Александр Смыкалин - Перлюстрация корреспонденции и почтовая военная цензура в России и СССР
Само собой разумеется, что вскрытие почтовой корреспонденции являлось грубейшим нарушением международных конвенций, и прежде всего правил Всемирного почтового союза, членом которого являлась и Россия. Уголовное законодательство любой страны сурово карало почтовых служащих, вплоть до уголовного наказания за незаконную перлюстрацию корреспонденции.
И все-таки вернемся к вопросу о «правовой» стороне, касающейся вскрытия корреспонденции. Ведь едва ли даже самые высшие сановники государства могли производить указанные действия лишь по собственной инициативе.
Статья 53 Основных законов Российской империи, изданий 1832–1892 гг., объявляла: «Законы издаются в виде уложений, уставов, учреждений, грамот, положений, наказов (инструкций), манифестов, указов, мнений Государственного Совета и докладов, удостоенных Высочайшего утверждения (выделено нами. – А. С.)».
Вот она, лазейка для издания совершенно секретных инструкций! В том числе и определивших правовую и техническую сторону перлюстрации.[42]
Известный русский правовед Н. И. Лазаревский отмечал, что при этом было совершенно «безразлично, в какой форме было дано Высочайшее утверждение, в форме ли подписи, в форме собственноручной надписи, или даже устно (выделено нами. – А. С.); в последнем случае требовалось лишь то, чтобы это устное Высочайшее утверждение было удостоверено одним из тех лиц, которые по закону признавались заслуживающими доверия».[43]
Позднее, в конце XIX столетия, появляются и секретные инструкции, регулирующие перлюстрацию почтово-телеграфной корреспонденции. В совершенно секретной инструкции «О перлюстрации» от 5 января 1895 г. отмечается «Главная цель перлюстрационной деятельности – извлечение из частной корреспонденции таких сведений о государственных событиях, таких заявлений общественного мнения, относительно хода дел в Империи и такой оценки действий правительственных лиц, какие официальным путем почти никогда не могли быть высказываемы»… «Производство перлюстрации, не допускающее никаких, в чью бы то ни было пользу, изъятий, при составлении извлечений из писем и поэтому представляющее важную государственную тайну (выделено нами. – А. С.), поручается весьма ограниченному числу чиновников, в коих положительно дознаны: безграничная преданность Особе Государя Императора и Отечеству, полное беспристрастие, постоянная готовность к труду, нравственность, скромность и умственное развитие, словом, качества, дающие им право на неограниченное доверие».[44]
Нестабильная политическая обстановка и возрастающее революционное движение потребовали к имеющимся до 1881 г. семи перлюстрационным пунктам (в С.-Петербурге, Москве, Варшаве, Вильно, Одессе, Киеве и Харькове) открыть еще три пункта в Тифлисе, Казани и Нижнем Новгороде.
Деятельность почтовых чиновников, занимающихся перлюстрацией, помимо глубокой секретности, щедро оплачивалась из сумм Департамента полиции. Негласное жалованье было порой выше основной ставки почтового работника.
Перлюстрация корреспонденции – лишь одно из направлений в деятельности органов политического сыска. Ее необходимо рассматривать не изолированно от других направлений деятельности российской контрразведки, а в совокупности с ними. И для этого необходимо обратиться непосредственно к структуре самого аппарата, отвечающего за политический сыск в первой половине XIX в.
При образовании III Отделения (1826 г.) в него вошли три составных элемента: Особенная канцелярия Министерства внутренних дел, возглавлявшаяся фон-Фоком, и находившаяся в ведении того же Фока тайная агентура и жандармерия. Последняя была тоже сложным образованием.
Отдельный корпус жандармов сложился из двух элементов: из жандармского полка, несшего военно-полицейскую службу при войсках, и из жандармских частей корпуса внутренней стражи. Жандармы при войсках впервые появились 10 июня 1815 г., когда главнокомандующий армии Барклай-де-Толли предписал избрать в каждом кавалерийском полку по одному благонадежному офицеру и по пять рядовых, «на коих возложить наблюдение за порядком на марше, на бивуаках и кантонир-квартирах … поимку мародеров и т. п.». Чины эти названные жандармами были отданы в распоряжение корпусных командиров.
