Майкл Шермер - Скептик: Рациональный взгляд на мир
Эти критерии должны быть на первом месте при оценке спорных идей в пограничных областях науки. «Если сегодняшние тенденции сохранятся, – заключает Гарднер, – в ближайшие годы нас ожидает широчайшее разнообразие таких лжеученых с теориями, которые пока и вообразить невозможно. Они напишут впечатляющие книги, прочтут захватывающие лекции, создадут вдохновляющие культы. Они могут привлечь одного последователя, а могут и миллион. В любом случае и для нас самих, и для общества будет лучше, если мы дадим им отпор». Мы даем отпор, Мартин. Именно этим занимаются скептики, и в память обо всем, что ты сделал, мы и дальше будем воздавать честь твоим заветам.
15. Скептицизм как добродетель
Экскурс в изначальное значение слова «скептик»
Поэтам нередко удается выразить глубокое понимание человеческой натуры гораздо лаконичнее, чем ученым. «Опыт о человеке» Александра Поупа, например, полон емких наблюдений и глубоких смыслов. Вдумайтесь в его описание дуалистических противоречий, свойственных человеку:
Ты посредине, такова судьба;
Твой разум темен, мощь твоя груба.
‹…›
Ты между крайностей, вот в чем подвох;
И ты, быть может, зверь, быть может, Бог;
Быть может, предпочтешь ты телу дух,
Но смертен ты, а значит, слеп и глух,
Коснеть в невежестве тебе дано,
Хоть думай, хоть не думай – все равно[14].
Поуп вложил очень многое в эту строфу: люди мудры и грубы, темны и мощны, они – боги и звери. Но последний пункт бросает серьезный вызов науке: правда ли все наши размышления ничтожны и в конечном итоге ошибочны? Этот страх не оставляет нас в поисках понимания, и именно поэтому скептицизм является добродетелью. Мы должны всегда быть начеку и опасаться ошибок в размышлениях. Вечная бдительность – ключевая фраза не только для свободы, но и для мышления. Это самая суть скептицизма.
К моему большому огорчению, лишь через пять лет редактирования и издания журнала Skeptic я осознал, что никогда не задавался вопросом определения слова «скептик» и даже не интересовался, как его использовали другие, пока Стивен Джей Гулд в предисловии к моей книге «Почему люди верят в странные вещи» (Why People Believe Weird Things) не упомянул, что оно происходит от греческого skeptikos – вдумчивый. Этимологически латинская производная от него – scepticus, «исследующий», «размышляющий». Другие варианты в древнегреческом включают «страж» и «мишень». Следовательно, скептицизм – вдумчивое исследование. Быть скептиком – значит нацеливаться на критическое мышление. Скептики – защитники от ошибок суждения, Терминаторы неверных идей.
Это очень далеко от современного неверного толкования – «циник», «нигилист», хотя история слова дает определенное представление о том, почему скептицизм стал синонимом цинизма или нигилизма. Оксфордский словарь английского языка, лучший источник информации об истории использования слов, предлагает первым следующее определение слова «скептик»: «Тот, кто, как Пиррон и его последователи в Древней Греции, сомневается в возможности любого истинного знания. Тот, кто считает, что нет достаточных оснований для уверенности в истинности какого бы то ни было предположения». Возможно это и так в философии, но не в науке. Вероятность истинности предположений существует всегда, но здесь я немножко играю словами, заменяя «уверенность» на «вероятность», потому что в науке нет неопровержимых фактов и мы не можем определить факт как уверенность в некоем убеждении на 100 %. Я не могу сказать лучше Гулда, определившего факт в науке так: «подтвержденное до такой степени, что было бы неразумно отказать во временном согласии».
Сомнительной можно назвать теорию струн, но не гелиоцентризм. Все еще идут споры, какая концепция эволюции лучше описывает развитие жизни – градуализм или прерывистое равновесие[15], но нет сомнений в том, что жизнь эволюционировала. Разница – в вероятностях, и это отражено во втором определении слова «скептик»: «Тот, кто сомневается в истинности того, что считается знанием в определенной сфере исследования». Ладно, значит, мы ставим под сомнение не все, а только некоторые вещи, особенно те, которым не хватает логики и доказательств. К сожалению, многие скептики подпадают под третье определение слова: «Тот, кто, как правило, склонен сомневаться, а не доверять любым утверждениям или очевидным явлениям, с которыми сталкивается. Человек скептического характера». Почему одни по характеру скептичнее других – тема для отдельной статьи, но достаточно сказать, что верно и обратное: некоторые по характеру склонны скорее верить, чем сомневаться в любом утверждении. Ни одна из крайностей не хороша, обе ведут к ошибкам рассуждений.
