Вадим Роговин - Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)
«Расправа Чан Кайши со своими коммунистическими союзниками в Шанхае в апреле 1927 г. застала Бухарина и остальных советских руководителей врасплох. Накануне переворота они рекомендовали китайской компартии припрятать оружие. Всё ещё не желая „спустить флаг Гоминьдана“, Бухарин и Сталин приказали поддержать сепаратистский левогоминьдановский режим в Ухани (Ханчжоу). Но в июле и он повернул против коммунистов. Наконец осенью, после тщетных попыток объединить инакомыслящие элементы в Гоминьдане вокруг радикальных коммунистов, Бухарин сделал запоздалый вывод: „Гоминьдан со всеми своими группировками уже давно перестал существовать как революционная сила“» [670].
Троцкий с 1925 года требовал выхода коммунистов из Гоминьдана. Он протестовал против того, что китайский «пролетариат, составляющий мощную молодую революционную силу, отнюдь не меньшую, чем пролетариат в 1905 году у нас, загоняется под команду Гоминьдана» [671].
В мае 1927 года, когда ИККИ признал наконец факт перехода Чан Кайши в лагерь реакции, но продолжал ещё делать ставку на других китайских милитаристов, Троцкий в письме Исполкому Коминтерна заявлял: «Крушение этой политики абсолютно неизбежно» [672]. Он предлагал заменить резолюцию Бухарина по китайскому вопросу резолюцией, включавшей требования немедленной экспроприации помещичьей земли, ликвидации реакционной бюрократии, расправы с изменниками-генералами, обеспечения полной самостоятельности китайской компартии, которая должна руководить созданием Советов рабочих и крестьянских депутатов. В августе 1927 года он подчёркивал, что обеспечение полной самостоятельности коммунистической партии, выдвижение лозунга Советов и развёртывание крестьянской войны в деревне привели бы к тому, что «компартия росла бы не по дням, а по часам, и кадры её закалялись бы в огне революционной борьбы» [673].
Отвержение этих идей сталинско-бухаринским руководством Коминтерна обусловило поражение китайской революции в 1927 году. Навязанная этим руководством китайским коммунистам ошибочная линия привела к тому, что гражданская война в Китае, переплетаясь после агрессии Японии с антияпонской войной, растянулась ещё на 22 года.
Поскольку руководство Коминтерна главным критерием «большевизации» китайской, равно как и других коммунистических партий, считало их готовность «днем и ночью голосовать против „троцкизма“» [674], китайская компартия вплоть до середины 30-х годов подвергалась непрерывным чисткам. Эти чистки, а также гибель множества коммунистов в гражданской войне привели к тому, что с 1935 года в китайской компартии, существенно поредевшей и лишившейся многих своих руководителей, утвердилось руководство маоцзэдуновской группы. Воспитанное на борьбе с «троцкизмом» и сталинистских извращениях марксистской теории, это руководство, придя к власти, повторило с некоторыми национальными модификациями наиболее чудовищные деформации и эксцессы сталинизма.
Американский историк С. Коэн относит китайскую катастрофу 1927 года к наихудшим событиям в политической деятельности Бухарина как лидера Коминтерна. «Обвинённый (вместе со Сталиным) оппозицией в провале китайской революции, Бухарин стал беспомощно предлагать различные тактические ходы, которые по мере развития событий теряли смысл. Он обвинял китайских коммунистов в „саботаже“ инструкций Коминтерна и вообще прибегал к малопривлекательным уверткам, какими обычно пользуются для оправдания политики, первоначально разумной, но под конец обанкротившейся» [675]. Ещё в большей мере подобное поведение было характерно для Сталина.
После поражения китайской революции, как вспоминал впоследствии Троцкий, «волна возбуждения прошла по партии. Оппозиция подняла голову. Нарушая все правила конспирации — а в это время мы уже вынуждены были в Москве защищать китайских рабочих против Чан Кайши конспиративными методами,— оппозиционеры десятками приходили ко мне в здание главного концессионного комитета (официальное место работы Троцкого в то время.— В. Р.). Многим молодым товарищам казалось, что столь очевидное банкротство сталинской политики должно приблизить победу оппозиции» [676].
Троцкий же держался противоположного мнения. Он доказывал своим друзьям, что «оппозиция никак не может подняться вверх на поражении китайской революции. Подтверждение нашего прогноза привлечет к нам тысячу, пять тысяч, десять тысяч новых единомышленников. Для миллионов же имеет решающее значение не прогноз, а самый факт разгрома китайского пролетариата. После поражения немецкой революции в 1923 г., после срыва английской всеобщей стачки в 1925 г. новое поражение в Китае может только усилить разочарование масс в отношении международной революции. Между тем это разочарование и служит ведь основным психологическим источником сталинской политики национал-реформизма» [677].
