Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 2004-05гг.
В квартире, снимаемой Кебедовым, был произведен обыск и изъяты три гранаты. Понятых, как обычно, пригласить забыли, и привели в квартиру только после того, как гранаты были уже найдены. А сам задержанный для присутствия при обыске доставлен не был. Подобные мелочи имеют значение в Москве, но мало кого интересуют на Северном Кавказе.
Вернувшись в Москву, Джемаль дал пресс-конференцию. Может быть, хотели запугать меня или тех журналистов и политологов? - размышлял он. Но почему забрали Кебедова? И почему именно во время пикника? Арестовать его можно было в любой день, причем безо всяких юридических нарушений: человек живет совершенно открыто и значительную часть времени проводит дома. Или всё дело в том, что брат Кебедова является известным ваххабитом? То, что братья между собой отношений давно не поддерживают, по кавказским понятиям особого значения не имеет.
Хотя пресс-конференция Джемаля получила довольно широкое освещение, основное внимание общественности было приковано к куда более увлекательному вопросу о даче Михаила Касьянова. Недвижимость бывшего премьер-министра и политические интриги вокруг Кремля интересует нас сильнее, нежели судьба людей, пропадающих без вести на Северном Кавказе.
Власть, со своей стороны, не могла не реагировать на тревожные новости, поступающие из Дагестана. Ведь случай, произошедший с Джемалем, был лишь одним эпизодом в бесконечной истории насилия. Местное начальство признает, что правоохранительные органы не могут справиться с терроризмом, а правозащитники заявляют, что сами силовые структуры республики превратились в организацию, пестующую в своих рядах убийц и насильников. Дагестанская оппозиция уверена, что изрядная часть совершенных здесь политических убийств лежит на совести самой власти. В Интернете распространяется доклад, приписываемый полпреду президента на Северном Кавказе Дмитрию Козаку, который рисует не менее мрачную картину (причем Козак от авторства публично не отказывается).
Заняться проблемой пришлось самому президенту России. Его поездка в Дагестан оказалась более удачной, чем путешествие Гейдара Джемаля. Посетив кризисный регион, Владимир Путин осмотрел пограничную заставу, долго изучал ботинки горных частей, жевал армейские галеты, призывал «укреплять границу» и выражал горячую поддержку правителю Дагестана Магомедали Магомедову, которого неразумная общественность считает главным виновником происходящего.
Затем глава государства и его многочисленная свита покинули горную республику, а жизнь там вернулась в обычную колею: перестрелки, убийства, похищения людей.
Сложившийся порядок вещей Москву явно устраивает. Чем менее популярна и эффективна местная власть, чем больше сомнений в её порядочности, тем более она зависит от Кремля. А политическая лояльность на сегодняшний день - главное качество, необходимое администратору.
Специально для «Евразийского Дома».
КТО СТАНЕТ НОВЫМИ БОЛЬШЕВИКАМИ?
Александр Тарасов подметил, что левым публицистам свойственно героизировать себя и своих единомышленников. В отсутствии собственных подвигов проще всего отождествить себя с героями революционного прошлого, приобщившись к их славе. Тогда их жертвы, победы и достижения, становятся как бы нашими собственными. Правда, преступления тоже.
Недавно эта тема стала предметом обсуждения на сайте ФОРУМ.мск. Илья Федосеев в короткой статье «Но сегодня - не так, как вчера» сформулировал два простых и понятных тезиса. Радикальные левые авторы, обсуждающие перспективы грядущей революции, неправы, когда пытаются перенсти на 2005 год опыт событий 1917 года. Путин это отнюдь не Николай II, а нынешние левые - далеко не большевики.
Вполне возможно, что мы и в самом деле на пороге революционных перемен, однако пойдут они не по сценарию 1917 года, а по совершенно другой логике, которую нам ещё предстоит проанализировать. Потому наши левые активисты похожи на генералов, постоянно готовящихся к прошлой войне.
В целом всё очень убедительно и формально верно. Со времен древних греков известно, чем кончаются попытки дважды войти в одну и ту же реку. Однако история устроена гораздо хитрее, чем кажется на первый взгляд. Для того, чтобы разобраться в происходящем, необходимо понимать общую логику, общие закономерности процесса. Генералы вообще-то не так уж не правы, когда готовятся к «прошлой войне». Точнее, у них просто нет иного выбора. Они же всё-таки генералы, а не футурологи.