Возможно, ближе всего к нашему пониманию скептического или научного подхода четвертое значение слова «скептик»: «Искатель истины, исследователь, еще не пришедший к окончательным убеждениям». Скептицизм – это не «ищите и обрящете» (классический случай предвзятости подтверждения в когнитивной психологии»), а «ищите и сохраняйте здравый смысл». Что значит сохранять здравый смысл? Это значит найти ключевое равновесие между правоверностью и ересью, между преданностью статус-кво и слепой погоней за новыми идеями, между широтой взглядов, позволяющей принять новые радикальные идеи, и широтой взглядов, от которой начинается сходят с ума. Скептицизм – это поиск такого равновесия.
16. Тонкое равновесие
Как наука помогает нам понять фундаментальное соотношение ортодоксальности и ереси в науке
В своей лекции «Бремя скептицизма» в 1987 г. астроном Карл Саган кратко охарактеризовал фундаментальное соотношение ортодоксальности и ереси:
На мой взгляд, то, что нам требуется, так это очень тонкое равновесие между двумя взаимно противоположными потребностями: предельно скептическим изучением представленных гипотез и предельной открытостью новым идеям. Если вы абсолютный скептик, то никакие новые идеи сквозь вашу броню не пробьются. В то же время если вы чересчур легковерны и начисто лишены скептической жилки, то не сможете отличить полезные идеи от пустых.
Почему, можем спросить мы, одни предпочитают ортодоксальность, а другие – ересь? Может быть, это разные черты характера, стремление к традиции или к переменам? Это важный вопрос, поскольку ответ на него помогает объяснить, почему на протяжении истории науки одни поддерживали радикальные новые идеи, а другие противостояли им и кто сегодня (или даже завтра) отстаивает статус-кво, а кто стремится к передовым рубежам.
В 1990 г. Дэвид Свифт выпустил книгу под названием «Пионеры SETI[16]: рассказы ученых о поисках внеземного разума» (SETI Pioneers: Scientists Talk About Their Search for Extraterrestrial Intelligence), в которой говорил о переизбытке [в этой области исследований] первенцев, включая и Сагана. Но значим ли этот избыток статистически? Свифт этого не проверял, проверили мы с Фрэнком Саллоуэем, психологом из Калифорнийского университета в Беркли. Для группы пионеров SETI с учетом количества их братьев и сестер ожидаемое количество первенцев равно восьми, а наблюдаемое – 12. Эта разница статистически значима с 95 %-ной достоверностью.
Что это значит? В книге 1996 г. «Рожденные бунтовать» (Born to Rebel) Саллоуэй представляет резюме 196 исследований очередности рождения, выстроенных в соответствии с так называемой пятифакторной моделью личности:
Добросовестность: первенцы более ответственны, склонны к планированию и ориентированы на достижения.
Доброжелательность: рожденные позже – более покладисты, популярны и склонны к сотрудничеству.
Открытость опыту: первенцы более конформны, традиционны и больше идентифицируются с родителями.
Экстраверсия: первенцы более экстравертны, настойчивы и склонны проявлять лидерские качества.
Нейротизм: первенцы более ревнивы, тревожны и боязливы.
Чтобы изучить личность Сагана, мы с Саллоуэем попросили членов его семьи, друзей и коллег оценить его с помощью стандартного набора из 40 качеств по девятибалльной шкале. Например, «Я представляют Карла Сагана как…» трудолюбивого или нерадивого, практичного или непрактичного, самоуверенного или застенчивого, организованного или безалаберного, бунтовщика или конформиста и т. п. Приведенные ниже результаты распределены по процентилям относительно базы данных Саллоуэя по 7276 участникам.
Больше всего со статусом первенца согласовался необычайно высокий балл Сагана по шкале добросовестности (амбициозности, ответственности) – 88-й процентиль и его потрясающе низкий балл – 13-й процентиль – по шкале доброжелательности (скромности, непрактичности). Но его открытость опыту (предпочтение нового) практически зашкаливала: 97-й процентиль. Почему? Во-первых, очередность рождения – вряд ли единственный фактор, влияющий на открытость: она зависит и от культуры, и от социальных установок. Саган вырос в либеральной еврейской семье, а его учителями были такие научные революционеры, как Джошуа Ледерберг и Г. Мёллер. Во-вторых, открытость включает и «интеллектуальную» составляющую, а первенцы часто показывают выдающиеся интеллектуальные результаты, что отражается в их высоких показателях IQ и большем количестве Нобелевских премий в области науки.
