллигенции быть не может по самой природе советского общества. Следовательно, Шариков есть образ – представление образованщины и западников о народе России и о себе умненьких и талантливеньких, противостоящих этому «тупому быдлу».
Далее расписывать позорище сословного разделения современной России считаю излишним.
Тимур
Тимур – самый известный и популярный герой советской литературы для детей. А потому после 1991 г. ему и досталось по полной программе от завидущей братии бездарей-демагогов, едва им представилась возможность поиздеваться над бывшим идеологическим кумиром.
Самое меньше, в чем обвинили этого симпатичного, чрезвычайно правильного мальчика, так это в политической ангажированности, официозности и формализме. Особо ретивые критики рассказали ошарашенным читателям, что Тимур – типичный сынок из среды советского партийно-чиновничьего аппарата, заодно со взрослыми участвовавший в геноциде собственного народа – не позволял умирающим от голода детям из простонародья поесть яблочек из ломящихся от небывалых урожаев садов коммунистических бонз. Не забывали намекнуть и на «садистические наклонности» горе-командира, которые передались ему от «изувера»-автора.
Прошло время, и сегодня Тимура уже представляют как архетип мальчика-святого из житийной литературы, готового не пожалеть живота своего ради братиев своих и творящего жертвенный подвиг втайне от суетного мира. Другие же пытаются провести параллель или поставить знак равенства между Тимуром и князем Мышкиным или пушкинским Гриневым.
На этом закрываем тему демагогов. Нас интересует феномен Тимура – литературного персонажа, задуманного и родившегося одновременно с киногероем. Думаю, полная разгадка этого образа – а загадка, безусловно, есть – еще только предстоит и, скорее всего, в неблизком будущем.
Сейчас же об авторе повести «Тимур и его команда».
Аркадий Петрович Голиков родился в 1904 г. в городе Льгове. Отец его, Петр Исидорович Голиков, был из крестьян, но смог получить образование и служил учителем. Мать, Наталья Аркадьевна Салькова, трудилась фельдшером, происходила из обедневших дворян – отец ее, Аркадий Геннадиевич Сальков, кадровый офицер царской армии, владел небольшим поместьем в Щигровском уезде.
Невзирая на то что вслед за Аркадием у Голиковых родились еще три дочери – Наталья, Екатерина и Ольга, – Петр Исидорович и Наталья Аркадьевна помогали революционному подполью, по причине чего в 1909 г. были вынуждены покинуть Льгов. С 1912 г. семья обосновалась в Арзамасе.
В 1914 г. Петр Исидорович ушел на фронт, а Аркадий осенью того же года определился в Арзамасское реальное училище, где почти сразу показал свою высокую литературную одаренность.
После Февральской революции 1917 г. Голиков-старший был избран сначала комиссаром, потом стал командиром полка, затем комиссаром штаба дивизии. Всю Гражданскую войну он провел на фронтах, что в определенной мере способствовало военной карьере сына.
А в Арзамасе в декабре 1918 г. Наталья Аркадьевна добилась зачисления Аркадия адъютантом Е.О. Ефимова, командира формировавшегося тогда в городе коммунистического батальона. Предполагалось, что служить паренек будет на месте, а его довольствие станет неоценимым подспорьем в хозяйстве. Неожиданностью стал перевод Ефимова в Москву на должность командующего войсками по охране железных дорог Республики. Аркадий уехал с ним, став, таким образом, адъютантом командующего. Помимо адъютантской должности великолепно проявивший себя подросток исполнял также должность начальника узла связи всего штаба – отвечал за бесперебойную работу телеграфистов, шифровальщиков, за техническое оснащение.
Однако Аркадий хотел воевать, и по его настоянию в марте 1919 г. паренька направили в Киев, на командные курсы Красной армии, которые он прошел за шесть месяцев. 20 августа 1919 г. Аркадий Голиков был досрочно произведен в командиры. В тот же день он был включен в отряд смертников, в знак готовности погибнуть за рабочее дело отправившихся на фронт под похоронный марш.
В первом же бою Аркадий добровольно заменил убитого командира и после боя был единогласно избран на этот пост. Было ему тогда пятнадцать лет и шесть месяцев. Вскоре молодого человека направили для дальнейшего обучения в школу «Выстрел», где учеба перемежалась с периодическим участием в боевых действиях. В 1921 г. семнадцатилетний выпускник Аркадий Петрович Гайдар получил мандат с правом на должность командира полка. Полк ему дали немедленно – 23-резервный в Воронеже, поскольку накануне там был арестован весь командирский состав, намеревавшийся перейти на сторону Антонова.
