Пирс Рид - Дочь профессора
— В некоторых случаях — да.
— А в чем они не совпадают?
— Общество возвеличивает героев, — сказал Генри, — в то время как Христос благословлял смиренных.
— Да, — сказала Лилиан. — Это верно.
— Вот это-то и должен решить человек: хочет он угодить богу или людям.
Лилиан опустила глаза на ковер.
— А ты какой сделал выбор? — спросила она.
— Я один из тех — их, кстати, большинство, — сказал Генри, — кто не в состоянии решить для себя этот вопрос
и потому приходит к концу, не совершив ни добрых дел, ни геройства.
— Никто не требует от тебя геройства, — сказала Лилиан, вспыхнув.
— И добрых дел тоже.
— Об этом я как-то не думала, — сказала Лилиан.
— Да и я не думал, — сказал Генри. — До последнего времени.
— Что же тебя натолкнуло? — спросила Лилиан.
— Как мне кажется, Лу.
— А что она тебе говорила?
— Она сказала, что излечилась.
— Отрадно слышать.
— И она продемонстрировала свою приспособленность к жизни, дав мне совет.
Лилиан рассмеялась.
— Может быть, она и излечилась, но она не изменилась, за это я ручаюсь.
— Не знаю, — сказал Генри, — но совет она дала мне дельный.
— Что же она тебе сказала?
— Она сказала, что я не человек действия, и мне следует оставаться со своими книгами.
— А ты намерен был с ними расстаться?
— В какой-то мере.
— Я согласна с Лу. Держись за свои книги.
— Так я и сделаю.
Они взглянули друг другу в глаза. Наступило молчание. Потом Генри сказал:
— Тебе, верно, пора идти.
Лилиан поднялась.
— Да, пожалуй. — Она обернулась к креслу, с которого встала, словно проверяя не забыла ли там чего, потом снова взглянула на Генри, и, казалось, все еще была в нерешительности.
— Гарри, — сказала она наконец, — если ты никуда не уйдешь, я вернусь к ужину.
— Отлично, — сказал он. — Тогда я подожду тебя.
— Да, — сказала она, — да, подожди и… ну, в общем, до вечера. — Она хотела улыбнуться, но улыбки не получилось, не потому что она принуждала себя улыбнуться, нет, ей помешал наплыв чувства более сильного, чем простое дружелюбие, чувства, исказившего страданием ее лицо. Но в это время она уже успела повернуться к двери, и Генри ничего не заметил.
30
Луиза и Джулиус некоторое время тихо лежали рядом и Луиза чуть-чуть вздремнула. Очнувшись минут через пятнадцать от своей дремоты, она поглядела на длинное смуглое тело Джулиуса и увидела, что он уткнулся лицом в подушку и плечи его вздрагивают. Он плакал.
Луиза наклонилась над ним, тронула рукой его затылок.
— Что с тобой? — спросила она.
Он потряс головой, не отрывая лица от подушки и продолжая плакать.
Луиза придвинулась ближе, прильнула к нему. В этом медлительном движении не чувствовалось тревоги — слезы возлюбленного, казалось, не особенно взволновали ее.
— Скажи мне, что случилось? — спросила она.
Он приподнял голову от подушки и обратил на нее взгляд покрасневших, мокрых от слез глаз.
— О боже! — произнес он.
— Я люблю тебя, — сказала Луиза и поцеловала его в щеку. — И ты любишь меня.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
— Но ведь ты любишь меня, любишь?
— Да, люблю, но ты… ты не можешь любить меня.
— Почему?
— Потому что ты меня не знаешь.
— Я знаю все, что мне нужно.
— Нет, — сказал он и снова всхлипнул, — нет, не знаешь.
— Так откройся мне, — сказала она, неторопливо покрывая все его лицо легкими нежными поцелуями.
— Тогда ты не будешь любить меня, — сказал он, и в голосе его звучала боль, не утихшая под ее поцелуями.
— Нет, буду, — сказала она.
Джулиус вздохнул и перестал всхлипывать. Он задумался. Луиза, прижавшись губами к его щеке, тихонько поглаживала его ухо.
— Мой дядя, — вымолвил он наконец.
— Да?
— Ты помнишь его?
— Помню.
— Ты помнишь, он сказал, что работает в Вашингтоне?
— Да, — ответила она не очень уверенно.
— Он работает в ФБР. — Джулиус помолчал, потом добавил: — Он помощник начальника.
— Ну да?
— И он устроил меня в Гарвард.
— Я знаю. Ты говорил мне.
— Но не просто учиться. Он послал меня сюда, что бы я… чтобы я снабжал его информацией.
— Вот оно что! — Луиза отодвинулась.
