Мариан Подковиньский - В окружении Гитлера
— Нет, только не это, — уклонился от прямого ответа Черчилль. — Когда клуб слишком разрастается, он перестает быть клубом. А я полагаю, о таком клубе стоило бы, однако, подумать.
Путци был так ошарашен предложением Черчилля, что, придумав какой-то предлог и извинившись перед собравшимися, позвонил Гитлеру. Он не застал его ни в «коричневом доме», ни на квартире. И никто не знал, где он теперь. Выходя из телефонной будки, раздумывая над тем, где и как отыскать Гитлера, он вдруг увидел его на гостиничной лестнице. В наглухо, по самую шею застегнутом непромокаемом плаще, небритый, Гитлер прощался с каким-то голландцем, сочувствовавшим НСДАП.
— Боже милостивый, — закричал, весь трясясь, Путци, — что вы тут делаете? Вы отклоняете приглашение Черчилля, а теперь вот стоите тут, где Черчилль или его сын могут в любую минуту наткнуться на вас. Они же воспримут это как оскорбление! Может, раз уж так, вы подниметесь в зал, Черчилли в добром расположении духа, это очень подходящий момент…
Несмотря на мольбы и уговоры Ганфштенгля, Гитлер и на сей раз не дал согласия. Он исчез так же молниеносно, как и появился. Ганфштенгль возвратился в гостиную и, как он пишет, был счастлив, что никто не видел небритого Гитлера. Он испытывал чувство благодарности к Рандольфу за то, что тот похвалил его музыкальный талант, и, не заставив долго себя упрашивать, сел за фортепьяно. После двух-трех маршей собственного сочинения, он сыграл несколько шотландских песен. Черчилль стал подпевать ему басом. Шампанское довершило остальное: вечер в гостинице «Континенталь» понравился всем.
Назавтра Гитлер с утра зашел к Ганфштенглю домой. Им предстояло ехать в Нюрнберг на встречу с Юлиусом Штрайхером. Путци рассказал шефу о своей беседе с Черчиллем и передал его предложение насчет западного альянса.
Когда Гитлер пренебрежительно отозвался о возможностях Черчилля, заключает свой рассказ Ганфштенгль, он обратил его внимание на ту роль, которую старый тори играет в парламенте: «Черчилль говорил о вас с большим уважением, хотя со многими вашими взглядами он и не согласен. Прощаясь, он сказал мне: «Жаль, что у вашего шефа не оказалось времени. Передайте, пожалуйста, сердечный привет господину Гитлеру…»».
Многие годы Ганфштенгль ссужал Гитлера деньгами, принимал его у себя в доме, вводил его в круг своих влиятельных друзей. Он был на «ты» с Герингом. А вот Геббельс, издатель прессы НСДАП, Макс Аманн, Юлиус, Штрайхер и Мартин Борман не выносили его и постоянно донимали хорошо одетого, отличавшегося светскими манерами любимчика Гитлера. Путци чувствовал, что по мере того, как возрастает влияние старой гвардии НСДАП и увеличиваются шансы этой партии, его положение становится все труднее. Просто-напросто многим партийным бонзам он мешал, о ком-то знал больше, чем нужно, был посвящен в чьи-то семейные тайны. Однако у Гитлера Путци по-прежнему оставался на хорошем счету. Он официально был утвержден главой пресс-службы руководства НСДАП, ему вменялось в задачу поддерживать отношения с иностранными корреспондентами в Берлине и быть посредником в организации их контактов с Гитлером. Ганфштенгль руководил предвыборной кампанией Гитлера и приглашал журналистов на пресс-конференции в его поезд или самолет. Первым, кто получил интервью у Гитлера в Берлине тотчас после того, как тот пришел к власти, был Сефтон Делмер из «Дейли экспресс». Он же по протекции Путци сопровождал Гитлера в его предвыборной поездке осенью 1932 года. Партия нуждалась в поддержке печати, особенно английской и американской. Обеспечить это мог только Ганфштенгль, у которого были хорошие связи в журналистском мире, особенно с англо-американской прессой.
Какое-то время Ганфштенгля поддерживали Иоахим фон Риббентроп и Рудольф Гесс, а также Гиммлер. Последний был сыном учителя из мюнхенской школы, в которую ходил Путци. Ганфштенгль часто бывал в доме своего школьного учителя. Гиммлер даже предостерегал Ганфштенгля, советуя ему быть осторожным с Геббельсом, не скрывая, что тот завидует успехам Путци. Ганфштенглю с трудом удавалось удерживаться в своей должности, хотя он и подчинялся непосредственно Гитлеру. Но вот когда Ганфштенгль сделал фильм о Хорсте Весселе, Геббельс пустился на все, чтобы его разорить. Он заявил, что картина не слишком радикальна, и распорядился снять ее с экранов. Если бы не Муссолини, которого фильм восхитил и который выпустил его на итальянский экран, рассказывает Ганфштенгль, банкротство было бы неминуемо.
