Роберт Силверберг - Бездна
Проходя мимо друг друга, Лоулер и Гхаркид обменялись чисто формальными «автоматическими» улыбками.
Затем на дороге появились одна за другой три женщины, все – в одинаковых зеленых одеяниях: сестры Халла, Мариам и Фекла, которые пару лет назад создали некое подобие монастыря у самой оконечности острова, за лачугой старьевщика, где сваливали разные кости; из них затем получали известь, а из извести – мыло, чернила, краску и химические вещества для самых различных целей. Обычно это место никем лишний раз не посещалось, кроме собирателей отходов. Сестры, поселившись за свалкой костей, оказались застрахованными от всякого рода незваного вмешательства в их уединенную жизнь. И тем не менее, сам выбор сего места был весьма необычен. С тех пор, как они организовали свою обитель, женщины старались как можно реже общаться с мужчинами. К этому времени в «монастыре» уже жило одиннадцать представительниц прекрасного пола, то есть почти треть всего женского населения Сорве – очень странное явление, можно сказать, уникальное в короткой истории острова. В голову Делагарду приходили всякие грязные мысли по поводу того, что творилось на территории обители. Вполне возможно, он не так уж и далек от истины.
– Сестра Халла, – произнес Лоулер, поочередно приветствуя всех троих, – сестра Мариам. Сестра Фекла.
В ответ они взглянули на него так, словно он сказал нечто гадкое и непотребное. Вальбен пожал плечами и пошел дальше.
Впереди находился главный резервуар, крытая круглая емкость в три метра высотой и в пятьдесят – шириной, сложенная из лакированных свай, изготовленных из водяного бамбука и скрепленных ярко-оранжевыми обручами из волокон водорослей. Внутри этот огромный бак люди просмолили красной смолой, добытой из морских огурцов.
Из резервуара выходил целый лес труб и веером тянулся до вааргов, которые располагались почти рядом. Емкость, наверное, являлась самой важной постройкой в поселке. Ее соорудили первые люди, оказавшиеся здесь пять поколений назад, в начале XXIV века, когда Гидрос использовался в качестве планеты-тюрьмы, куда ссылали самых отпетых каторжников. Теперь бак нуждался в постоянном ремонте, бесконечном просмаливании, проконопачивании и новых креплениях-стяжках. По крайней мере, десять последних лет шли настойчивые разговоры о том, чтобы заменить его более элегантной конструкцией, но практически в этом направлении ничего не делалось, и Лоулер сомневался, что эта задумка претворится в жизнь. Тем более, старый резервуар до сих пор вполне удовлетворял нужды жителей острова.
Приближаясь к этой большой емкости, Вальбен заметил священника, недавно прибывшего на Гидрос и представляющего Церковь Всех Миров, отца Квиллана. Он медленно огибал огромный бак и при этом совершал нечто в высшей степени странное: через каждые десять шагов священник останавливался, поворачивался лицом к резервуару, простирал руки по направлению к нему в каком-то подобии объятия, то и дело задумчиво прижимая кончики пальцев к его стенке, словно желая удостовериться, не протекает ли он.
– Боитесь, что образовалась течь? – крикнул ему Лоулер. «Священник – чужак, пришелец с другой планеты… Он пробыл на Гидросе меньше года, – почему-то мелькнуло в голове доктора. – Гм… А на Сорве приплыл всего несколько недель назад». – Не беспокойтесь, ничего не случится.
Квиллан поспешно повернулся, явно смущенный неожиданной встречей, отнял пальцы от резервуара.
– Здравствуйте, Лоулер.
Святой отец являл собой тип крепкого человека аскетического вида, лысеющего и гладко выбритого, которому можно дать сколько угодно лет – от сорока пяти до шестидесяти. Он был худ, словно вся плоть усохла и сошла вместе с потом, имел вытянутое, овальной формы лицо с крупным костистым носом. Его глубоко посаженные глаза холодного светло-голубого цвета в упор смотрели на собеседника, а кожа отличалась необычайной бледностью и казалась почти выбеленной, хотя постоянный рацион из даров моря начал придавать ей тускловатый оттенок, который отличал коренных жителей Гидроса.
– Не беспокойтесь, резервуар в высшей степени надежен, – бросил Лоулер. – Уж поверьте мне, святой отец. Я провел здесь всю жизнь, и ни разу стенки емкости не подвели. Поймите, такая авария просто непозволительна.
Квиллан неловко рассмеялся.