В новой войне побеждает не тот, кто отказывается тратить время на изучение предшествующего опыта, а тот, кто сумел извлечь из него актуальные уроки. Потому-то в военных академиях вплоть до наших дней тщательнейшим образом изучют не только предыдущую войну, но и Наполеона с Ганнибалом.
С революциями то же самое. Русская революция, ясное дело, отличалась от французской, а та от английской. Между каждой из них расстояние примерно в столетие. И тем не во всех трех революциях заметна общая логика, схожая последовательность. Именно изучение этого опыта позволило Ленину сформулировать понятие «революционной ситуации», выработать стратегию и тактику, успешно примененную в Октябре 1917 года. И не случайно называл он большевиков «русскими якобинцами».
Каждая революция своеобразна, но что-то их объединяет, иначе не назывались бы они одним общим словом. Это общность исторической динамики, политическая логика процесса, который начинается с кризиса верхов и радикализируется по мере того, как в политическую борьбу сознательно вмешиваются всё более широкие массы. Эту логику не отменяет течение времени. Ей подчинена любая революция,точно так же как современный «Боинг» и аэроплан братьев Райт основаны на одних и тех же принципах механики, хотя на технологическом уровне являются совершенно разными системами.
Идеологически и эстетически каждая новая революция апеллирует к образам прошлого. Англичане в XVII столетии, за неимением лучшего обращались к библейским персонажам, французы, как известно, примеривали тоги античных героев, а деятели русской революции на первых порах стилизовались под французов (от якобинцев перекочевала в наше отечество почти вся революционная лексика - не только «комитеты» и «комиссариаты», но также «красный террор» и «враги народа»).
Легко догадаться, что новая русская революция будет неизбежно восприниматься сознанием левых через аналогии с 1917 годом. Другого способа просто нет. Аналогии могут помочь нам понять сегодняшний день, хотя могут и запутать нас. В любом случае, сами по себе они не являются аргументами в споре. Но и не заметить их невозможно. А если внимательно посмотреть на складывающуся сегодня ситуацию, некоторые параллели с 1917 (точнее с 1916) годом просто бросаются в глаза. Прежде всего это относится к расстановке идеологических сил на левом фланге.
Как известно, в преддверии Великой русской революции левая оппозиция разделилась на три лагеря. На правом фланге оказались так называемые «оборонцы», готовые поддержать царский режим во имя «защиты Отечества». Любые политические и социальные требования отбрасывались до лучших времен. Победа российского государства над внешним врагом объявлялась главной и на данный момент единственной задачей, все те, кто думал иначе - врагами и предателями Родины. То, что реально существующее российское государство неспособно было кого-либо победить и поддержка его лишь продлевала агонию страны, оставалось недоступно их затуманенному национализмом сознанию.
Второй группой оказались, по определению Ленина, «мелкобуржуазные демократы с почти социалистической терминологией». Люди, верившие, что возможна и необходима демократическая революция, но не понимавшие или боявшиеся понять логику революционного процесса. Они готовы были свергать царя, искренне считая, что на этом исторические задачи общественного переворота будут исчерпаны, а социальная система встанет на путь естественной «прогрессивной эволюции».
Наконец, на самом левом фланге оказались «новые якобинцы» (большевики и часть радикальных народников), понимавшие, что начавшись как политический переворот, революция либо станет социальным переворотом, либо потерпит поражение. Как говорила Роза Люксембург, локомотив не может остановиться посреди подъема. Он может либо добраться до верхушки склона, либо упасть.
В основе радикального прогноза Ленина и Троцкого лежала, однако, не только аналогия с французской и английской революциями, но и их анализ текущей расстановки классовых сил в России и в мире. В первом случае они оказались полностью правы, понимая, что российская буржуазия слаба, что она тесно и неразделимо связана с самодержавно-помещичьим государством, а потому не сможет ни самостоятельно взять власть, ни тем более удержать её.
События 1917 года это полностью подтвердили. В международном плане прогноз Ленина и Троцкого оказался менее точным. Ожидаемая рабочая революция на Западе не состоялась, что в значительной мере и предопределило трагический исход всего «советского эксперимента». Но и в данном вопросе лидеры большевиков заблуждались не так сильно, как порой считают. Ведь революционные взрывы в Европе всё же состоялись - в Германии и Венгрии власть рухнула. Да и во Франции политическая ситуация была крайне накалена. Кто знает, какой оборот приняла бы немецкая революция, окажись среди её лидеров персонажи масштаба Ленина?
