Юрий Жуков - Иной Сталин
«Получена жалоба Савина (начальника политотдела Крутогоровского рыбкомбината) о травле Савина и покровительстве Разгонову с Вашей стороны. Савин известен Центральному комитету партии как человек честный. Жалоба Савина производит впечатление документа объективного. Просьба дать объяснение секретарю крайкома Варейкису, копия ЦК партии и ждать решения вопроса от крайкома».
И. Д. Кабакову, секретарю Свердловского обкома, 9 февраля:
«Вы допустили преступление, исключив из партии Федорова за заявление о том, что к наркому не попадали его сообщения и нарком не реагировал на них. Надо было сначала проверить заявление Федорова, а потом обсудить его. Предлагаю отменить немедля решение ячейки об исключении, не трогать Федорова, проверить фактическую сторону его заявления и сообщить результаты ЦК».
Е. И. Рябинину, секретарю Воронежского обкома, 12 февраля:
«Начальником Юго-Восточной дороги назначен Чаплин. У него были в прошлом некоторые грешки, но он давно уже ликвидировал их. ЦК верит, что Чаплин будет честно и умело вести работу. Просим оказать ему полное доверие и оградить его от возможных придирок. Хорошо бы ввести его в обком и обеспечить ему участие в партийных органах».
Всем секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, начальникам управлений НКВД по краю, области, 13 февраля:
«По имеющимся в ЦК материалам, некоторые секретари обкомов и крайкомов, видимо, желая освободиться от нареканий, очень охотно дают органам НКВД согласие на арест отдельных руководителей, директоров, технических директоров, инженеров и техников, конструкторов промышленности, транспорта и других отраслей. ЦК напоминает, что ни секретарь обкома или крайкома, ни секретарь ЦК нацкомпартии, ни тем более другие партийно-советские руководители на местах не имеют права давать согласие на такие аресты. ЦК ВКП(б) обязывает Вас руководствоваться давно установленным ЦК правилом, обязательным как для партийно-советских организаций на местах, так и для органов НКВД, в силу которого руководители, директоры, технические директоры, инженеры, техники и конструкторы могут арестовываться лишь с согласия соответствующего наркома причем в случае несогласия сторон насчет ареста или неареста того или иного лица стороны могут обращаться в ЦК ВКП(б) за разрешением вопроса».
М. Д. Багиров, первый секретарь ЦК КП(б) Азербайджана, — Сталину, 13 марта:
«В докладных записках мы сообщали ряд данных, говорящих о причастности директора треста Кергезнефти Борца к контрреволюционной троцкистской работе в нефтяной промышленности. За последнее время поступили новые серьезные показания, подтверждающие активное участие Борца в троцкистской вредительской работе. Просим санкции на снятие Борца с работы и исключение его из партии».
М. Д. Багирову, 14 марта:
«Предлагаем арестовать Борца и назначить вместо него директором треста товарища Калашникова». А. И. Криницкому, секретарю Саратовского обкома, 3 апреля: «Рассмотрев сообщение обкома о т. Яковлеве ЦК ВКП(б) считает, что обком поступил неправильно ставя вопрос о политическом доверии т. Яковлеву — уполномоченному КПК. Центральному комитету известно о бывших колебаниях т. Яковлева в 1923 г. Эти колебания ликвидированы были уже в 1924 г., и с тех пор т. Яковлев не давал оснований для каких-либо сомнений насчет его большевистской стойкости. ЦК доверяет т. Яковлеву и предлагает обкому считать на этом вопрос исчерпанным».
Е. Г. Евдокимову, секретарю Азово-Черноморского крайкома, 20 мая:
«Кандидата в предисполкомы края не можем и не считаем целесообразным дать. Не надейтесь на то, что Вам дадут готового работника сверху, со стороны. Ищите кандидата у себя в крае и выдвигайте снизу. Надо смотреть не вверх, на ЦК, а вниз, на своих работников, которые растут и которых нужно выдвигать»5.
Все эти шифротелеграммы, равно как и циркуляр от 13 февраля, со всей очевидностью подтверждают два непреложных факта. Во-первых, арестов тогда требовал не кто-либо иной, а партократия, стремившаяся, без сомнения, таким образом возложить ответственность за любые провалы, ошибки, неудачи, упущения в народном хозяйстве на подведомственной территории, приписывая им чисто политический характер, исключительно на хозяйственников. Во-вторых, узкое руководство стремилось если не избежать репрессий полностью, то хотя бы свести к минимуму подобную практику. И оградить вместе с тем от необоснованных обвинений и наветов специалистов, пусть даже с далеко не безупречным партийным прошлым.
