Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 19 (13 марта 2013)
Весной 1962 г. Кожинов опубликовал две статьи о Бахтине, а также написал о нем материал для новой литературной энциклопедии, вышедшей 100-тысячным тиражом. И произошло чудо: еще ДО появления книг Бахтина (второе издание книги о Достоевском вышло в 1963 г., книга о Рабле — в 1965-м) началось настоящее паломничество в захолустный Саранск. Преподаватель Московского университета В. Турбин писал: «Мне трудно рационально объяснить достаточно странный феномен… не сговариваясь, независимо друг от друга, к Бахтину потянулись ученые и литераторы разных поколений».
В июне 1962 г. «Литературная газета» опубликовала подготовленное Кожиновым письмо под названием «Книга, которая нужна людям». Его подписали председатель Союза писателей К. Федин, академик-секретарь Отделения литературы и языка АН СССР В. Виноградов и переводчик Рабле Н. Любимов. Речь шла о необходимости издания бахтинской книги, посвященной Рабле. В августе того же года с Бахтиным был заключен договор об издании книги.
С 1967 г. выходят переводы двух книг Бахтина на иностранные языки. Журналы наперебой начинают печатать бахтинские статьи. Вокруг его работ завязывается публичная полемика.
А в 1969 г. Бахтин по высшему повелению был перемещен из маленького провинциального городка в Москву. Вопрос о его возвращении из провинции поставил не кто-нибудь, а Андропов. Суслов пытался возразить Андропову: мол, это небезопасно — слишком уж много в работах Бахтина аллюзий. Но Андропов сумел взять в этом вопросе верх.
В уже упомянутом исследовании С. Кургинян называет Бахтина «интеллектуальным снарядом сверхкрупного калибра», целью — «КПСС как секулярную красную церковь», а пушкой, которая должна была выстрелить по цели этим интеллектуальным снарядом, — Ю. В. Андропова.
Пушка выстрелила. Выстрел имел сокрушительные последствия. Еще в самом начале перестройки, в 1986 году, американский бахтинист г. С. Морсон писал: «Поток научной периодики в настоящий момент позволяет предположить, что все мы… вступаем сейчас в эпоху Бахтина». Вся перестройка шла под знаком бахтинской карнавализации. В отличие от наших сограждан, на Западе прекрасно осознавали роль и место Бахтина в происходящем процессе. За пятилетие — с 1988-го по 1992 г. включительно — там было издано около сорока книг о Бахтине, не считая четырех специальных выпусков журнала.
О том, как бахтинская теория воплотилась на практике, — в следующей статье.
Классическая война
Доктрина Великой войны. Борьба стратегий
Было два слагаемых духовного сопротивления советского народа машине немецкого уничтожения. Первым был идеологический энтузиазм… Вторым — тяжелая глубинная ненависть русского народа к такому нечеловеческому злу
Юрий Бардахчиев
В предыдущей статье мы говорили о двух разных военных стратегиях, принятых Германией и Советским Союзом в преддверии Великой Отечественной войны. Принятая советским командованием «стратегия измора», традиционная для нашей армии, в конечном итоге определила победу СССР, принятие германским командованием столь же традиционной стратегии «блицкрига» определило поражение Германии.
Суть теории блицкрига, разработанной немецким стратегом А. фон Шлиффеном, — в предельной скоротечности войны, в активном нападении и достижении победы еще до того, как противник окончательно мобилизует армию и запустит военную промышленность на полную мощность.
Стратегически операции блицкрига в ходе Второй мировой войны заключались в нанесении мощных рассекающих ударов танковыми соединениями при поддержке пехоты и авиации. На память сразу же приходит построение «свиньей» немецких и ливонских псов-рыцарей, с помощью которого русские дружины дробились на части и уничтожались по отдельности.
Таким же образом действовали и мобильные танковые группы и моторизованная пехота вермахта. Врываясь в стыки между обороняющимися частями, обходя сильно укрепленные позиции, они разрывали сплошной фронт противника, заходили в его тыл, прерывали линии коммуникаций, снабжение боеприпасами, техникой и продуктами питания, подавляли огнем сопротивление и затем легко добивали. Если добавить сюда сплошную бомбежку с воздуха, поддержку дальней артиллерией, отработанное тесное взаимодействие между всеми родами войск атакующих, то становится понятной вся грозная сила этой стратегии.
