Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 19 (13 марта 2013)
Но в арсенале американской войны за мировые рынки были и другие методы. Одним из важнейших стали проводимые через ГАТТ торговые эмбарго. Например, «продавленное» США в 1953 г. эмбарго в отношении коммунистического Китая очень болезненно ударило по торговым интересам той же Великобритании, а также других стран Европы, которые считали новый Китай своим вполне перспективным рынком сбыта. А американские компании в это время «заходили в Китай» через Японию, которую США в тот период прочно контролировали, и которая в эмбарго не участвовала…
Конкуренты США сделали выводы и сами стали вовсю применять «оружие демпинга». То есть, «градус» торговых войн в рамках ГАТТ начал быстро расти.
Например (очень знакомая нам в России тема!) к началу 60-х годов Европу буквально захлестнули демпинговые поставки американской курятины. В 1961 г. американский «куриный экспорт» превысил по стоимости 50 млн тогдашних (во много раз более весомых, чем сейчас) долларов. В 1962 г. страны Общего рынка резко подняли на курятину таможенные тарифы, в результате чего поставки курятины упали втрое.
Арбитраж ГАТТ признал, что европейцы нарушили соглашение, однако Европа отменить новый тариф отказалась. США ответили заградительными тарифами на продукцию химпрома Голландии, французские вина, ряд германских товаров. А далее этот обмен демпинговыми и тарифными «ударами» начал распространяться и на другие товары. Пошли одна за другой «автомобильные», «стальные», «соевые», «банановые», «сигаретные», «рыбные» и т. п. войны.
И если в первых нескольких раундах переговоров ГАТТ речь шла только о дальнейшем снижении тарифов, то в середине 60-х годов на так называемом раунде Кеннеди к соглашению ГАТТ добавили «Антидемпинговый акт».
Но к «торговому миру» это также не привело. Стремление завоевать чужие рынки и не пустить конкурентов на свои рынки сохранялось или даже росло по мере укрепления конкурирующих экономик. И соответственно, изобреталось все более изощренное «торговое оружие».
До 80-х годов ХХ века большинство развитых стран, за исключением США, имели приобретенные на ранних этапах послевоенного восстановления экономики смешанного типа, с большой ролью государства и в финансовой и промышленной собственности (госсектор), и в экономическом регулировании. В таких странах одним из широко применяемых средств торговых войн стали прямые или косвенные льготы национальным производителям, входящим в госсектор.
Были и другие «торгово-военные» механизмы — например, в виде неявных административно-бюрократических барьеров. Особенно успешно этими инструментами пользовалась Япония. Почти любой экспорт в Японию встречался с огромным количеством особых требований или возражений: от несоответствия зарубежного товара каким-либо стандартам или требующим уважения японским традициям — до нескончаемых бюрократических согласований и проволочек лицензирования. Широко известно высказывание вице-президента США при Картере У. Мондейла: «Если вы захотите продать в Японии американский автомобиль, вам, чтобы ввезти его на остров, понадобится поддержка американской армии».
А с 70-х годов к уже ранее освоенным нетарифным торговым барьерам начали прибавляться новые: фитосанитарные, экологические, претензии к несоответствию импортных товаров условиям безопасности потребителя или охраны труда, и т. д.
Однако все это время в мире происходили (и происходят) не только «холодные», но и вполне «горячие» торговые войны. В частности, повсеместно очень острыми оказались войны вокруг вылова рыбы, крабов, кальмаров, омаров, креветок и других морепродуктов.
Наиболее широко освещаются прессой «рыбные» войны в Юго-Восточной Азии. Где, в частности, Южная Корея и Северная Корея с конца 1970-х годов не могут прийти к соглашению о зонах добычи краба в Желтом море. И где военные катера каждой из сторон режут снасти и уничтожают ловушки конкурентов, а иногда даже топят их промысловые суда, зашедшие в «чужую» зону. Здесь же постоянно возникают «рыбные» конфликты между Южной Кореей и Китаем, Южной Кореей и Японией, Японией и Китаем. Да и мы в России хорошо знаем о множестве инцидентов, связанных с регулярными нарушениями российской экономической зоны вокруг Курил и Сахалина японскими рыбаками.
Но и в других регионах мира происходит то же самое. Незавершенный конфликт вокруг Мальвинских (Фолклендских) островов между Аргентиной и Великобританией привел к тому, что траулеры обеих сторон ведут лов кальмаров в «спорной» зоне с неотступными эскортами военных кораблей. А «рыбная война» между Исландией и Великобританией вокруг лова трески в Северном море шла несколько десятков лет. И закончилась в 1976 году «отступлением» Великобритании из исландской экономической зоны лишь после того, как Исландия заявила, что выгонит из страны военную базу НАТО в Кефлавике.
