Андрей Громыко - Памятное. Книга первая
От беседы с Барухом у меня остался определенно отрицательный осадок, так как ни одной свежей мысли по сравнению с тем, что уже ранее говорилось на эту тему им, его советниками, правительством США, не было высказано. Вашингтон был против соглашения с Советским Союзом.
Характерно, что даже Барух не употреблял выражения «мировое правительство», когда говорил о международном контрольном органе. Эта идея была настолько далека от реальности, насколько далеки были намерения тогдашнего правительства Трумэна от поддержания дружественных отношений с Советским Союзом. А ведь солдаты обеих союзных в войне держав — СССР и США — с объятиями встречали друг друга на Эльбе, когда заканчивалась великая битва против германского фашизма.
Описанная встреча с Барухом является еще одной иллюстрацией тех усилий, которые Советское государство прилагало к радикальному решению проблемы запрещения и ликвидации ядерного оружия в интересах мира.
Сознавал ли Барух, что США предъявляли неоправданные претензии? Не берусь судить. Он внимательно выслушивал разъяснения и доводы, которые приводились с нашей стороны. Но когда Барух начинал излагать официальную позицию, аргументировать ее, то из этого всегда следовало лишь одно — Советский Союз, как и все остальные страны мира, должен просто целиком положиться на «моральный авторитет» США и их миролюбие.
Даже если Барух верил и в то и в другое, то что бы он, будь жив, сказал, услышав доносящиеся из Вашингтона заявления в пользу права США на нанесение первого ядерного удара по Советскому Союзу? А ведь это заявления руководителей того же государства, которое Барух представлял в Комиссии по атомной энергии.
В умы людей его масштаба и склада глубоко запал культивировавшийся, да и культивируемый в США сегодня миф о непогрешимости тех, кто определяет направление американской внешней политики.
Является аксиомой, что в извечном противоборстве обмана и истины рано или поздно торжествует последняя. Это в полной мере относится к проблеме ядерного оружия. Разве не слышен сегодня голос миллионов людей, в том числе американцев, выступающих против ядерной войны, за ограничение, сокращение и ликвидацию ядерных вооружений? Хотя жертв политики обмана все еще остается немало.
«План Баруха», усердно рекламировавшийся американской стороной, оказался мертворожденным. Иначе и не могло быть, так как заложенные в нем содержание и цели заранее обрекали его на это.
Субъективно сам Барух мог считать, что защищает доброе дело. Но это не снимает с него того пятна, которым он «украсил» себя, отстаивая план, названный его именем.
Последнее рукопожатие миллионера
Барух, и после того как выявились разные мнения СССР и США в подходе к вопросу о ядерном оружии, твердо стоял на позиции необходимости не допустить возрождения германского фашизма. Положительно высказываясь о решениях Потсдамской конференции, он выступал за их претворение в жизнь, неоднократно в беседах со мной подчеркивал одну и ту же мысль:
— С немецкой земли не должна быть вновь развязана агрессия.
Барух всегда сочувствовал наиболее радикальным планам искоренения германского фашизма. Той же точки зрения он придерживался и несколько лет спустя, когда уже не занимал официального поста.
Барух коротал свой век — ему уже было за восемьдесят — в Нью-Йорке, проживая в особняке, выходящем фасадом на центральный парк города. Об этом особняке часто говорили:
— Вот дом мудреца Баруха.
И впоследствии мне приходилось беседовать с Барухом. Инициативу неизменно проявлял он (во время пребывания советских делегаций на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН). Одна из встреч состоялась в его особняке. На ней присутствовали постоянный представитель СССР при ООН А. А. Соболев и сын хозяина, тоже бизнесмен.
В разговоре Барух в общем-то возвращался к воспоминаниям, связанным с его планом. Насчет неудачи с этим планом он делал даже полуироничные замечания. Да и мы — его гости — щадили хозяина. Но ощущение было определенное — он сомневался в беспорочности американской позиции во время администрации Трумэна.
Наконец я спросил:
— Господин Барух, прошло почти пятнадцать лет со времени
наших баталий в 1946 году. Как вы оцениваете сегодня то, что защищали тогда? Он ответил:
— Сейчас я отстаиваю далеко не все из того плана, который окрестили моим именем.
«Не все»… Этим сказано немало.
Мы с Соболевым не стали добавлять соли на его рану.
В беседе он далее пожаловался:
— Американца сегодня стала брать за горло дороговизна: цены на многие товары широкого потребления даже по сравнению с военным временем подскочили черт знает до каких пределов.