Само по себе III Отделение являлось учреждением со сравнительно небольшим аппаратом. Первоначально личный состав был определен в 16 человек, которые должны были обслуживать четыре отделения (экспедиции).
Функции между этими экспедициями распределялись следующим образом: I экспедиция занималась политическими делами – «предметами высшей полиции и сведениями о лицах, состоящих под полицейским надзором»; II экспедиция – раскольниками, сектантами, фальшивомонетчиками, уголовными убийствами, местами заключения и … крестьянским вопросом; III – занималась специально иностранцами, проживающими в России, тем самым, выполняла функции контрразведки; IV – вела переписку о «всех вообще происшествиях», ведала личным составом и пожалованиями. Работа III Отделения усложнялась. В 1828 г. к кругу его деятельности была причислена и театральная цензура, а в 1842 г. появилась и V экспедиция. Таким образом, к 1860 г. штат сотрудников уже насчитывал 40 человек. Однако законом функции между экспедициями не были строго разграничены.
На местах политической полиции ведали местные жандармские управления. Вся страна была разделена на пять, а потом на восемь округов, во главе которых стояли жандармские офицеры. Округа, в свою очередь, делились на отделения, каждое из которых – на две-три губернии; начальниками назначались жандармские штаб-офицеры.
Начинают широко использоваться данные «наружного наблюдения», «толки и слухи» и «перлюстрация писем». Деятельность секретных сотрудников еще не приносила желаемого результата. До 90 % сообщений секретных сотрудников оказывались ложными; чаще всего такие доносы появлялись в результате сведения мелких личных счетов. Однако процесс накопления информации начался.
Не приносила значительных материалов и перлюстрация корреспонденции. Подавляющее большинство писем носило бытовой характер, и казалось бы, не представляло интереса для контрразведки. Однако и здесь процесс накопления информации «пошел».
Нарастание революционного движения в стране, недовольство крестьян, брожение в армии поставили во главу угла все-таки работу агента, секретного сотрудника, внедряемого в революционную организацию. Однако агентурная «записка» являлась не единственным источником информации. Другим, столь же важным, была перлюстрация писем, которая велась в широчайших размерах.
«Некоторые письма конфисковывались, другие фотографировались, с третьих снималась копия, с четвертых переводилась на кальку не разобранная подпись, а то и целая строка. Это была сложнейшая работа … приходилось устанавливать не только адресата и адресанта, но и каждое лицо, упомянутое в письме, иногда только уменьшительным именем, одной буквой или описательным выражением. Были тома устанавливаемых адресов, толстые тетради догадок об имени, целая система регистров переписки, с обозначением куда, кому, кто упомянут в письме и т. д. Это была поистине Сизифова работа! Прибавьте, что каждое письмо, сочтенное важным, поступало в разработку за нумером, для каждого заводилось дело, о каждом имени выписывались карточки в регистре агентурного отдела и даже в общий регистр архива», – вот о каких трудностях говорит один из бывших перлюстраторов в дореволюционной России.[45]
Постепенно целью вскрытия корреспонденции уже являлось не просто накопление информации или политический контроль за жизнью общества, она рассматривалась гораздо шире, например как профилактика совершения государственных преступлений.
В 1826 г. почтой было перехвачено письмо государственного преступника декабриста Шафирова, сосланного в Сибирь, «раскрутка» которого вывела на целую подпольную военную организацию, готовившую заговор. По каждому перехваченному письму проводилось расследование. Характерным являлось то, что правительство особо не заботилось о конспирации акта перлюстрации и сохранности источника информации. Не нужно было продумывать хитроумные операции о легализации информации. Государь или граф А. Х. Бенкендорф прямо заявляли при личной беседе фигуранту о том, что они располагают информацией, из которой становилось ясно, что она получена путем перлюстрации.
Надзор за корреспонденцией особенно усиливался в военное время, а также во время революционных процессов в Западной Европе и во время польского восстания 1830–1831 гг. Правительство пыталось выяснить отношение русского общества к революционным волнениям. Принимались меры к пресечению распространения информации о революциях на Западе.