И все же после второго московского открытого процесса и февральско-мартовского пленума в стране так и не наступило полное умиротворение. Репрессии, хотя и предельно ограниченные, выборочные, продолжались. Но затрагивали они в те весенние месяцы 1937 г. преимущественно тех, кто совсем недавно занимал важные, очень высокие посты в НКВД. Ну, а основанием для них послужили три ареста: 3 февраля в Минске — наркома внутренних дел БССР, до того начальника секретно-политического отдела НКВД ГА. Молчанова; 11 февраля в Харькове — начальника областного отдела УШОСДОР НКВД Украины, до марта 1935 г. секретаря ЦИК СССР А. С. Енукидзе; 22 марта в личном вагоне поезда, следовавшего из Москвы в Сочи, заместителя начальника оперативного отдела НКВД З. И. Воловича. Их показания и позволили Ежову, Агранову и другим ответственным сотрудникам главного управления гос безопасности спустя полтора месяца «раскрыть» два очередных антиправительственных «заговора» -в НКВД и НКО, а также, но тихо и для всех незаметно, завершить следствие по давнему «Кремлевскому делу», фигурировавшему на Лубянке под кодовым названием «Клубок».
31 марта из Москвы спецсвязью ушел очередной циркуляр, адресованный «всем членам ЦК ВКП» В нем сообщалось:
«Ввиду обнаруженных антигосударственных и уголовных преступлений наркома связи Ягода, совершенных в бытность его наркомом внутренних дел, а также после его перехода в наркомат связи, политбюро ЦК ВКП считает необходимым исключение его из партии и ЦК и немедленный его арест. Политбюро ЦК ВКП доводит до сведения членов ЦК ВКП, что ввиду опасности оставления Ягода на воле хотя бы на один день, оно оказалось вынужденным дать распоряжение о немедленном аресте Ягода (выделено мной — Ю.Ж.). Политбюро ЦК ВКП просит членов ЦК ВКП санкционировать исключение Ягода из партии и ЦК и его арест. По поручению политбюро ЦК ВКП Сталин»6.
Г. Г. Ягода был арестован 28 марта на основании ордера, подписанного Ежовым. Однако первый допрос его, несмотря на прямое указание о якобы навис-шей над всеми страшной угрозе, которое содержалось в циркуляре, прошел только 2 апреля. Более того, вопросы, задававшиеся подследственному, касались лишь его отношений с директором кооператива НКВД Лурье, который неоднократно, используя загранкомандировки, вывозил из страны и продавал бриллианты7.
Решительно изменили характер допросов только последовавшие аресты высокопоставленных сотрудников НКВД: 29 марта — бывшего секретаря коллегии наркомата П. П. Буланова и начальника административно-хозяйственного управления, в конце 1936 г. перемещенного на должность начальника УШОС ДОР УССР, И. М. Островского; 1 апреля — бывшего начальника особого отдела, затем начальника управления по Восточно-Сибирскому краю М. И. Гая (Штоклянда); 11 апреля — заместителя Ягоды как в НКВД, так и в НКсвязи Г. Е. Прокофьева; 15 апреля — начальника отдела охраны К. В. Паукера; 22 апреля — начальника транспортного отдела А. М. Шанина. И здесь вряд ли случайным оказалось то, что двое из них, Шанин и Паукер, в разное время возглавляли службу безопасности высших должностных лиц страны; один, Волович, был напрямую связан с нею; еще один, сам Ягода, многие годы курировал ее; Гай отвечал за контрразведку в частях РККА, в том числе в расквартированной в Кремле Школе имени ВЦИК; наконец, Островский в последние месяцы являлся начальником Енукидзе. Потому-то ничего неожиданного в арестах бывшего коменданта Кремля Р. А. Петерсона и его заместителя М. А. Имянинникова 30 апреля, а еще раньше, 3 апреля, — начальника Школы имени ВЦИК Н. Г. Егорова уже не было.
В момент ареста Петерсон собственноручно написал показания, признал в них и само существование «кремлевского заговора», и свое прямое участие в нем, а заодно назвал и соучастников — Енукидзе, Корка, Медведева, Фельдмана.
Казалось, круг замкнулся. Начатое в январе 1935 г. дело «Клубок» — о заговоре с целью отстранения от власти группы Сталина и изменения курса страны и партии можно было считать закрытым. Однако Ежов и более чем активно помогавшие ему Я. С. Агранов, начальник отделения 4-го (бывшего секретно-политического) отдела ГУГБ НКВД М. А. Коган, оперуполномоченный того же отделения Уемов сумели повернуть расследование в совершенно иную, неожиданную сторону. Превратили его в следствие по делу о «заговоре в НКВД», тесно связанном с «контрреволюционной» деятельностью правых.
