Григорий Ландау - Сумерки Европы
Въ своей европейской политикѣ Англія была совершенно не заинтересована самой Европой, лишь бы только Европа не мѣшала ей за океаномъ. Отсюда два вѣковыхъ ея принципа: уничтожать колоніальную мощь и заинтересованность европейскихъ государствъ (Испаніи, Голландіи, Франціи, теперь — Германіи), чтобы такимъ образомъ держать свое неизмѣримое колоніальное тѣло внѣ кругозора и внѣ ударовъ европейскихъ — т.-е. единственно сильныхъ — державъ. Въ предѣлахъ же самой Европы она могла ограничиться недопущеніемъ исключительнаго возрастанія какой-либо одной европейской державы, недопущеніемъ ея неоспоримой гегемоніи на материкѣ; ибо только такая гегемонія угрожала Англіи, въ общемъ хорошо защищенной своимъ островнымъ положеніемъ. Отсюда совпаденіе съ эгоистическими интересами страны ея политики, въ общемъ свободолюбивой и внутри и во внѣ. Отсюда — возможность для нея малыми военными силами держать въ подчиненіи и использовать грандіозныя владѣнія; отсюда необходимость для нея поддерживать свободу и самостоятельность менѣе сильныхъ европейскихъ народовъ; отсюда задача быть сильной только на морѣ; отсюда неизбѣжность грандіозныхъ, но рѣдкихъ потрясеній только для сокрушенія назрѣвавшихъ гегемоній (Испаніи, Франціи, теперь — Германіи). Беззащитное, громадное; на весь міръ расположившееся тѣло и крѣпко вооруженная голова, оберегающая его отъ поползновеній европейской силы, когда таковая становилась угрожающей. Законъ ея европейскихъ ударовъ показываетъ направленіе съ Запада на Востокъ, отъ моря вглубь материка. Въ послѣднемъ ея теперешнемъ конфликтѣ съ Германіей всецѣло отражается эта вѣковая политика. А между тѣмъ исходъ сегодняшней борьбы, даже и вполнѣ для Англіи побѣдоносный, поставитъ ее въ совершенно новое положеніе, ибо измѣнился къ настоящему времени міръ. Отчасти море перестало быть столь непреодолимой преградой, какъ когда-то. Но главное — внѣ Европы создались могучія державы, Японія и Сѣверная Америка; затѣмъ — сильная Россія, не нуждающаяся въ заморскихъ владѣніяхъ, а уже однимъ своимъ продолженіемъ создающая грандіозныя колоніи; въ Европѣ же — обезсиленная Германія; и Франція, ослабленная и къ тому же занятая своимъ усиливающимся мѣстнымъ соперникомъ, Италіей. Ослабленная Западная Европа и расцвѣтающія молодыя державы, стремящіяся къ росту, расположенныя около завидныхъ міровыхъ ульевъ, частью уже бывшія въ столкновеніи (Японія — Россія), частью грозящія новымъ столкновеніемъ (Японія — Америка). Сдвинулась ось міровой политики, протянулись силовыя линіи — уже не по европейскому, а по міровому полю, перемѣстились центры силъ. И цѣликомъ опрокинутымъ окажется положеніе Англіи: въ Европѣ она наткнется на гегемона, который въ себѣ уже неразрывно включаетъ свои колоніи; а въ мірѣ ея мощная бронированная голова безполезно будетъ продолжать сторожить уже неопасную Европу; незащищенное же тѣло, раскиданное по всѣмъ угламъ міра, окажется по сосѣдству со всѣми могучими міровыми силами. Такимъ образомъ — потеря Европой рѣшающаго въ мірѣ значенія ставитъ немедленно подъ вопросъ и непререкаемое могущество Англіи.
Вчера эти отношенія еще только назрѣвали; завтра они завершатся. Вторая половина XIX в. ознаменовалась не только расцвѣтомъ мощи и культуры Германіи, но и сформированіемъ въ тиши — Японіи и Сѣверной Америки; къ концу XIX в. Россія завоеваніями, построеніемъ желѣзныхъ дорогъ, ростомъ культуры стала и азіатской державой. Смѣна вѣка увидѣла небывалое въ исторіи послѣднихъ вѣковъ: побѣды внѣевропейскихъ державъ надъ державами европейскими. Побѣда Сѣв. Америки надъ Испаніей была связана съ выступленіемъ заатлантической республики на поле международной политики, на путь соревнованія въ Китаѣ; столкновеніе Японіи съ Россіей, закрѣпило появленіе нозой міровой силы[2] Внутренне-европейская война, приводящая къ пораженію Германіи и Австріи, идетъ, съ другой стороны, навстрѣчу этому процессу. Незачѣмъ, разумѣется, утверждать, чтобы континентальная Западная Европа этою войной и вовсе была скинута со счетовъ міровыхъ соревнованій: ей старые споры еще будутъ сложно сплетаться съ тѣми, усложняя, затрудняя и путая общую картину. Но это, вѣроятнѣе всего, будутъ счеты мѣстные, или движенія подсобныя, вторичныя, лишь сопровождающія основныя міровыя напряженія.
