Джозеф Стиглиц - Ревущие девяностые. Семена развала
Экономика, несомненно, выйдет из нынешнего спада и войдет в фазу оживления, и когда это произойдет, Буш, несомненно, припишет успех своей программе снижения налогов. Урок на будущее из этого эпизода заключается в следующем: утверждение, что любого рода бюджетный дефицит стимулирует экономику, так же неверно, как и утверждение, что любого рода сокращение дефицита приведет к оживлению, чему учит нас недавний опыт девяностых годов. Но мы учимся урокам экономики у наших политиков только тогда, когда они создают для нас опасные ситуации.
БЕЗОТВЕТСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ УРЕГУЛИРОВАНИЕМ КОРПОРАТИВНЫХ СКАНДАЛОВ
Одной из причин того, что экономика в новом тысячелетии продолжала функционировать значительно ниже своих потенциальных возможностей, заключалась, по-видимому, в отсутствии решимости при решении того множества проблем, которые выявились в итоге аудиторских, корпоративных и банковских скандалов. Акционеры поняли, что данные, предоставлявшиеся им в прошлом, не заслуживают доверия. Поэтому, рассуждали они, какой смысл доверять будущим данным, если не будет предварительно осуществлены коренные реформы в этих областях? Требовалось возвращение к более сбалансированному регулированию: администрация Буша хотела продолжать свою линию на дальнейшее дерегулирование. Как мы уже отмечали в главе 10, при нарастании энергетического кризиса в Калифорнии администрация сохраняла свою позицию невмешательства и упорно твердила, что эти проблемы никак не связаны с дерегулированием. Наоборот, говорили там, проблемы порождены избыточным регулированием. Результаты были катастрофическими: как для калифорнийских потребителей, так и для налогоплательщиков. И только с банкротством Энрон, наконец, обнаружилась истина. Бразилия продемонстрировала, что тщательно проработанное государственное вмешательство может предотвратить потрошение потребителей взвинчиванием цен и сохранить при этом общую эффективность рыночного механизма; но этим путем Буш идти не хотел.
Были, наверно, и другие причины нежелания предпринять решительные действия: в это мошенничество было вовлечено и получило от него барыши такое большое число людей из администрации Буша и их друзей, что там было мало желания выступить с осуждением мошенничества. В конечном счете давлением общество добилось того, что Буш, скрепя сердце, поддержал некоторые реформы, но даже тогда в его администрации, прежде всего, опасались «зайти слишком далеко» вместо того, чтобы опасаться того, что «зашли недостаточно далеко». Например, ничего не было сделано в отношении того, что я считаю коренными проблемами, например, регулирования фондовых опционов, хотя корпоративное сообщество, в конце концов, решило принять свои меры — в том числе раскрыть данные по этим опционам в объеме даже большем, чем требовалось, и обнародовать расходы, связанные с ними.
Администрация же Буша занялась поисками кого-либо достаточно респектабельного, но в ком можно было быть уверенным, что он «не зайдет слишком далеко». Их первый выбор пал хотя и не на директора, но на ревизионную комиссию одной из фирм, вовлеченных в эту предосудительную практику.
БЕЗОТВЕТСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЛОБАЛИЗАЦИЕЙ
Как ни плохо администрация Буша управляла экономикой, глобализацией она управляла еще хуже. Америка стала единственной супердержавой как в экономическом, так и в военном отношении. Глобализация требовала взаимодействия всех стран мира, сотрудничества в деле решения общих проблем. Администрация Клинтона была иногда неоднозначной в своем подходе к глобализации. Она оказывала сильную поддержку ООН и в конце концов решила проблему своей просроченной задолженности по взносам. Но в то же время на экономической арене ее действия можно охарактеризовать, перефразируя афоризм Тедди Рузвельта: «Говори мягко, но держи за спиной большую палку» в «Кричи громко и держи за спиной большую дубину». Когда во время Восточно-азиатского кризиса Япония предложила создать Азиатский валютный фонд, Америка быстро придушила эту идею, обеспокоенная тем, что такой институт может подорвать американскую экономическую гегемонию в этом регионе, но при этом пренебрегла тяготами, на которые она обрекает регион. Министерство финансов упорно работало на подавление инакомыслия и, имея фактическое право вето в МВФ, Америка является единственной страной с таким правом — она навязало свои решения в целом ряде областей. Не было смысла в учете многосторонних интересов; остальные угодничали и заискивали перед Америкой.