В следующие годы, размышляя над причинами победы Сталина во внутрипартийной борьбе 20-х годов. Троцкий неоднократно возвращался к мысли о том, что одной из главных причин этой победы явились огромные исторические поражения коммунистов в Германии, Англии и Китае. Эти поражения в свою очередь были обусловлены оппортунистической политикой триумвирата, а затем дуумвирата, осуществлявших руководство Коминтерном, а следовательно — всеми зарубежными коммунистическими партиями. Своими ошибочными установками и решениями тогдашнее руководство Коминтерна по существу упустило огромные революционные возможности и заблокировало пути социалистической революции в Европе и Азии.
XLI
«Идиллия» нэпа
Помимо вопросов международного коммунистического движения, разногласия между левой оппозицией и правящей фракцией захватывали весь круг экономических, социальных и политических проблем социалистического строительства в СССР. Для понимания сущности этих разногласий нужно проанализировать основные тенденции развития экономики и социальных отношений периода нэпа.
В последние годы появилось немало работ, в которых приводятся цифры, свидетельствующие о гигантских, на первый взгляд, успехах советской экономики этого периода. Однако в большинстве случаев мы имеем дело со статистическими манипуляциями, основанными на некритическом подходе к данным официальной статистики. Исходя из этих данных, В. Селюнин, например, утверждает, что довоенный уровень экономики был восстановлен к 1925 или 1926 году, а к 1928 году объём промышленного производства увеличился на 32 процента по сравнению с 1913 годом [678].
Между тем один из наиболее серьёзных советских статистиков (и кстати, соавтор Селюнина по некоторым публикациям) Г. Ханин доказывает, что в 1928 году национальный доход был на 12 процентов меньше, чем в 1913 году, а рост его во время нэпа составлял немногим более 2 процентов в год, т. е. темпы этого роста были примерно равны темпам роста населения [679].
Английский историк Р. У. Дэвис, основываясь на тщательных статистических подсчётах, полагает, что к 1928 году национальный доход достиг довоенного уровня, а объём капиталовложений, осуществлявшихся почти всецело за счёт внутренних источников, приблизительно сравнялся с объёмом капиталовложений в 1913 году, когда значительную их часть составляли инвестиции иностранного капитала. Экспорт и импорт к 1928 году составлял и менее 40 процентов от довоенного уровня [680]. За годы нэпа увеличился технологический разрыв между капиталистическими странами и СССР, промышленность которого опиралась преимущественно на довоенное оборудование. Но, быть может, иная картина наблюдалась в сельском хозяйстве, которое, как утверждается в работах некоторых современных советских публицистов, в годы нэпа пережило небывалый расцвет? Для подтверждения этого тезиса обычно приводятся данные, согласно которым за эти годы валовая продукция сельского хозяйства увеличилась более чем вдвое. Однако эти цифры оказываются столь впечатляющими потому, что отсчет ведётся от 1921 или 1922 года, когда страна только что вышла из гражданской войны и пережила неслыханный неурожай и массовый голод. Пользуясь подобной методологией, можно было бы сделать вывод о ещё более значительном скачке сельского хозяйства за первые пять лет после Великой Отечественной войны, когда производственные отношения на селе были далеки от нэпа. Ведь к 1945 году производство сельскохозяйственной продукции упало почти до уровня 1921 года, а к 1950 году оно достигло уровня 1940 года. Динамичными темпами сельскохозяйственное производство росло от значительно более высокой базы в 1953—1959 и 1965—1970 годах. Более корректное использование статистических данных показывает, что к 1928 году общая посевная площадь не достигла довоенного уровня при сохранении крайне низкой урожайности. В 1927 году страна превзошла 1913 год по валовому производству сельхозпродуктов на 21 процент (примерно на столько же выросла за эти годы и численность населения страны). Однако этот прирост шёл за счёт животноводства и технических культур. Зерновые же культуры ни по посевным площадям, ни по валовому производству не достигли довоенного уровня. При этом в результате дробления крестьянских хозяйств и увеличения потребления хлеба самими производителями товарная часть зернового производства к 1927 году составляла лишь половину довоенного уровня. Производство на душу населения зерна составляло в 1927 году 486 кг, а мяса — 30 кг, что было несколько ниже показателей 1913 года.
