Лев Троцкий - Немецкая революция и сталинская бюрократия
В Англии несостоятельность ультиматизма бьет в глаза вследствие чрезвычайной слабости компартии. В Германии гибельность ультиматизма несколько маскируется значительной численностью партии и ее ростом. Но германская партия растет, благодаря давлению обстоятельств, а не политике руководства; не благодаря ультиматизму, а несмотря на него. К тому же численный рост партии не решает: решает политическое взаимоотношение между партией и классом. По этой основной линии положение не улучшается, ибо немецкая партия между собою и классом ставит колючую изгородь ультиматизма.
IV. ЗИГЗАГИ СТАЛИНЦЕВ В ВОПРОСЕ ОБ ЕДИНОМ ФРОНТЕ
Бывшая социал-демократка Торхорс (Дюссельдорф), перешедшая в компартию, в официальном докладе от имени партии говорила, в середине января, во Франкфурте: «Социал-демократические вожди уже достаточно разоблачены, и это лишь расхищение энергии маневрировать в этом направлении с единством сверху». Мы цитируем по франкфуртской коммунистической газете, которая с большой похвалой отзывается о докладе. «Социал-демократические вожди уже достаточно разоблачены». Достаточно – для самой докладчицы, которая от социал-демократии перешла к коммунистам (что, конечно, делает ей честь), но недостаточно для тех миллионов рабочих, которые голосуют за социал-демократию и терпят над собой реформистскую бюрократию профессиональных союзов.
Незачем, однако, ссылаться на отдельный доклад. В последнем из дошедших до меня воззваний «Роте Фане» (28 января) снова доказывается, что единый фронт допустимо создавать только против социал-демократических вождей и без них. Довод: «никто им не поверит из тех, кто пережил и испытал дела этих „вождей“ за последние 18 лет». А как быть, спросим мы, с теми, которые участвуют в политике меньше 18 лет и даже меньше 18 месяцев? С начала войны выросло несколько политических поколений, которые должны проделать опыт старшего поколения, хотя бы и в крайне сокращенном объеме. «Дело как раз в том, – учил Ленин ультралевых, – чтобы не принять изжитого для нас за изжитое для класса, за изжитое для масс».
Но и старшее социал-демократическое поколение, проделавшее опыт 18 лет, вовсе не порвало с вождями. Наоборот, как раз у социал-демократии остается много «стариков», связанных с партией большими традициями. Прискорбно, разумеется, что массы так медленно учатся. Но в этом добрая доля вины коммунистических «педагогов», которые не сумели наглядно обнаружить преступную природу реформизма. Надо, по крайней мере, использовать новую обстановку, когда внимание масс крайне напряжено смертельной опасностью, чтобы подвергнуть реформистов новому, может быть, на этот раз действительно решающему испытанию.
Ничуть не скрывая и не смягчая наше мнение о социал-демократических вождях, мы можем и должны сказать социал-демократическим рабочим: «Так как вы, с одной стороны, согласны бороться вместе с нами, а, с другой, все еще не хотите рвать с вашими вождями, то мы предлагаем вам: заставьте их начать совместную с нами борьбу за такие-то и такие-то практические задачи такими-то и такими-то путями; что касается нас, коммунистов, то мы готовы». Что может быть проще, яснее, убедительнее этого?
Именно в этом смысле я писал – с сознательным намерением вызвать искренний ужас или поддельное негодование тупиц и шарлатанов, – что в борьбе с фашизмом мы готовы заключать практические боевые соглашения с чертом, с его бабушкой, даже с Носке и с Цергибелем [3].
Свою безжизненную позицию официальная партия сама нарушает на каждом шагу. В призывах к «красному единому фронту» (с самой собою) она неизменно выдвигает требование «неограниченной свободы пролетарских демонстраций, собраний, коалиций и печати». Это совершенно правильный лозунг. Но поскольку компартия говорит о пролетарских, не только о коммунистических газетах, собраниях и пр., постольку она фактически выдвигает лозунг единого фронта с той самой социал-демократией, которая издает рабочие газеты, созывает собрания и пр. Выдвигать политические лозунги, в самих себе заключающие идею единого фронта с социал-демократией, и отказываться от практических соглашений для борьбы за эти лозунги – верх бессмыслицы.