Но как ни уязвим был подход администрации Клинтона к глобализации, подход Буша был в тысяче раз хуже. Он выходил из одного договора за другим — от договора, регулирующего глобальное потепление до договора о стратегических вооружениях[144]. Разглагольствуя о правовом государстве, администрация Буша с крайним пренебрежением относилась к международному правопорядку и уклонялась от участия в Международном уголовном суде. Неудивительно, что когда администрация Буша, столкнувшись с серьезными проблемами, обратилась за помощью к другим странам, последние проявили отсутствие решительно всякого энтузиазма.
Даже в тех областях глобализации, где в период Ревущих девяностых мы допустили безответственное управление, администрация Буша использовала возникшее в связи с этим недовольство для того, чтобы еще более ухудшить положение. К прежним обвинениям в лицемерии добавились новые: сельскохозяйственные субсидии и таможенные тарифы достигли новых высот. Все мы, жители городов, могли бы быть, например, согласны на отмену сельскохозяйственных субсидий. Сегодня (в отличие от того времени, когда сельскохозяйственные субсидии были одобрены Конгрессом) средний доход в сельском хозяйстве превышает доход несельскохозяйственного населения, причем большая часть субсидий уходит к высокодоходным группам фермеров и во все возрастающей доле к корпорированным сельскохозяйственным предприятиям. Сельскохозяйственные субсидии не только поощряют избыточное использование удобрений (чем больше фермер произведет, тем большую сумму он получает от государства) и способствуют разрушению окружающей среды, они также наносят ущерб бедным фермерам в развивающихся странах, которые могли бы быть конкурентоспособными в мире честной конкуренции, но не там, где субсидии их конкурентов превосходят 100 процентов. В бытность мою в Совете экономических консультантов, в преддверии принятия нового закона о субсидиях фермерами в 1995 г., мы в Совете провели тщательную работу, заложив основы для систематического представления президенту фактических данных о субсидиях. Несмотря на политические трудности, мы подготовили законопроект, лишающий фермеров субсидий, наркотическая зависимость от которых у них выработалась за предыдущие семьдесят лет, — в резком контрасте с новым законом Буша о субсидиях, который их более чем удвоил, предусматривая рост на 196 млрд долларов на протяжении десяти лет.
Проталкивание сельскохозяйственных субсидий противоречит свободно-рыночным взглядам республиканцев, но и в других областях риторика Буша находится в резком противоречии с реальностью. По крайней мере в одном случае администрации пришлось очень скоро раскаяться в той позиции, которую она занимала.
Как уже видели в главе 11, Пол О'Нил, министр финансов в администрации Буша, выступал против политики стран ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития, «клуб» передовых промышленных стран) повысить прозрачность офшорных банковских центров. Эти центры находились под подозрением. Почему 500 млрд долларов банковского дела оказалось на Каймановых островах? Ясно, что жители Багамских или Каймановых островов не лучше разбирались в банковском деле, чем банкиры с Уолл-стрита. И не климат островов обеспечивал лучшие природные условия для ведения банковского дела. У них был только один продукт: банковская тайна и возможность избежать регулирования. Они позволяли многим богатым американцам избегать налогообложения и, может быть, заниматься еще более грязными делами. И, разумеется, бизнес перевода денег в эти центры и организации сделок через эти налоговые убежища[145] приносил неплохие комиссионные людям из финансового сообщества. Эти секретные офшорные банки существовали с нашего молчаливого согласия. Если бы мы не разрешали нашим банкам иметь с ними дело, то они, по всей вероятности, быстро бы увяли. Мы принимали налоговое законодательство и законы о регистрировании, а затем, по-видимому, открывали в них большие дыры, позволявшие избегать следования законам, по крайней мере, крупным корпорациям и очень богатым индивидуумам.
Но, как и многое другое, это изменило 11 сентября 2001 г. Вскоре обнаружилось, что террористы по крайней мере частично финансировались со счетов секретных офшорных банков, и если бы ничего не было предпринято, не было бы никакой возможности установления контроля над доступом террористов к обильному финансированию. Неожиданно то, что казалось столь трудным, столь невозможным и нежелательным, оказалось неотложной необходимостью. Соединенные Штаты сделались защитником прозрачности — хотя только в ее части, касавшейся финансирования терроризма. Банковская тайна, помогая скрывать уклонение от налогов[146], коррупцию и другие грязные виды деятельности, все еще казалась вполне приемлемой.
