Мартин Форд - Роботы наступают
«Никто не станет отрицать тот факт, что мир охвачен настоящей революцией. В определенном смысле это не одна революция, а три: во-первых, технологическая революция, следствием которой является автоматизация и кибернетизация; затем — революция в области военной техники, связанная с появлением атомного и ядерного оружия; наконец, революция в сфере прав человека, сопровождающаяся подъемом освободительного движения, который наблюдается по всему миру. Да, мы действительно живем в эпоху перемен. И мы снова слышим, как голос из прошлого взывает к нам: „Се, творю все новое; древнее прошло“»{44}.
Говоря о тройной революции, Кинг имел в виду отчет, подготовленный группой известных ученых, журналистов и технологов, которые называли себя Особым комитетом тройной революции. В эту группу входили нобелевский лауреат химик Лайнус Полинг, а также экономист Гуннар Мюрдаль, которого наградили нобелевской премией по экономике в 1974 г. вместе с Фридрихом Хайеком. Две революционные силы, упомянутые в отчете, — ядерное оружие и движение за гражданские права — оказались плотно вплетены в исторический нарратив 1960-х гг. О третьей революции, которой была посвящена большая часть документа, почти никто не вспоминал. Авторы отчета предсказывали, что кибернетизация (или автоматизация) совсем скоро приведет к созданию экономики, «в которой потенциально неограниченный объем выпуска может быть достигнут с помощью систем и машин, требующих лишь незначительного вмешательства со стороны человека»{45}. Следствием этого станет массовая безработица, резкий рост неравенства и в конечном итоге падение спроса на товары и услуги на фоне уменьшения покупательной способности потребителей, без которого дальнейший экономический рост невозможен. Особый комитет предложил радикальное решение: ввести в будущем гарантированный минимальный доход — он станет возможен благодаря «экономике изобилия», которая будет создана в результате повсеместной автоматизации и которая должна «заменить собой лоскутное одеяло мер социальной поддержки», принимавшихся в то время для борьбы с бедностью[10].
Отчет о тройной революции был передан средствам массовой информации, а также направлен президенту Джонсону, министру труда и руководителям конгресса в марте 1964 г. В сопроводительном письме авторы предупреждали, что, если предлагаемые ими меры или что-то подобное не будет претворено в жизнь, «нацию ждут такие социально-экономические потрясения, которых она еще никогда не испытывала». Уже на следующей день на первой странице The New York Times появилась публикация с обширными выдержками из отчета, а многие другие газеты и журналы посвятили ему отдельные статьи и редакционные колонки (в основной своей части критического характера), а некоторые пошли еще дальше, полностью перепечатав текст отчета{46}.
Тройную революцию, наверное, можно считать кульминационным проявлением той тревоги относительно последствий автоматизации, которая начала распространяться после Второй мировой войны. Это был далеко не первый раз, когда призрак массовой безработицы, вызванной приходом машин на место рабочих, становился источником страха — достаточно вспомнить восстание луддитов в Британии в 1812 г. Но в 1950-е и 1960-е гг. эта проблема вызывала особую озабоченность, занимая умы одних из самых выдающихся и интеллектуально одаренных людей в США.
В 1949 г. в ответ на запрос газеты The New York Times всемирно известный математик из MIT Норберт Винер написал статью, в которой представил свое видение будущего компьютеров и автоматизации{47}. Будучи вундеркиндом, Винер стал студентом колледжа в одиннадцать лет, а уже в семнадцать защитил диссертацию; он способствовал укреплению позиций кибернетики, а также внес значительный вклад в развитие прикладной математики и создание основ теории вычислительных систем, робототехники и автоматизации с использованием компьютеров. В своей статье, написанной всего три года спустя после создания по-настоящему универсального электронного компьютера в Пенсильванском университете[11], Винер заявил, что «если мы и можем делать что-то ясно и вразумительно, то только благодаря машинам», и предупредил, что в конечном итоге это может привести к «абсолютно безжалостной промышленной революции», основным движущим фактором которой станет способность машин «уменьшить экономическую ценность простого заводского рабочего до уровня, на котором использование его труда теряет всякий смысл, независимо от цены»[12].
