Тензин Гьяцо - Материалы сайта Savetibet.ru (без фотографий)
Допустим, что руководитель компании узнает, что может разрабатывать программное обеспечение в Индии за десятую часть той цены, что он заплатит за ту же работу в Германии. Для этого он должен сократить тысячу рабочих мест в Германии и создать новые в Индии. К такому решению его подталкивают хозяева компании. Что ему делать?
Руководитель должен рассмотреть ситуацию со всех возможных точек зрения – акционеры, наемные работники, клиенты, общество. Да, даже общество в целом. Хороший менеджер должен иметь четкую картину для решения задачи. Это выглядит само собой разумеющимся, но на практике так поступают не так уж и часто. В большинстве случаев речь идет только об увеличении прибыли.
Компания не может существовать без прибыли.
Да, но компании это живые, сложные организмы, а не просто машины для извлечения прибыли. Таким образом, прибыль не должна быть целью компании, она должна быть результатом хорошей работы. Как человек не может долго прожить без еды и воды, так и компания не может выжить без прибыли. Но я бы никогда не стал сводить цель человеческой жизни только к еде и питью, поскольку они лишь являются необходимыми условиями для жизни, наполненной смыслом.
Что вы думаете по поводу западных компаний, которые вкладывают средства в странах с низким уровнем жизни? Является ли это эксплуатацией, или наоборот помогает экономикам этих стран сократить разрыв с индустриализированными государствами?
Это зависит от мотивации инвестора. Не думаю, что многие из компаний, инвестирующих в Индию или Китай, действительно заинтересованы в улучшении благосостоянии индийского или китайского народа. Чаще всего их интерес заключается в эксплуатации дешевой рабочей силы, что я не одобряю совершенно. Но если компания берет на себя моральные обязательства улучшить качество жизни и помочь Китаю в целом, тогда в извлечении прибыли с использованием дешевой рабочей силы нет ничего плохого. Мировой бизнес может помочь Китаю стать более демократичной страной, построить независимую юридическую систему и обеспечить свободу прессы.
Эти слова не привлекут на вашу сторону противников глобализации.
Я в принципе являюсь сторонником глобализации. В прошлом общества и государства могли самоизолироваться от остального мира, но сегодня это уже невозможно. Глобальные компании должны возглавить список организаций, способных сделать наш мир лучше. В частности, глобально интегрированные корпорации находятся в идеальном положении, чтобы помогать развивающимся странам сократить разрыв с ведущими национальными экономиками.
Вы никогда не сочувствуете антиглобалистам?
Я сочувствую им, когда они напоминают лидерам и компаниям, что есть нечто большее, чем извлечение прибыли. С другой стороны растущая оппозиция глобализации основана на нашем нежелании принять тот факт, что все в мире бренно, то есть все непрерывно меняется. Это одна из основных буддийских мудростей, которую принимают все буддисты.
Такая либеральная позиция довольна неожиданна для человека, некогда называвшего себя монахом-марксистом. Вы по-прежнему считаете себя таковым?
Да, я по-прежнему считаю себя монахом-марксистом. И не вижу здесь никакого противоречия. В марксистской теории упор делается на справедливое распределение богатств. С точки зрения морали это совершенно правильное требование. С другой стороны капитализм ценит только накопление богатства, о перераспределении речь не идет. При наихудшем сценарии богатые богатеют, а бедные становятся беднее.
Почему же тогда вы выступаете против коммунизма и социализма?
Коммунизм? Что такое коммунизм? Китай это коммунистическая страна? (Смеется). Я не знаю. Китайские коммунисты это коммунисты без коммунистической идеологии. Но если вы говорите о социализме, таком какой существовал в Восточном блоке, или существует сейчас в Северной Корее и на Кубе, то я считаю, что такой социализм противоречит человеческой природе, он разрушает способность к созиданию. Для людей недостаточно быть накормленным, иметь одежду и кров. Нам нужна возможность для самореализации. Будда поощрял предпринимателей развивать свои деловые способности для достижения успеха. Успешные люди могут помочь другим.
Но ведь вы долгое время были почитателем Мао Цзедуна. Как вы могли так заблуждаться?
