Сергей Кургинян - Суть Времени 2012 № 3 (7 ноября 2012)
Сюжет фильма. Некое Мифическое существо (сыгранное Р. Литвиновой) приходит к умирающей женщине. Его цель — проводить умирающую на тот свет в момент, когда лучшая подруга с выразительным именем Надежда и любимый человек оказываются бессильны помочь.
Выбор темы фильма Рената Литвинова объясняет тем, что ее с детства волнуют экзистенциальные вопросы, вопросы жизни и смерти. Она изучила мифы о древних богах, легенды, ритуалы и символы, с которыми связывали смерть разные народы. Смерть уважает человека, она предупреждает его в снах о своем приходе, считает Рената Литвинова. Человек должен только прислушиваться к «тонкому миру», способному посылать человеку знаки о приближении смерти. На вопрос о том, является ли эта ее (Р. Литвиновой) вера в потусторонние силы эпатажем, актриса отвечает: «Норма — это антиискусство… Безумцы делают искусство».
Сказать, что норма всегда является антиискусством, можно, только вычеркнув из истории искусств очень и очень многое. К примеру, весь классицизм, который основан на апологетике норм. Так что речь идет не об отрицании нормы любым искусством. Речь идет об отрицании нормы тем искусством, которое, отказавшись от смыслов, заболело смертью. А заболев смертью, стало воевать с жизнью и нормой как тем, без чего невозможна социальная жизнь. А значит, и все то, что делает человека человеком.
Тема смерти в искусстве, в литературе в частности, поднималась в самых разных аспектах.
Например, Александр Блок писал о смерти души:
Пробудился: тридцать лет.
Хвать-похвать, — а сердца нет.
Сердце — крашеный мертвец.
И, когда настал конец,
Он нашел весьма банальной
Смерть души своей печальной.
Великий испанский поэт Федерико Гарсиа Лорка отмечал особое отношение к смерти в Испании. «В других странах смерть — это все. Она приходит, и занавес падает. В Испании иначе. В Испании он поднимается. Многие здесь замурованы в четырех стенах до самой смерти, и лишь тогда их выносят на солнце. В Испании, как нигде, до конца жив только мертвый — и вид его ранит, как лезвие бритвы… в конечном счете все насущное здесь оценивается чеканным достоинством смерти».
В культуре смерть всегда воспринималась как предельный вызов жизни. Как вечный и непримиримый антагонист жизни. Как нечто, с чем человек ведет непримиримую борьбу. И именно эта борьба наделяет жизнь и особым смыслом, и ощущением горечи.
Как именно религиозные смыслы противостоят смерти, понятно. Христианин, к примеру, знает, что жизнь — часть большого пути. Как ты проживешь эту жизнь, такая и награда будет в загробном мире: по итогам ее попадешь или в рай или в ад.
Атеистам противостоять вызову смерти, конечно же, намного труднее. Но, как мы знаем, атеистам-революционерам удавалось по-своему решить эту проблему, сакрализовав дело своей жизни — революцию.
Но это революционеры. С их страстностью, огненностью. Чем больше остывал огонь у атеистического человечества, тем сложнее было этому человечеству ответить на вызов смерти. От торжественного момента перехода в другой мир оставались только обряды. Обряды постепенно теряли смысл. И так как вопрос о смерти не получал никакого ответа, его стали замалчивать. Смерть превратилась во что-то неприличное, в то, о чем не говорят. А если о чем-то не говоришь, то вроде как оно и отсутствует. Но легко сказать отсутствует…
Жизнь без так называемого утешения — каковым может быть либо вера в вечную жизнь, либо сакрализованное общее дело — становилась все более беспомощной перед лицом смерти. А раз так, то проблема смерти стала предстоять перед человечеством в новом качестве.
Рената Литвинова хочет говорить о смерти, но ей нечего сказать по существу. Она все время ищет ассоциации-намеки в мифах, русской и советской литературе, африканских культурах, наконец. На вопрос, почему главная героиня — Рита, она отвечает: «Люблю это имя — Маргарита… это у Гете, у Булгакова».
И дальше в фильме она воспроизводит свои ассоциации: желтый цвет, вороны, маскарад… Она пытается заговаривать смерть, налаживать взаимоотношения со смертью — как в архаических культах, заново придумывая ритуал, поведение в момент кончины, новые символы и утешение, как она его понимает… Оказывается, что умереть в таких «винтажных» платьях, среди блеска побрякушек, в изысканных позах — это даже «очень красиво».