Именно так была разбита польская армия в 1939 году, хотя ее военно-технические возможности и людские резервы не были исчерпаны (осталось более миллиона не мобилизованных призывного возраста). Но психологический шок и паника сделали свое дело — Польша сдалась через 36 дней. В 1940 году Франция была разбита за 44 дня и затем оккупирована. К моменту нападения на СССР были так же сокрушены Чехословакия, Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Люксембург.
Хотя Генштаб Рейха после этих побед уверовал в непогрешимость своей стратегии, он понимал, что перед ним доселе никем не побежденный враг и потому готовился к войне с немецкой тщательностью и педантичностью.
Директива № 21, содержавшая план нападения на Советский Союз и получившая условное название «Барбаросса», была подписана Гитлером 18 декабря 1940 года. Основную суть директивы наиболее полно отражали фразы, с которых она начиналась: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии». Войну предполагалось начать летом 1940 года.
Германский Генштаб предложил Гитлеру два плана.
Автор одного из них, командующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал В. Браухич, считал, что у Красной Армии наличествует всего 50–70 боеспособных дивизий и для их уничтожения потребуется 80–100 немецких дивизий.
Другой план был представлен начальником управления оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта генерал-полковником А. Йодлем. Он был не согласен с оценкой Браухича и считал мощь Красной Армии сильно заниженной. Йодль потребовал для борьбы с Советской Россией не менее 120 дивизий и около 4 месяцев для их развертывания. Ему удалось также убедить Гитлера перенести сроки нападения на СССР на май 1941 года.
3 февраля 1941 года уточненная директива по стратегическому развертыванию была одобрена Гитлером. Но задолго до утверждения плана нападения на СССР была начата реорганизация вермахта и переключение экономики Германии на решение задач новой войны. До 1 апреля 1941 года было необходимо обеспечить полное перевооружение 200 дивизий, включая 10 моторизованных, 20 танковых и 20 резервных. На это работали не только военные предприятия Германии, но и 4876 заводов оккупированных Польши, Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии и Франции.
Повторимся, что в основе плана «Барбаросса» лежала стратегия блицкрига. Но блицкриг основан на постоянном наращивании темпа наступления. Потеря темпа означает переход в позиционную войну и заставляет коренным образом менять стратегию, на что у нападающей стороны просто не хватает ресурсов. Таким образом, если сопротивляющаяся сторона выдерживает первый удар и готова сражаться дальше, то неизбежна смерть блицкрига.
Именно так и произошло в 1941 году. Хотя в начальный период войны немецкие армии продвинулись на 100–300 км на восток, но потеря времени на борьбу с окруженными, но сражающимися советскими войсками, постоянные контрудары Красной Армии, непредвиденно большие потери техники и людского состава, наконец, гигантские пространства России уже к концу третьей недели войны сделали очевидным провал стратегии блицкрига.
Тем не менее, вопрос о том, почему произошли тяжелейшие поражения начального этапа войны, продолжает вызывать споры. Ведь советские военные руководители хорошо представляли себе сущность блицкрига, почему же не нашли эффективной стратегии противодействия ему?
По этому поводу высококвалифицированные военные историки спорят более шестидесяти лет. В Советском Союзе этот спор, увы, во многом оказался заложником политической конъюнктуры. Хрущеву нужно было доказать, что Сталин бездарно вел войну, совершал грубейшие ошибки. Брежнев, не отбросив полностью антисталинскую концепцию Хрущева, лишь существенно ее смягчил.
Зарубежные ученые в этом споре занимали, в основном, позицию Хрущева. Только Хрущеву нужно было дискредитировать Сталина как военачальника из внутриполитических соображений, а иностранцам нужно было добиться дискредитации Сталина и СССР как полноценного победителя Гитлера. Как мы видим, эта борьба ведется до сих пор.
Другая крайность, в которую впадают даже высококлассные исследователи, в том, чтобы, признавая зловещий характер фашизма, принижать созданную им военную машину. Рассуждения о ее заурядности, вторичности (мол, танки заимствованы у англичан, десанты — у нас), помноженные на признание ее количественной мощности, настолько внутренне противоречивы, что удивительно, как этого не замечают сами авторы.