Три года спустя антиутопия в духе мрачных пророчеств Винера обрела черты правдоподобной реальности на страницах первого романа Курта Воннегута. В книге «Механическое пианино» описывается автоматизированная экономика, в которой всю работу делают машины под управлением горстки инженеров, образующих элиту, тогда как все остальное население вынуждено влачить бессмысленное существование и жить без надежды на будущее. Воннегут, которому предстояло стать настоящей легендой в мире литературы, продолжал верить в злободневность своего произведения на протяжении всей жизни, написав несколько десятилетий спустя, что роман становится «все актуальнее с каждым днем»{48}.
Через четыре месяца после того, как администрации Джонсона был представлен отчет о тройной революции, президент подписал закон о создании Национальной комиссии по технологиям, автоматизации и экономическому прогрессу{49}. В своем выступлении на церемонии подписания закона Джонсон отметил, что «автоматизация может стать союзником нашего процветания, если только мы будем думать о будущем, если только мы будем знать, что нас ждет, и если только мы будем разборчивы в выборе курса, правильно планируя свое будущее». Новоиспеченная комиссия — как это почти всегда происходит с такими органами — скоро была предана забвению, оставив после себя по меньшей мере три толстенных отчета{50}.
Парадокс в том, что все эти страхи по поводу автоматизации не имели ничего общего с состоянием экономики в послевоенный период. В момент публикации отчета о тройной революции в 1964 г. безработица составляла чуть больше 5 %, а к 1969 г. она упала до 3,5 %. Даже во время четырех рецессий, имевших место в период с 1948 по 1969 г., уровень безработицы ни разу не достиг 7 %, а затем снова быстро снизился, как только в экономике началось оживление{51}. Внедрение новых технологий действительно привело к существенному росту производительности, но львиная доля плодов этого роста оказалась в руках рабочих в виде повышения оплаты труда.
К началу 1970-х гг. все внимание переключилось на введенное ОПЕК нефтяное эмбарго, а затем — на стагфляцию. Тема роста безработицы, вызванной автоматизацией и компьютеризацией, отодвигалась все дальше на периферию общественного внимания. А в среде профессиональных экономистов она и вовсе приобрела статус неприкасаемой. Всякий, кто отваживался поделиться своими мыслями на этот счет, рисковал быть причисленным к «неолуддитам».
Учитывая, что трудные времена, предсказанные в отчете о тройной революции, так и не наступили, сам собой напрашивается вопрос: его авторы просто ошиблись или, как и многие до них, слишком рано начали бить тревогу?
Для Норберта Винера как одного из первопроходцев в области информационных технологий цифровые вычислительные машины были чем-то таким, что коренным образом отличалось от существовавших до них механических средств. Это был настоящий переворот: новый вид машин, предвещающий наступление новой эпохи и в конечном счете, возможно, даже и разрушение привычного социального порядка. Впрочем, Винер формулировал свои мысли в эпоху, когда компьютеры представляли собой монструозные сооружения размером с комнату, вычислительная мощность которых зависела от десятков тысяч раскаленных вакуумных радиоламп, которые регулярно перегорали{52}. Пройдут десятилетия, пока экспоненциальная дуга развития поднимет цифровые технологии до уровня, на котором такого рода мысли могут показаться вполне уместными.
Теперь, когда все это уже позади, пришло время еще раз объективно оценить последствия развития технологий для экономики. Если верить данным, даже несмотря на потерю экономистами интереса к роли технологий, снижающих затраты труда, и переход этой темы в разряд периферийных, нечто, имевшее фундаментальное значение для послевоенной эпохи процветания, постепенно начало меняться в американской экономике. Почти прямая историческая связь между ростом производительности труда и увеличением доходов была разорвана: зарплаты большинства американцев застыли на одном уровне, а у многих и вовсе пошли вниз; неравенство в доходах резко возросло, став практически таким же, каким оно было накануне краха фондовых рынков в 1929 г., а в наш языковой обиход прочно вошло новое выражение — «экономический подъем без создания рабочих мест». Можно насчитать не менее семи тенденций экономического развития, которые, если их рассматривать в совокупности, свидетельствуют о том, что развитие информационных технологий является фактором радикальной трансформации.