Курьез, парадокс — на дороговизну в быту жаловался миллионер! Но все обстояло именно так. Барух энергично сетовал:
— Высокие цены коснулись и меня. Не так-то просто, например, теперь нанимать домашнюю прислугу. Уже в течение нескольких месяцев я ищу нового батлера,[12] с тем чтобы избавиться от теперешнего сукина сына, который стал воровать вино из домашних запасов.
Мы с Соболевым от души посмеялись над этим горем мультимиллионера. Сын посматривал на отца каким-то умоляющим взглядом, но в открытую остановить его не решался.
Встречался я с Барухом два-три раза и в здании советской миссии при ООН. Вспоминаю, что когда он пришел в последний раз, то, едва открыв дверь в кабинет, принял стойку боксера. Мы сразу же поняли друг друга: этой занятной позой Барух хотел напомнить о грандиозном матче боксеров, который состоялся в 1946 году в Нью-Йорке. Кстати сказать, одного из его участников — чемпиона мира Джо Луиса мы оба знали как друга Советского Союза. На этот матч нас, членов Комиссии ООН по атомной энергии, пригласил тогда Барух.
Во время беседы он держался дружественно, высказывался в пользу развития советско-американских отношений, категорически осуждал враждебные заявления по адресу СССР. Перед уходом он спросил:
— Мистер Громыко, а вам удалось прочесть мою книгу под названием «Как я стал миллионером»? Я послал ее не так давно для вас в Москву через советское представительство при ООН.
В ответ на этот вопрос я заметил:
— Книгу я получил и почти прочел.
— Ну и как? — сразу же поинтересовался Барух. — Каково ваше мнение о книге?
Шутя, я ответил:
— Пробовал следовать советам, содержащимся в книге. Но из этого ничего не получилось.
Поострив еще на этот счет, мы распрощались на дружественной нотке, пожали друг другу руки и сказали «гуд бай» — до следующей встречи. Но она не произошла.
…Бернард Барух умер в возрасте девяноста пяти лет.
Мои знакомые — Эйнштейн, Оппенгеймер, Жолио-Кюри
Все честные люди, в том числе и те, кто вовсе не принадлежал к числу сторонников социализма, всегда в той или иной форме выступали против того, чтобы выпущенное из клетки чудовище — ядерное оружие — стало причиной катастрофы. Эту грозную опасность многие хорошо видели и до Хиросимы. Среди них были и те, кто имел непосредственное отношение к его производству. Известно, что требование о запрещении этого оружия нашло поддержку таких выдающихся ученых, как Альберт Эйнштейн, Роберт Оппенгеймер, Фредерик Жолио-Кюри.
В начале 1939 года Фредерик Жолио-Кюри во Франции, венгр Лео Сцилард и итальянец Энрико Ферми, работавшие в США, сделали похожие выводы: в определенных условиях можно вызвать цепную реакцию расщепления ядер атомов урана, которая будет сопровождаться взрывом чудовищной мощности.
Вполне обоснованно ученые считали, что, сделав такие же выводы, ядерное оружие может создать и фашистская Германия. Догадки эти подтверждались: нацисты к тому времени оккупировали Чехословакию и запретили экспорт урановой руды, добывавшейся в Яхимове.
В это время Альберт Эйнштейн жил уже в США. В двадцатые годы создатель теории относительности возглавлял Физический институт Общества кайзера Вильгельма в Берлине — так именовалась в Германии организация, которая фактически являлась академией наук. После прихода Гитлера к власти, спасаясь от преследований нацизма, крупнейший физик переселился в Америку.
2 августа 1939 года Сцилард убедил Эйнштейна подписать письмо на имя Рузвельта. В письме говорилось об исследованиях Жолио-Кюри, Ферми и Сциларда и содержался призыв к администрации уделить внимание этим исследованиям, потому что они открывают путь к созданию небывало мощных бомб нового типа.
Задача состояла в том, чтобы опередить Гитлера. Президент наложил на письме резолюцию: «Это требует действий!»
И поставил дату: «11 октября 1939 года».
Но только 6 декабря 1941 года было принято решение Белого дома приступить к созданию в США ядерного оружия. Толчком к такому повороту дел на этом направлении послужили успехи живших в Америке ученых. 13 августа 1942 года американскую программу назвали «Манхаттанским проектом», он объединил все работы по созданию нового оружия массового уничтожения.