Джулиус пристально поглядел ей в глаза, стараясь уловить, изменилось ли их выражение. Луиза с минуту смотрела куда-то в пространство, затем снова поцеловала его в щеку, в висок.
— Ну и ты? — спросила она.
— Да.
— И об Элане, и о Дэнни?
— Да. И о твоем отце. И о тебе.
— Значит, все это время ФБР было обо всем информировано?
— Да.
— Теперь я еще больше рада, что ничего не произойдет.
Джулиус снова уткнулся лицом в подушку.
— В том-то и дело, что произойдет.
Луиза подняла голову, высвободилась из-под его плеча.
— Как?!
Он снова поглядел ей в глаза.
— Это все притворство… То, что Элан согласился с твоим отцом. Элан считает его предложение просто смехотворным. Он сказал, что всем ровным счетом наплевать, если твоя мать спит с Лафлином. Он сказал, что такого рода скандал — давно отслуживший свою службу стандартный прием буржуазных политиканов.
— Но зачем же он соглашался с отцом? — спросила
Луиза, садясь на постели. — Никто же не заставлял его разыгрывать эту комедию!
— Он считал, что твой отец решил во что бы то ни стало помешать им и, если они с ним не согласятся, предупредить Лафлина.
— Понимаю, — сказала Луиза. — Значит, они будут действовать?
— Да. Сегодня вечером.
— Сегодня вечером?
— Да. Ведь профессор сказал нам, ты помнишь, что сегодня твоя мать должна встретиться с Лафлином.
— Да, правильно. И ФБР поставлено об этом в известность?
— Да.
— Тогда их арестуют.
— Да. В вестибюле. — Джулиус отвернулся от Луизы.
— И ты хочешь, чтобы их арестовали?
— Я не знаю, — сказал Джулиус. Голос его был тих и печален. — Я уже не знаю, чего я хочу и во что верю. Мне казалось, что все идет, как надо, до тех пор, пока я не познакомился с тобой и с твоим отцом. Время от времени я встречался с дядей и сообщал ему обо всем, что видел и слышал. Я как-то не задумывался над этим. Но теперь я не знаю…
— Это ужасно, если их арестуют, — сказала Луиза. — Ты понимаешь — Дэнни мой друг.
— Да, — сказал Джулиус. — Он ведь и мой друг тоже.
Луиза отодвинулась, опустила ноги с кровати.
— Нам нужно предупредить его, — сказала она.
— Мы не можем, — сказал Джулиус.
— Почему?
— Это значит покрывать уголовное преступление, даже становиться его соучастниками, и… и мой дядя…
Луиза, выпрямившись, сидела на постели. Она размышляла. Потом встала.
— Пошли, — сказала она. — Посоветуемся с моим отцом.
Джулиус покачал головой.
— Он будет презирать меня, — сказал он.
— Нет, не будет. — Луиза, не стыдясь своей наготы, подбирала сброшенную на пол одежду. — Никто из нас не вправе презирать другого — только самого себя, — сказала она и начала одеваться. — А до этого мы не должны доходить, — добавила она.
Джулиус встал и, следуя ее примеру, тоже стал одеваться.
31
В такси по дороге на Брэттл-стрит Луиза спросила Джулиуса:
— Но что ты думал все это время, когда делал вид…
— Пока я не встретился с тобой, меня ничего не беспокоило. Я принимал все как должное. Мне казалось, что я поступаю правильно. Ты понимаешь, дядя сумел убедить меня.
— Он мне не понравился, — сказала Луиза.
— Да, — сказал Джулиус, — вероятно, он не производит приятного впечатления. Но за пределами Альбукерка он был для меня единственным близким человеком…
— И ты сам не верил ни одному своему слову, когда говорил о… о революции?
— Сначала не верил, — сказал Джулиус, — а теперь, мне кажется, верю.
— Я не хочу выходить замуж за полицейского, — сказала Луиза.
Они доехали до Врэттл-стрит и отпустили такси.
— Хоть бы отец был дома! — сказала Луиза.
Они вошли в дом, и она опрометью бросилась в кабинет отца. Генри сидел за письменным столом. Он обернулся и поглядел поверх очков на дочь.
— Добрый вечер, — сказал он.
— Папа, — сказала Луиза, — сейчас может произойти что-то очень страшное! В присутствии отца выдержка внезапно начала изменять ей.
— В чем дело? — спросил Генри.
Джулиус вошел в кабинет следом за Луизой, оба сели. — Во-первых, — сказал Джулиус, который теперь держался спокойнее и казался более уверенным в себе, — готовится убийство.
— Как так?
— Элан на самом деле не принял вашего предложения.