– О, я вовсе не этим интересуюсь… Просто пытался почувствовать его внутреннюю силу.
– А-а-а… Понимаю.
– Хотелось ощутить все то, что составляет его мощь. Только представьте – огромная сила, взятая в тиски… Сила, сдерживаемая лишь могуществом человеческой воли и решительности.
– Ага, а также большим количеством стволов морского бамбука и деревянных обручей, святой отец… Ну… и Божьим благословением, конечно.
– Верно, верно, – согласился священник.
«Очень странно, – подумал доктор, – пытаться обнять резервуар, чтобы ощутить его мощь… Гм…» Но Квиллан был известен своими странностями. В этом человеке постоянно присутствовала отчаянная жажда Божьей милости, Божьего прощения – словом, чего-то такого, что помогло бы ему полностью отдаться некой высшей, значительно более могущественной силе, чем он сам. И, естественно, в нем жила неутолимая жажда веры. Лоулеру даже казалось странным видеть святого отца, которому недостает духовной силы.
– Кстати, этот резервуар создал мой прадед, – заметил Вальбен, – Гарри Лоулер, один из Отцов-Основателей… Он претворял в жизнь все, что взбредало ему в голову, как говаривал мой дед. Прадед по праву считался настоящим мастером на все руки. Он мог удалить аппендицит, провести корабль от одного острова к другому, наконец, создать эту емкость. – Лоулер на мгновение замолк. – Старину Гарри сослали на Гидрос за убийство. За убийство человека.
– Я не знал этого. Выходит, ваша семья всегда жила на Сорве?
– Да, с самого начала. Я здесь и родился… Примерно в ста восьмидесяти метрах отсюда. – Вальбен ласково похлопал ладонью по стенке резервуара. – Старый добрый Гарри… Тяжеловато нам пришлось бы без него. Вы уже, наверное, обратили внимание, насколько сухо у нас?
– Начинаю это чувствовать, – отозвался священник. – Неужели здесь никогда не идут дожди?
– Почему же? Но только в определенные периоды года, – сказал Лоулер. – Сейчас как раз не сезон. Вам придется ждать дождичка примерно месяцев девять. Вот почему мы вынуждены так тщательно строить такие сооружения. – И он снова похлопал ладонью по стенке емкости. – Теперь вы понимаете, что ни капельки не должно пропасть зря.
Воды на Сорве действительно было маловато. По крайней мере той, что пригодна для людей. Большую часть года остров проплывал по засушливым территориям, подчиняясь неумолимому и неизменному направлению морских течений. Плавучие сооружения Гидроса, несмотря на перемещение по океанским просторам, казавшиеся на первый взгляд совершенно свободными, оказывались на многие десятилетия привязанными к определенной географической долготе мощными течениями, напоминающими крупнейшие земные реки. Каждый год все острова «послушно» мигрировали по строго определенному курсу от одного полюса до другого и обратно. Каждый полюс окружал невероятно стремительный водоворот, который захватывал дрейфующие острова, разворачивал их и направлял к противоположному краю планеты. Но хотя плавучие сооружения проходили практически все параллели во время своих ежегодных миграций с севера на юг и обратно, их отклонения в направлении восток-запад оказывались минимальными из-за силы преобладающих течений. Таким образом, Сорве в своих бесконечных странствованиях вверх и вниз по планете оставался в пределах сорокового и шестидесятого градуса западной долготы. А этот пояс отличался небольшим количеством осадков в большинстве широт. Дожди выпадали редко, за исключением тех периодов, когда остров проплывал район полюсов, где ливни считались вполне обычным явлением.
Почти непрерывный засушливый период не создавал никаких проблем для джилли, организм которых приспособился к усвоению морской воды, но у людей возникали определенные проблемы. Распределение воды по карточкам являлось обычным делом. Правда, дважды случалось так, что капризные дожди шли, не переставая, в течение нескольких недель. Тогда все резервуары и дополнительные емкости были переполнены, и ограничения на потребление пресной воды пришлось отменить. Примерно неделю ливни казались чем-то новым и необычным, а затем бесконечная барабанная дробь дождевых капель, пасмурные дни и неприятный запах плесени начали надоедать. Так что в целом Лоулер предпочитал засуху – по крайней мере, он к ней привык.
– Это место восхищает меня, – смущенно признался Квиллан. – Здесь самый удивительный мир из всех мне известных.
– Думаю, что могу присоединиться к вашему мнению.
– Вы много путешествовали? Я имею в виду, на Гидросе.