До сихъ поръ въ Европѣ рѣшались міровыя проблемы; еще и въ настоящей войнѣ такъ разсуждала германская дипломатія, отвѣчая на выступленіе Японіи пренебреженіемъ (вѣроятно, дѣланнымъ), — завѣреніемъ, что на поляхъ европейскихъ сраженій, а не на Дальнемъ Востокѣ рѣшатся судьбы мірового господства. Сейчасъ — въ послѣдній разъ — это еще было вѣрно; но уже и сейчасъ германская дипломатія, вообще оказавшаяся до крайности слабой, видимо не разсчитала, что и на поляхъ Европы рѣшаются судьбы не однѣми европейскими силами. Африканскія, индійскія, канадскія войска сражаются съ нѣмцами у бельгійскихъ границъ; турки — за Кавказомъ; японскія войска еще только призываются французскими газетами. А американскіе штаты являются главнымъ нейтральнымъ адресомъ, по которому направляются протесты, и главнымъ нейтральнымъ защитникомъ европейцевъ во взаимно враждебныхъ государствахъ Европы.
Міровыя судьбы еще рѣшаются на поляхъ Европы, но онѣ рѣшаются уже при участіи внѣ-европейскихъ силъ. И результатомъ рѣшенія будетъ то, что поля Европы сохранятъ лишь мѣстное значеніе.
* * *Не только въ государственномъ отношеніи подготовлялся переносъ мірового центра тяжести, но и въ духовномъ — хотя и несравненно медленнѣе и меньше — сказывались внѣ-европейскія вліянія. Правда, внѣ-европейская духовная работа, посколько получала міровое значеніе, вкладывалась, умѣщалась въ духовной работѣ Европы; или же если, отличаясь отъ нея, на нее воздѣйствовала, то все же — проходя сквозь ея фильтръ, претворяясь въ ея руслѣ. Россія, столѣтіями отъ Европы оторванная, все же множествомъ историческихъ нитей и связей дѣйствительности неразрывно съ Западомъ связанная, полу-Западъ, полу-Востокъ, все слышнѣе давала себя знать въ европейскомъ хорѣ ко второй половинѣ (или, что ли, къ третьей трети) XIX вѣка. Первородное дѣтище Запада — Сѣверная Америка, не имѣвшая особыхъ отъ Европы традицій, но переработавшая ихъ въ особой, и именно въ лишенной традицій средѣ, — уже вѣкъ тому назадъ вліяла нз Европу своими политическими идеями. Въ техникѣ Америка открывала новые пути, не только фактическими изобрѣтеніями, но самой смѣлостью захвата, рѣшительностью постановокъ проблемъ, натискомъ въ разрѣшеніи ихъ. Дѣло здѣсь не только въ распредѣленіи между материками осуществленной работы, дѣло въ самомъ духѣ этой работы, въ духѣ отношенія къ природѣ и жизни, если и не принесеннаго съ той стороны Атлантическаго океана, то получившаго оттуда могучій толчокъ и опору. Дѣло не въ томъ, что броненосныя суда и пушки тяжелыхъ калибровъ, телефоны и отчасти аэропланы имѣли Америку своею колыбелью или пробною мастерской; что она имѣетъ лучшія обсерваторіи и лабораторіи, что — въ противоположной плоскости — въ ней своеобразно развернулась религіозная жизнь. Дѣло въ томъ, что служитъ опредѣляющей характеристикой эпохи, — дѣло въ ритмѣ и темпѣ жизненной работы, которые ковались подъ встрѣчными воздѣйствіями Новаго Свѣта; дѣло въ интенсификаціи жизни, — и характерно, что именно орудія межчеловѣческаго общенія и сообщенія получали въ Америкѣ такое чрезвычайное развитіе. Въ глубинѣ общественныхъ трудовыхъ пластовъ — эти процессы были претвореніемъ, цвѣтеніемъ нѣкоторыхъ западно-европейскихъ же тенденцій, плотью отъ ихъ плоти; и потому воспринимались и частично впитывались, какъ родное и близкое. Въ чисто духовныхъ отраженіяхъ они получали уже специфическій характеръ, и въ этой специфичности воздѣйствовали своимъ заражающимъ своеобразіемъ. Иные американцы, Пое и Уистлеръ, Туэнъ и Джемсъ, завоевателями вторглись въ Европу со своимъ столь различнымъ и столь единымъ Американизмомъ.
Съ противоположнаго конца и Дальній Востокъ посылалъ свои могучія волны воздѣйствій. Собственно говоря, по массѣ воскрешенныхъ къ жизни восточныхъ цѣнностей девятнадцатый вѣкъ могъ бы быть названъ, между прочимъ, и вѣкомъ восточнаго возрожденія. И если это воскрешеніе не положило столь же явной грани въ культурѣ міра, какъ нѣсколько вѣковъ тому назадъ рецепція эллиноримскихъ и іудейскихъ цѣнностей, — то отчасти, конечно, въ силу различія тѣхъ и другихъ по творческой дѣйственности ихъ содержаній, но отчасти и потому, что собственная творческая жизнь Европы настолько пышно н мощно разрослась за эти вѣка, что самый сильный притокъ не могъ уже опрокинуть или уменьшить инерціи ея напора. Но характерно для интересующаго насъ здѣсь вопроса то, что не только древній Востокъ, но и современный зазвучалъ въ нашихъ исконныхъ западныхъ аудиторіяхъ. Отчасти это только голоса людей Востока, работающихъ у себя или у насъ въ созданныхъ европейцами лабораторіяхъ. Но отчасти это и взращенныя на Востокѣ силы, религіозныя или художественныя, буддійскія настроенія и японское созерцаніе, совершающія свое вступленіе въ нашъ міръ. И, конечно, незначителенъ самъ по себѣ, но все же симптоматиченъ тотъ фактъ, что чуть-ли не наканунѣ войны увѣнчанъ былъ все-европейской преміей — Тагоръ, индійскій поэтъ, сдѣлавшійся міру извѣстнымъ въ англійскомъ переводѣ.
