Василий Шульгин - Три столицы
Подсудимый: Биккерман. Но все это не так важно для разбираемого вопроса. Дело в данное время в следующем: почему так закоренел фашист Шульгин, раз, по его собственному заявлению, между фашизмом и коммунизмом есть много общего?
А потому, что это общее такое же, как у двух враждующих армий, то есть тактика, стратегия, вооружение. Но этим дело и кончается. Цели же, ради которых они воюют, диаметрально противоположны. И здесь между нами нельзя перебросить моста. Здесь различие основное, глубокое, я бы сказал, предвечное, восходящее к первым дням творения мира, если посмотреть на вопрос со стороны мистической.
Это не есть различие политическое. Правда, я монархист, а здесь обязательно быть республиканцем. Здесь за монархизм расстреливают. Но это недомыслие, явное недомыслие. Социализм можно насаждать и при монархии. История знает этому примеры. В Китае за много веков до Рождества Христова социализм насаждали богдыханы. Правда, кончилось это страшными несчастиями, и китайский социализм привел к сильнейшей реакции, вызвавшей всем известное тысячелетнее окостенение китайского народа, но виною этому были не богдыханы, а социализм. Впрочем, зачем искать далеко: мы найдем примеры гораздо ближе. Наибольший по размеру социалистический опыт принадлежит русским императорам. Александр Второй отнял у помещиков половину земли, то есть колоссальную площадь, равную нескольким европейским государствам, и отдал ее крестьянам… в социалистическое пользование. Ибо сохранение поземельной общины, с правом передела через каждые двенадцать лет, что это было такое, как не создание «земельного социализма по высочайше утвержденному образцу»?
Совершено это было в порядке «идеальной декретности». Слова «быть посему» решили без всяких потрясений судьбу миллионов людей и десятин, освобожденных от крепостного права и отданных в социалистический режим. Я очень прошу обратить внимание на то обстоятельство, насколько «социализм монарха» обошелся дешевле, чем «социализм республиканцев». Ибо, когда республиканцы вздумали другую половину земли передать в социализм, то это привело к неслыханной в истории гражданской войне и к Царь-голоду, унесшему много миллионов людей. Я думаю, что этого примера достаточно, чтобы уяснить себе, что и с социалистической точки зрения монархия выгодна. (Смех в публике.)
Подсудимый: Смеяться можно. Но никто никогда не опровергнет следующего: если нужна диктатура пролетариата, то есть меньшинства, то несомненно этому меньшинству тоже нужно меньшинство в нем самом. То есть так называемые вожди. Но из среды вождей всегда выделится некто, самый сильный, самый умный, который будет вождем вождей. И когда я смотрю на то, что вы сейчас делаете с Лениным, то я еще раз убеждаюсь в правильности этой мысли. Ибо вы коммунизм подменили «ленинизмом». Когда вы решаете сейчас какой-нибудь вопрос, который поставила перед вами текущая жзнь, вы подходите к нему не с точки зрения догматов социалистического учения, как было когда-то, а исключительно ставите перед собою вопрос: как бы в этом случае поступил Ленин? Все ваши споры между собой идут только в этой плоскости. И когда, наконец, вы согласитесь между собой, как поступил бы Ленин, вы все приходите в священный восторг, ибо думаете, что нашли истину. Говорят, что императрица Екатерина II, признаваемая буржуазными историками Великой, носила на своей груди медальон с изображением Петра I, так же почитаемого Великим. И вот, когда она затруднялась, как поступить, она смотрела на медальон долго и пристально, стараясь угадать, как бы поступил в данном случае покойный Император. Вы, — некогда бывшие социалистами, теперь стали медальонисты и могли бы на запонках носить изображение Владимира Ильича для высшего руководства государственными делами…
Председатель: Подсудимый, держитесь ближе к делу.
Подсудимый: Подчиняюсь и, переходя к самому делу, я могу только напомнить слова товарища Бухарина о том, что «Владимир Ильич был великим инструментом для сбережения общепартийной энерги и». Точно так же мы смотрим на монарха: это есть лучшая концентрация народной мысли, воли и силы. Я говорю это к тому, чтобы показать, что социализм и монархизм ничуть друг друга не исключают и что психологически вы уже готовы ставить авторитет одного превыше всего, а это и есть сущность монархизма, ибо монархизм есть единодержавие, власть единого. И конечно, вы правы, ибо если был бы найден один человек, самый умный и самый сильный, то ему нужно дать полную власть по той причине, что все остальные хуже, а следовательно, вмешиваясь в дела правления, они будут только их портить, разбавляя своей, так сказать, «хужестью» мысли и дела лучшего. Если бы Ленин сейчас воскрес, кто бы из вас посмел бы противиться малейшему его слову? Вы вот три года Ищете после его смерти в том, что осталось после него в недосказанном и недописанном, — я бы сказал в ленинских запятых, сокровенных указаний и велений для настоящего. Если бы Ленин воскрес, вы объявили бы его пожизненным диктатором, то есть Императором… (Смех.)