Мюнценберг, в котором генеральная линия борется с деляческим здравым смыслом, писал в ноябре («Дер Роте Ауфбау»): «Верно, что национал-социализм есть самое реакционное, самое шовинистическое и самое зверское крыло фашистского движения в Германии, и что все действительно левые круги (!) имеют величайший интерес в том, чтоб воспрепятствовать усилению влияния и могущества этого крыла немецкого фашизма». Если партия Гитлера есть «самое реакционное, самое зверское» крыло, то правительство Брюнинга является, по меньшей мере, менее зверским и менее реакционным. Мюнценберг приходит здесь крадучись к теории «меньшего зла». Чтоб спасти видимость благочестия, Мюнценберг различает разные сорта фашизма: легкий, средний и крепкий, точно дело идет о турецком табаке. Но если все «левые круги» (а как их зовут по имени?) заинтересованы в победе над фашизмом, то не нужно ли эти «левые круги» подвергнуть практическому испытанию?
Не ясно ли, что за дипломатическое и двусмысленное предложение Брейтшайда надо было немедленно ухватиться обеими руками, выдвинув, с своей стороны, конкретную, хорошо разработанную практическую программу совместной борьбы с фашизмом и потребовав совместного заседания обоих партийных правлений, с участием правления свободных профсоюзов? Одновременно надо было ту же программу энергично двинуть вниз, во все этажи обеих партий и в массы. Переговоры должны были бы вестись на глазах всего народа: пресса должна была бы давать о них повседневный отчет, без преувеличений и вздорных выдумок. На рабочих такая деловая, бьющая в точку агитация действует неизмеримо сильнее, чем непрерывный визг на тему о «социал-фашизме». При такой постановке дела социал-демократия не могла бы ни на один день укрыться за картонной декорацией «железного фронта».
Перечитайте «Детскую болезнь левизны»: сейчас это самая злободневная книга. Именно по поводу такого рода ситуаций, как сейчас в Германии, Ленин говорит – цитируем дословно – о «безусловной необходимости для авангарда пролетариата, для его сознательной части, для коммунистической партии прибегать к лавированию, соглашательству, компромиссам с разными группами пролетариев, с разными партиями рабочих и мелких хозяйчиков… Все дело в том, чтобы уметь применять эту тактику в целях повышения, а не понижения общего уровня пролетарской сознательности, революционности, способности к борьбе и к победе».
А как поступает компартия? Через свои газеты она твердит изо дня в день, что для нее приемлем только такой «единый фронт, который будет направлен против Брюнинга, Северинга, Лейпарта, Гитлера и им подобных». Пред лицом пролетарского восстания, слов нет, между Брюнингом, Северингом, Лейпартом и Гитлером разницы не будет. Против октябрьского восстания большевиков эсеры и меньшевики объединились с кадетами и с корниловцами. Керенский вел на Петроград черносотенного казачьего генерала Краснова, меньшевики поддерживали Корнилова и Краснова, эсеры устраивали восстание юнкеров под руководством монархического офицерства.
Но это вовсе не значит, будто Брюнинг, Северинг, Лейпарт и Гитлер всегда и при всех условиях принадлежат к одному лагерю. Сейчас их интересы расходятся. Для социал-демократии вопрос стоит в данный момент не столько о защите основ капиталистического общества от пролетарской революции, сколько о защите полупарламентской буржуазной системы от фашизма. Отказаться от использования этого антагонизма было бы величайшей глупостью.
«Вести войну за свержение международной буржуазии… – писал Ленин в своей „Детской болезни“, – и наперед отказываться при этом от лавирования, от использования противоречия интересов (хотя бы временного) между врагами, от соглашательства и компромиссов с возможными (хотя бы и временными, шаткими, условными) союзниками, разве это не безгранично смешная вещь?» Мы цитируем опять дословно: подчеркнутые нами слова в скобках принадлежат Ленину.
И далее: «Победить более могущественного противника можно только при величайшем напряжении сил и при обязательном, самом тщательном, заботливом, осторожном, умелом использовании всякой, хотя бы малейшей, „трещины“ между врагами». Что же делают руководимые Мануильским Тельман и Реммеле? Трещину между социал-демократией и фашизмом – да какую трещину! – они изо всех сил стремятся цементировать теорией социал-фашизма и практикой саботажа единого фронта.
Ленин требовал использовать каждую «возможность получить себе массового союзника, пусть даже временного, шаткого, непрочного, ненадежного, условного. Кто этого не понял, – говорит он, – тот не понял ни грана в марксизме и в научном современном социализме вообще». Слышите, пророки новой сталинской школы: здесь ясно и точно сказано, что вы не поняли ни грана в марксизме. Это Ленин о вас сказал: распишитесь в получении!