Я и сейчас убежден, что Мао Цзедун был марксистом, который хотел помочь рабочим и крестьянам, по крайней мере с начала и до примерно середины 1950-х. В середине 1950-х я провел полгода в Пекине и еще четыре месяца путешествовал по другим районам Китая. Мне показалось, что партийное руководство было очень преданно своему делу.
Что в Мао произвело на вас впечатление?
Он всегда выглядел как крестьянин – одевался очень скромно и даже бедно. А когда говорил, то говорил очень медленно, так что каждое слово приобретало вес. Он никогда не говорил обиняками, никогда не старался польстить. Он всегда высказывался прямо и по существу. Все члены партии, с которыми я тогда встречался, были такими, и это произвело на меня большое впечатление.
А почему Мао потерпел поражение, как вы думаете?
Однажды Мао сказал мне, что коммунистическая партия должна уметь принимать критику, и что самокритика имеет большое значение. Без критики система власти подобна рыбе, вытащенной на берег. Но вдруг в 1957 всех членов партии, позволявших себе критические высказывания, убрали. И это стало концом маоизма. Система развалилась из-за собственного высокомерия и отсутствия самодисциплины. Отмена частной собственности привела к тому, что многие богатства попали в руки партийной элиты, которая очень быстро стала править в авторитарном стиле, практически как аристократия прежних времен.
Какую роль, по-вашему, играет в экономике государство?
Это очень трудный вопрос. Я не думаю, что на государственном уровне возможно достичь равенства. Государство может принести большой вред. Поэтому я предостерегаю от того, чтобы на правительства возлагались слишком большие надежды в вопросах перераспределения или регулирования финансовых рынков. Люди всегда найдут путь в обход пусть даже и самых лучших правил и законов. По-вашему, недостаточное регламентирование стало причиной кризиса? В Соединенных Штатах законы неплохие, но ответственность требует от нас большего, чем просто законопослушность.
Jörg Eigendorf, WELT ONLINE
Перевод с английского Натальи Иноземцевой
Интервью тайваньской газете Liberty Times
Немногим больше трех месяцев минуло с того времени, как Далай Лама посетил Тайвань, чтобы помолиться за жертв тайфуна “Моракот”. Тогда российская пресса в основном излагала позицию официального Пекина, старательно избегая цитировать мнение тибетского духовного лидера.
Между тем 10 декабря в законодательство Тайваня было включено два правозащитных пакта ООН ─ “Международный пакт о гражданских и политических правах” и “Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах”, и этот шаг привел к началу весьма серьезной дискуссии относительно нарушений прав человека в материковом Китае. С другой стороны, с 22 по 24 декабря в Тайчжуне, городе в центральной части Тайваня, пройдет 4-й раунд переговоров между главами организаций в Тайбэе и Пекине, отвечающих за контакты и обмены через Тайваньский пролив.
Тем более значимым представляется интервью, которое Далай Лама дал 18 октября в Дхарамсале выходящей на китайском языке тайваньской газете Liberty Times. Несмотря на то, что для передачи материала пришлось обратиться к обратному переводу текста, опубликованному сестринской газетой Taipei Times, стоит надеяться, что суть комментариев духовного лидера, подчеркнувшего, что демократия и свобода обладают бóльшим значением, чем экономические интересы, отражена достаточно точно.
Liberty Times: Сравнивая первые два ваших визита на Тайвань [в 1999 и 2001 годах] с этой поездкой, ощущаете ли вы какие-то перемены? Что-нибудь произвело на вас особо глубокое впечатление?
Дaлай-лама: Главное различие между этим и предыдущими двумя визитами заключалось в том, что этот визит состоялся по приглашению от районов, пострадавших от тайфуна. Я прибыл, чтобы провести молебны в районах, пострадавших от стихийного бедствия, так что это был иной опыт. Если говорить обо мне лично, прибыв туда, я чувствовал печаль. С другой стороны, я смог совершить поездку на Тайвань и помолиться с верующими и учителями. И с этой точки зрения, я чувствовал себя достаточно счастливым.
Сначала, как только я прибыл на Тайвань, некоторые издания выражали определенные сомнения, были и негативные репортажи и даже протесты [смеется]. С одной стороны, эти протестующие показались мне примитивными, но с другой, они доставили мне радость, потому что смогли воспользоваться имеющимися в Тайване свободами. Впоследствии я сказал им, что было бы еще лучше, если бы они смогли принести эту свободу в Китай [смеется].
