Иммануэль Валлерстайн - После либерализма
Вторым элементом в «строительстве социализма» была тотальная индустриализация, как можно более автаркического свойства. При постановке этой цели упустили из виду тот факт, что индустриализация — это нечто большее, нежели сооружение тяжелых промышленных агрегатов, — что она заключает в себе соображения рентабельности, которые, в свою очередь, находятся в зависимости от постоянно развивающегося распространения технологий по всему миру. На деле, по мере распространения по всему миру технологического прогресса (стимулом к которому в немалой степени было «строительство социализма») промышленность социалистических государств становилась все менее и менее конкурентоспособной и оттого все менее и менее способной вносить свой вклад в догоняющее развитие.
Третьим элементом было превращение всего в товар, столь необузданное, что без иронии лицезреть его было трудно, до того являл он собой противоположность всей риторике о коммунистическом обществе.
И все же, для обеспечения планирования и индустриализации, было необходимо, чтобы труд и все прочее подчинялось рыночным трансакциям, пусть бы даже трансакции эти строго централизованно контролировались.
Вначале национальное развитие представлялось немалым достижением социалистических стран. Темпы роста были высокими, оптимизм — оправданным. Но экономическая стагнация 1970-х и 1980-х гг. показала, что эти государства являлись такими же периферийными или полупериферийными, как и все прочие государства «третьего мира». Это явилось огромным разочарованием для этих государств, прежде похвалявшихся своими быстрыми темпами национального развития.
В общем, случилось так, что один за другим, каждый из пяти тезисов партийного марксизма (реального марксизма) стал рассматриваться с известным скепсисом теми самыми лицами, благодаря которым эти режимы существовали. Избавляясь от марксизма-ленинизма, они думали, что избавляются от самого Маркса. Но это не так-то просто. Выпроводишь Маркса в дверь, а он грозится пролезть в окно. Ибо Маркс не исчерпал своего политического значения и своего интеллектуального потенциала (как раз наоборот). К этому как раз сейчас и обратимся.
Мысль Маркса содержит четыре ключевых идеи (идеи в основном, но не исключительно марксовские), которые мне кажутся по-прежнему полезными, даже незаменимыми для анализа современной миросистемы. Несмотря на весь отрицательный опыт марксистско-ленинских движений и государств в XX в. эти идеи по-прежнему высвечивают тот политический выбор, который нам надо сделать.
Классовая борьба«Совершенно ясно, что идентичность марксизма всецело зависит от определения, важности и правомерности его анализа класса и классовой борьбы. Без этого анализа марксизма нет…» (Balibar 1991, 156).
Для начала давайте не будем забывать, что большая часть внутренней оппозиции марксистско-ленинским партиям-государствам была выражением классового конфликта, конфликта рядовых рабочих и этой новой, несколько своеобразной, разновидности буржуазии — номенклатуры. (Анализируя номенклатуру в польской ситуации 1980–1981 гг., Маркс провел бы время столь же упоительно, как при анализе классовой борьбы во Франции в период между 1848 и 1851 гг.)
Концепция о том, что различные классы имеют различные, в действительности антагонистические, интересы, — это идея, изобретенная не Марксом. Она витала в воздухе в Западной Европе во всех основных дискуссиях с 1750 по 1850 гг. Изначально это даже не была левая концепция. Однако Маркс и Энгельс придали ей немалую популярность в «Манифесте коммунистической партии», и с тех самых пор она является почти что определяющей концепцией рабочих движений.
Основных возражений этой концепции было два. Первое — возражение моральное, и стало быть, политическое. Оно строилось так: допустим, кое-где есть классовые конфликты, но они не являются чем-то неизбежным или желательным. Это равнозначно тому, что классовая борьба есть лишь один из возможных политических вариантов (а стало быть, добровольный выбор) и потому ее моральный и рациональный характер — дело отнюдь не бесспорное. Лица (обычно в правой части политического спектра), развертывающие подобную аргументацию, на деле проповедуют перед рабочим классом политику переговоров, примиренчества и соглашательства.