Председатель: Но так как, к несчастью, товарищ Ленин воскреснуть не может, то вы лучше сделали бы, если бы вернулись к самому себе, подсудимый. Здесь разбираются ваши деяния, а не ленинские. (Смех, рукоплескания.)
Подсудимый: Мои деяния тесно связаны с ленинскими. Не будь ленинизма, не было бы и шульгинизма. Кто скажет «а», тот скажет «б». Если Ленин альфа, то я — омега. Моя задача в данную минуту состоит в том, чтобы опровергнуть моего защитника, который утверждает, что меня можно не расстрелять. Нет, с точки зрения «ленинских запятых», здесь общеобязательных, необходимо расстрелять… (Голос: И расстреляют!)
Подсудимый: Да, но лучше это сделать «с толком, с чувством, с расстановкой», чтобы не осталось оскомины ни у вас, ни у меня… (Смех.)
Председатель: Продолжайте вашу речь…
Подсудимый: Продолжаю. Итак, пропасть, которая между нами, вовсе не в том, что вы республиканцы, а я монархист. Республиканцы-якобинцы сделали Наполеона. А монархисты были главной опорой Корнилова, который, как утверждают иные, был республиканцем, а также Деникина, который к форме правления относился именно как к форме, то есть довольно безразлично. Если я монархист, то именно потому, что я довожу до конца Ленинскую идею о том, что руководить должно просвещенное меньшинство. Но каково должно быть это меньшинство в смысле численности? Ленин полагал, что двести тысяч большевиков для населения почти в двести миллионов как раз хорошо. Но почему двести тысяч? А не сто тысяч, не десять тысяч, не одна тысяча? Ленин делал этот расчет на глазомер. Но ведь глазомер не принцип, не закон природы… Мой глазомер подсказывает мне иные цифры. С России будет достаточно, для управления ею, одного хорошего работника. Правда, этот человек, может быть, будет не рабочий и не крестьянин, но дело не в этом, а в том, чтобы он был один. Впрочем, по существу покойный Ленин был совершенно согласен со мной. Ибо, не будучи ни рабочим, ни крестьянином, управлял Россией единолично. И притом, так самодержавно, как редкий автократ: один нэп чего стоит! Представим себе, что Годфрид Бульонский, который соорудил крестовый поход для освобождения Гроба Господня из рук неверных, вдруг под стенами
Иерусалима приказал бы своим крестоносцам (из экономических соображений) отречься от христианства и принять ислам. Не только бы приказал, но заставил свой приказ выполнить. Так вот это самое сделал Ленин, с точки зрения коммунистической, когда он выдумал и провел в жизнь нэп. Это ли не просвещенный абсолютизм?
Председатель: Ближе к делу…
Подсудимый: Но если не вопрос о форме правления стоит между нами, то, может быть, другие вопросы, обычно разделяющие людей, скажем: национальные вопросы? На первый взгляд это может казаться именно так, но это только — на первый взгляд. Действительно, в эмиграции весьма распространен взгляд, что нынешняя Россия есть страна еврейского фашизма. Мое собственное убеждение, что это именно так, ничуть не поколебалось, а скорее утвердилось после личного ознакомления с Советской Россией. Состав этой* залы, в которой я почти не вижу русских лиц, тоже является для меня некоторым косвенным, но довольно веским (ибо оно предсмертное) доказательством. Уходя в лучший мир, я доложу Господу, что избранный им народ занял ныне шестую часть суши… (Голос с места: «Неужели вы и на том свете будете заниматься погромной агитацией?» Смех, рукоплескания.)
Подсудимый: Это излишне, ибо грозный Иегова столько раз громил вас за вашу злобу и пороки, что очередной гнев Господа придет само собой в свое время…
Председатель: Я не допускаю здесь никаких угроз! Продолжайте вашу речь в несколько ином тоне.
Подсудимый: Я постараюсь касаться этого вопроса как можно мягче, имея в виду как указание председателя, так и персональный состав присутствующих. Но я не могу не указать, что состояние, при котором одна национальность (в данном случае — еврейская) находится в положении «первенствующего сословия», не может не порождать национальной борьбы. Она непременно произойдет. В этой борьбе, если бы я остался жив, я непременно принял бы участие, и, конечно — против вас, а не за вас. Но за это вы меня не расстреляете, ибо отлично знаете, что в случае победы я буду мягче к вам, чем многие другие… Я говорю о тех, для кого еще существует сладость мести. Для меня же месть с некоторого времени представляется Преступным самоуслаждением, таким же, как водка, кокаин или иные наркотики. Пьяница, наливая себя, не думает о том, что этим он обрекает на муку свое потомство, которое долгие годы будет чахнуть и клясть свою жалкую жизнь. Так и упивающийся местью не думает о том, что это упивательство падет на голову его детей. «Кровь Его на нас и на детях наших», — кричали некогда безумцы и не подозревали, что на много веков предсказали свою судьбу…