Борьба против всех, утверждает автор воспоминаний, не прекращалась до того самого момента, когда Гитлер взял власть. Гитлер потворствовал такого рода интригам и взаимной неприязни, поскольку так ему было легче руководить партией. Он к тому же хорошо знал, что, когда достигнет своей цели — стать канцлером, можно будет провести генеральную чистку, расправиться также и с теми, кто помог ему победить и прийти к власти.
На все это «грязное болото» Ганфштенгль смотрит глазами человека, глубоко разочарованного неблагодарностью давних приятелей. Вот он и не скупится на злословие.
Если бы не стечение обстоятельств, заставившее его перебраться в Швейцарию, кто знает, не пришлось ли бы Путци предстать перед одним из военных трибуналов в Нюрнберге. А так побегом в 1937 году он создал себе политическое алиби, которое после войны позволило ему не только возвратиться на родину, но и вернуть себе конфискованное состояние и красивую виллу «Хаус Тифланд» в Мюнхене, где вместе с Гитлером он встречал новый, 1933 год. Гитлер записал тогда в семейном альбоме Ганфштенглей: «Первый день нового года. Этот год принадлежит нам. Подтверждаю это письменно».
Вместе с Гитлером был он и в момент передачи власти в Берлине, и тогда, когда штурмовики промаршировали перед зданием рейхсканцелярии на Вильгель-штрассе. Когда Гитлер вернулся от Гинденбурга в «Кайзерхоф»,[8] где его ждала группа сотрудников, там уже образовалась очередь за тепленькими местами.
Когда Геббельс конфисковывал газеты и издательства, а Геринг заграбастывал чужие состояния, когда Рем науськивал штурмовиков против кадровых генералов, а Гиммлер тайно организовывал первые отряды «черных мундиров» (СС), всех их объединяло одно: как избавиться от оппозиции и остаться «хозяином в собственном доме».
Последние страницы мемуаров Ганфштенгля посвящены описанию периода становления «третьего рейха», когда Гитлер стремился отделаться от опеки со стороны как прусских руководителей рейхсвера и промышленных магнатов, так и радикалов из собственной партии.
У Ганфштенгля нет сомнений в том, что рейхстаг поджег Геринг, о чем знали Гитлер и Геббельс. Путци как раз был тогда в Берлине и жил во дворце у Геринга, председателя рейхстага. Поскольку Ганфштенгль подхватил грипп и лежал с высокой температурой, он не смог пойти на прием к Геббельсам, куда заглянул и Гитлер. Ему показалось странным, что, хотя все знали о его болезни, о том, что он не встает с постели, ему то и дело звонили от Геббельсов, настоятельно прося прийти к ним, поскольку Гитлеру хочется послушать его новый марш.
В конце концов он послал адъютанта Гитлера Брюкнера ко всем чертям и только собрался лечь в постель, как вбежала служанка, крича, что горит рейхстаг. Из окон комнаты видно было, что языки пламени уже лижут купол здания. Он сразу же позвонил Геббельсу и буквально заорал в трубку, что горит рейхстаг и что ему надо поговорить с Гитлером. Слова Ганфштенгля были выслушаны с таким спокойствием, будто пожар рейхстага — дело самое обычное. И только позднее Ганфштенгль сообразил, почему так настойчиво добивались того, чтобы он ушел из дворца Геринга, который расположен по соседству с рейхстагом.
Процесс о поджоге рейхстага, признает Путци, скомпрометировал Геринга. Однажды за обеденным столом в рейхсканцелярии возмущенный Геринг обратился к Гитлеру: «Мой фюрер, это же позор, как с нами обращаются эти судебные чиновники». Гитлер ответил: «Все решит время. Эти пожилые господа вскоре заговорят нашим языком, или мы уберем их, а их места займут наши люди. Но пока старик (то есть Гинденбург. — Авт.) жив, ничего сделать не удастся».
Герингу не пришлось долго ждать. Когда в «ночь длинных ножей» Гитлер убивал своих приятелей и ненавистных врагов в Баварии, а Геринг подписывал смертные приговоры в Берлине, Гинденбург, оставленный ближайшими советниками, угасал в своем имении в Нойдеке.
В последний раз Ганфштенгль ездил с Гитлером домой к умирающему президенту. Но Гинденбург не захотел принять Гитлера.
Поскольку Гинденбург умирал долго, Гитлер выехал в Байрейт, где как раз проходил вагнеровский фестиваль. Тут, наконец, он и узнал о кончине старого господина из Нойдека. Он с нетерпением ждал этого известия, поскольку хотел получить доступ к завещанию Гинденбурга, дабы так его подретушировать, чтобы у германского народа создалось впечатление, будто Гитлер еще при жизни покойного фельдмаршала считался его наследником. Но иностранная пресса все разнюхала. Назревал скандал. Поскольку Ганфштенгль добивался от Гитлера разрешения на публикацию завещания за рубежом, между ними произошло первое серьезное столкновение.