Какой бы действенной ни была такая политика, подобные рекомендации чужды марксистскому анализу. Хотя в письме Маркса неоспоримо присутствует определенный характерный тон морализирования, сам Маркс никогда не претендовал на то, чтобы быть проповедником или пророком. Скорее он притязал на то, чтобы быть аналитиком, научным аналитиком. Стало быть, всякий, кто желает опровергнуть Маркса, обязан поставить себя на тот же уровень анализа. Маркс не призывал рабочих (или кого-либо еще) начать классовую борьбу, он заметил, что они уже ведут такую борьбу, часто даже сами того в полной мере не осознавая.
В основе аргументации Маркса лежали две широко (если не повсеместно) принимавшиеся посылки. Первая состояла в том, что все люди стремятся улучшить материальные условия своей жизни и потому борются против тех, кто их эксплуатирует или пользуется их трудностями. Это сильное утверждение, отрицать его трудно. Тот факт, что эксплуатируемые часто слабы, смирились и боятся, и редко когда сильны, полны решимости и дерзки, быть может, верен. Но это лишь комментарий о тактических вероятностях классовой борьбы, а вовсе не опровержение ее существования.
Вторая посылка, лежащая в основе аргументации Маркса, состояла в том, что в объективно параллельных или сходных ситуациях люди имеют тенденцию действовать сходным образом, это позволяет говорить о групповых реакциях (в данном случае, о классовых реакциях), хотя, конечно же, никакая группа никогда не бывает полностью однородной или монолитной. Далее, если отказаться анализировать действия социальных групп, оказывается невозможно объяснить социальную реальность. Опять-таки, Маркс всего лишь подчеркивал историческую реальность классовой борьбы. Для того чтобы выдвинуть аргументы против этой посылки, мы должны эмпирически показать, что такого рода борьбы не происходит, что, разумеется, очень непросто. Или же надо выдвинуть аргумент, несколько более правдоподобный, о том, что замечание в отношении классовой борьбы верно, но утрировано. При таком взгляде важность классовой борьбы оказывается меньше, чем указывают марксисты, потому что другие формы борьбы выступают более рельефно. Это частое возражение, и не только справа. По всему миру аналитики подчеркивают значимость борьбы национально-освободительной, расовой, этнической, религиозной и гендерной. Ясно, что такого рода схватки существуют и они значимы, и надо признать, что марксисты (включая самого Маркса) долгое время имели тенденцию пренебрегать ими, чернить, игнорировать, даже осуждать их — по одной простой причине: их преследовал ужас перед разъединением рабочего класса и посему они всеми способами старались преодолеть это размежевание. Это подвигло их осознанно умалять теоретическую важность всякого раскола в обществе, кроме классового.
Недостаточность марксистского анализа националистической, расовой, этнической или гендерной борьбы широко отмечается уже, по меньшей мере, два десятилетия — то есть задолго до крушения коммунистических режимов в 1989 г. Однако сделаем ли мы из-за этого вывод, что все эти социальные схватки равнозначны? Маркс сам попытался показать в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», как выступления мелких собственников-крестьян в конечном итоге явились формой борьбы рабочего класса.
Тезис о том, что классовая борьба неизбежна и имеет фундаментальное значение, никоим образом не опровергается всплеском других форм борьбы, ибо всегда возможно аргументированно заявлять, что последние являлись замаскированными формами первой (см. Wallerstein 1991a, 1991b). В самом деле, тезис Маркса во многом усиливается, до такой степени, что можно привести убедительные доказательства того, что многие классовые схватки ведутся под ярлыком борьбы между «народами». Конечно же, нам следует пояснить, как и почему так происходит. Но сделав это, мы будем иметь более твердое понимание взлетов и падений истории нового времени. Нечего и говорить, однако, что тогда уже невозможно будет превозносить заслуги единой, всеобъемлющей организованной партии.
ПоляризацияМаркс придает немалое значение феномену поляризации, понимаемому в двояком смысле. С одной стороны, Маркс настаивает на тенденции к экономической поляризации, обнищанию, под которым он имеет в виду, что бедные становятся беднее, а богатые — богаче. С другой стороны, он также стремится анализировать социальную поляризацию, под которой он имеет в виду, что каждый становится или буржуа, или пролетарием, а все промежуточные и труднокатегоризуемые группы исчезают.