Так что острота торговых войн постоянно росла. Росла несмотря на то, что очередные раунды переговоров в рамках ГАТТ неуклонно приводили к снижению тарифных барьеров (в период с 1948 по 1986 гг. средневзвешенные таможенные тарифы снизились с 40% до 5%).
И стало ясно, что торговая экспансия в «рыночном» сегменте глобальной экономики уткнулась в ту же самую проблему, как и в начале ХХ века, — исчерпание неосвоенных рынков. И тут слишком многие на Западе вспомнили, что в прошлый раз тупик исчерпания неосвоенных рынков привел к Первой мировой войне. А одновременно на том же Западе начали все более плотоядно оглядываться на «советский блок», который, представляя чуть не треть мировой экономики (!), в то же время почти полностью изолирован от все более тесного пространства глобальной «рыночной» торговой экспансии.
И именно тогда в СССР началась «перестройка». А в Уругвае — вряд ли случайно практически одновременно с перестройкой — начался восьмой и последний раунд переговоров в рамках ГАТТ. Который проходил с 1986 по 1994 г. и привел к созданию вместо как бы «временного» ГАТТ новой (хотя и преемственной ГАТТ) Всемирной торговой организации (ВТО). Замечу, опять без участия и какого-либо контроля со стороны единственного полномочного глобального международного органа — ООН.
И конечно же, ВТО, развал советского блока и СССР, превращение обломков советского блока и Советского Союза в «рыночные» страны, а также последовавшие глубочайшие трансформации мировой экономической и политической карты, не могли не привести к фундаментальным трансформациям всей системы глобальной торговли.
О них — в следующей статье.
Информационно-психологическая война
Церковь Низа против Красной Церкви — 3
В 1969 г. Бахтин по высшему повелению был перемещен из маленького провинциального городка в Москву. Вопрос о его возвращении из провинции поставил не кто-нибудь, а Андропов
Анна Кудинова
Есть ли основания утверждать, что Бахтин сложно относился к христианству? Что он не питал любви к коммунизму? И наконец, что он, описывая, как Франсуа Рабле вел войну с католической церковью, прибегал к аллюзиям — то есть давал «между строк» современникам рецепты ведения войны с Красной Церковью?
Начнем с отношения Бахтина к христианству. В. Кожинов, считающий себя учеником Бахтина, настаивает на его особой религиозности. По словам Кожинова, люди, близко знавшие Бахтина, после первых же откровенных разговоров с ним понимали, что практически все его идеи имеют православный стержень. А еще Кожинов ссылается на работу С. Бочарова, утверждавшего, что Бахтин в течение всей жизни не расставался с образком Серафима Саровского и говорил о нем как о своем небесном покровителе. В связи с чем Кожинов высказывает гипотезу, что Бахтин неслучайно после запрета на проживание в Москве и Ленинграде выбрал местом своего обитания Саранск вблизи Серафимо-Саровской пустыни.
Почему Кожинов поднимает эту тему? Ответ дает сам же Кожинов: «Нельзя умолчать о том, что есть немало читателей Бахтина, которые сомневаются не только в его православности, но и в религиозности вообще. Камнем преткновения являются в этом отношении прежде всего бахтинские исследования народной смеховой культуры — в особенности его книга о Рабле, воспринимаемая некоторыми читателями даже как нечто «сатанинское».
Кожинов настаивает, что «очищающий амбивалентный смех» Бахтина имеет в православии многовековую традицию — юродство. Несколько десятков русских юродивых причислены Православной церковью к лику святых. Таким образом, «те, кто захотел бы усмотреть в понятии «очищающего смеха» отступление от православия, должны уж в таком случае отлучить от него и весь сонм русских юродивых…»
Чувствуя, однако, что пример с юродивыми не слишком убедителен (в юродстве ведь есть не только смех, но и неизбывная печаль), Кожинов предлагает тем, кто находит в бахтинских исследованиях смеховой культуры Запада «чуть ли не антирелигиозные и даже «сатанинские» тенденции», заглянуть в суть вещей. А заглянув, увидеть, что обвинять-то надо не Бахтина, а католицизм, «в котором материально-телесная стихия имеет совершенно иное значение, чем в православии». Бахтин всего лишь предлагает читателю «объективное и глубокое раскрытие тенденций, присущих культуре, которая существовала и развивалась всецело в лоне католицизма… Бахтин раскрыл во всей полноте то, что… можно определить как «католический менталитет».