В Древней Греции за душой прилетал бог Танатос, сын богини Никты (Ночи) и бога Эреба (Мрака), которого боялись и не любили даже сами боги. «Мифическое существо», пришедшее за душой героини в «Последней сказке Риты» — красивая, экстравагантная женщина. Она оказывается вернее, добрее и внимательнее друзей, близких, родных… И дает единственное избавление от мирских тягот и предательств.
Кстати, надо отметить, что появление такого рода «мифических существ», преследующих неочевидные цели, стало почти обыденным явлением в современном искусстве.
В фильме Боба Фосса All That Jazz (1980 год), из приближающейся смерти было смоделировано целое шоу! Главный герой тяжело болен, но каждое утро начинается с душа, приема дозы лекарства, улыбки и фразы «Шоу начинается, господа!». И дальше — безумный рабочий день. Изредка его навещает таинственное существо Анжелика — то ли муза, то ли медсестра, а может, и ангел смерти. Теряя ощущение реальности, очнувшись после обморока, герой пишет записку медсестре: «Я жив или умер?».
А теперь — о наиболее важном в фильме Литвиновой.
В фильме этом речь постоянно идет о том, что героиню, «мифическое существо», интересуют красивые души, «души, способные любить». И тут следует уточнение: «души, способные любить» интересуют героиню фильма потому, что «они будут избавлены от возвращения сюда, где все так несовершенно, где столько страданий». Вот так, быстро, просто и ненавязчиво отменяется все содержание и светской, и христианской, и иных борющихся со смертью культур. Жизнь превращается в обузу. Смерть — в счастливый шанс для избранных вырваться из буддийского круга сансары.
Тема «прекращения земных страданий» появилась в российском кинематографе сразу после развала Советского Союза. В 1992 году на экраны вышел первый российский фильм ужасов «Прикосновение». Главный герой, расследуя странные самоубийства (например, мать убивает сына и кончает с собой) обнаруживает, что виной всему призрак, убеждающий близких людей в том, что земная жизнь — это болезнь, и настоящая жизнь будет только после смерти. Существует целая «организация мертвых сподвижников», целью которых является привести душевно чистых людей к ранней смерти. В том же 1992 году на экраны вышел фильм «Прогулка по эшафоту». Сюжет фильма повторяет гностический миф о том, что мир создан злым демиургом. А значит, вырваться из этого мира — благое деяние, а не преступление.
Но так ли важна новая культура, отменяющая смерть в качестве вызова, на который надо отвечать? Культура, которую вполне правомочно назвать культурой смерти? (Отдельный вопрос — не является ли переход к культуре смерти еще и смертью культуры.)
Оказывается, эта новая культура весьма важна. Конечно, если мы хотим отстаивать страну и не превращать ее в огромное кладбище или гигантский хоспис.
За последнее десятилетие число самоубийств в России среди молодежи выросло в 3 раза. Зловещая тенденция, не правда ли? Только за пять последних лет самоубийством покончили жизнь 14 157 несовершеннолетних. И кинематограф тоже несет за это ответственность.
На Западе тему смерти в новом ключе поднял молодой режиссер Алехандро Аменабар. В 2004 году на экраны вышел его фильм «Море внутри». И сразу получил два «Оскара», Гран-при Венецианского фестиваля и 14 наград испанской кинопремии «Гойя».
Алехандро Аменабар не скрывает, что тема смерти интересует его больше всего. До «Моря внутри» он снял фильм «Другие», в котором под конец выясняется, что жизнь молодой женщины с двумя детьми в большом пустом доме — это уже жизнь после смерти. Женщина убила детей, и покончила с собой. После чего оказалось, что жизнь продолжается… просто уже в другом измерении. «Кто-то придумал интересную формулу: «Другие» — фильм о мертвых, которые хотят быть живыми, а «Море внутри» — о живых, которые хотят умереть», — говорит режиссер.
Обратим внимание на фразу «живые, которые хотят умереть».
В Испании «Море внутри» вызвал бурное обсуждение в связи с поднятой темой эвтаназии. Но посыл режиссера был гораздо глубже. Желая поднять вопрос о добровольном уходе из жизни, он берет в качестве примера человека, весьма формально подпадающего под случаи, в которых хотя бы условно можно рассуждать о допустимости эвтаназии. Герой фильм Рамон парализован. Но он сильный человек, продолжающий вести насыщенную, интересную жизнь: он пишет, рисует, общается с людьми, в него влюбляются женщины. Но вся сила воли героя нацелена на одно — желание умереть.
