KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » Политика » Валентин Турчин - Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

Валентин Турчин - Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Валентин Турчин, "Инерция страха. Социализм и тоталитаризм" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Журнал "Корея", №10 (229), 1975 г.

Доклад Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнева еще не был окончен, а огромный, всеохватывающий к нему интерес в Англии рос от часа к часу...

Надо ли говорить, что сегодня в Англии нет ни одной столичной газеты, которая бы не отвела место на первой полосе репортажам, посвященным работе форума советских коммунистов, как правило, с портретами Генерального секретаря ЦК КПСС на трибуне съезда.

"Комсомольская Правда", 26 февраля 1976 г.

Если бы Советский Союз был единственной страной на Земном шаре, то, возможно, что уже сделанные им шаги на пути к стационарному тоталитаризму оказались бы необратимыми.

Однако действительное положение в мире не так мрачно. Страны свободного мира все еще занимают ведущее положение в мировом хозяйстве и культуре, и пока они сохраняют это поло­жение, победу тоталитаризма ни в какой "отдельно взятой" стране нельзя считать окончательной. Тоталитаризм не стал еще общемировой нормой, тоталитарным странам приходится считаться с мировым общественным мнением.

Эволюционирующее мировое общество предъявляет ко всем странам требования, которые не могут быть удовлетво­рены на пути застойного тоталитаризма. Поэтому, если тотали­таризм не захлестнет весь мир, то, надо полагать, свежий воз­дух рано или поздно проникнет и в Советский Союз, и в Ки­тай. Противное возможно только в случае жестокой изоляци­онистской политики со стороны тоталитарных стран. Реальна ли эта возможность? Сколько бы ни пытались китайцы или ко­рейцы убедить себя и других, что свет льется на современный мир с Востока, они прекрасно понимают, как понимаем и мы, что исторический процесс, охвативший сейчас весь мир, есть вестернизация, усвоение и распространение культуры, возник­шей в Западной Европе. Распространяясь, западная культура впитывает в себя некоторые элементы восточных культур. Это, конечно, очень важно для будущей глобальной цивили­зации, но не меняет того факта, что в формирующейся культу­ре активной стороной является культура Запада, а не Востока. Тоталитарные страны — это фронтовые зоны формирующейся культуры, отсюда вытекают основные черты отношения чело­века в этих странах к человеку "тыла", центральной зоны. Это смесь болезненного ощущения своей неполноценности со здо­ровым ощущением своей энергии, своего желания "догнать и перегнать". Длительный, систематический изоляционизм в по­добной ситуации немыслим.

Для тоталитарных стран, как и для стран Третьего мира, Западный мир является единственным и естественным масшта­бом, мерой всех вещей. Самовосхваление советской пропаган­ды, ее попытки внушить, что "социалистические" страны ста­ли центром мировой культуры,— не больше, чем один из при­емов выполнения ею основной задачи - дезинформации насе­ления. До какой-то степени она достигает цели, и от "простого человека" можно иногда услышать словесные формулировки в этом смысле. Но в глубине души все без исключения знают, где масштаб и где точка отсчета. Знают это и вожди. Для вож­дей тоталитарных стран очень важно, чтобы изучение их "вели­ких идей" расширялось "в порядке зонального и континенталь­ного общего движения" и чтобы их еще не оконченные докла­ды вызывали в западных странах "огромный, всеохватываю­щий интерес", который бы "рос от часа к часу". А также, чтобы ни одна столичная газета не упустила случая напечатать их порт­рет.

Два обстоятельства играют роль в возросшей - и возрас­тающей — чувствительности советских руководителей к общест­венному мнению на Западе.

Во-первых, произошел переход от революционной фазы советского общества к стационарной фазе. В революционной фазе многое прощается как временное, переходное. Накал страстей так велик, что на его фоне внешние воздействия теря­ются. Определенная доля изоляционизма в такие периоды неизбежна, общество замыкается само на себя. Стационарная фаза предъявляет новые требования к взаимодействию с внеш­ним миром, его роль увеличивается.

Во-вторых, изменились настроения в важных для Советско­го Союза кругах западного общества. Советское государство никогда не было равнодушно к своему образу в западном ми­ре, оно и возникло как "прорыв цепи мирового капитализма", лозунг мировой революции не сходил со сцены в течение многих лет после октября 1917 года. Неверно думать, будто Сталин не заботился о престиже СССР на Западе: просто в тех кругах, на которые он опирался, то есть среди рабочих и левой интел­лигенции, этот престиж был неизменно высок, несмотря на все совершаемые режимом Сталина зверства. Желание верить в то, что первое в мире социалистическое — без кавычек — го­сударство в самом деле существует, было так велико, что люди отказывались признавать очевидные факты и восторженно аплодировали палачам. Пакт 1939 года с Гитлером был силь­ным ударом по престижу Советского Союза, но разгром фа­шистской Германии, героизм, проявленный народом в войне, и его тяжелые жертвы реабилитировали режим — хотя это и нелогично — в глазах многих людей на Западе. Возросло вли­яние иностранных компартий, которые тогда все без исключения рассматривали КПСС как единственно возможный образец для подражания и славословили Сталина. В 1945 году Теодор Драйзер обратился к председателю коммунистической партии США Фостеру с просьбой принять его в партию. Он писал:

"Вера в величие и достоинство человека всегда была руководящим принципом моей жизни. Логика моей жизни и моей работы привела меня в коммунистическую партию".3 И это в то время, как разработанная сталинцами массовая технология растаптывания человека, унижения его достоинства стали основой стабильности нового общества!

Только после XX съезда КПСС в 1956 году (бессмертное деяние Хрущева) стала пелена постепенно спадать с глаз. Эпо­ха гарантированных аплодисментов кончилась, и для поддер­жания престижа руководство оказалось вынужденным идти на уступки общественному мнению.

Политическое и культурное взаимодействие с внешним ми­ром делает необходимым и экономическое взаимодействие. Стараясь не слишком отстать от западного уровня жизни, мы ввозим пшеницу; стараясь угнаться за научно-техническим про­грессом, мы ввозим компьютеры; стараясь не выглядеть дика­рями, мы следим за западной модой и снабжаем верхний слой общества заграничной одеждой, обувью, косметикой, предме­тами домашнего обихода и т. п. В результате совокупного действия всех этих факторов западный мир продолжает оста­ваться фокусом, центром притяжения в психологии советско­го человека. Поездки за границу и особенно в страны Запада -одна из главных приманок, с помощью которых власти со­здают послушную им прослойку интеллигенции и постоянный рычаг воздействия на нее.

Трудно представить себе, чтобы кто-то из главных начальни­ков в СССР взялся систематически свертывать и обрезать кон­такты с Западом. Он не найдет в этом деле поддержки. В борь­бе за власть изоляционистские лозунги возможны, они прак­тически не отделимы от призыва к завинчиванию гаек. Дескать, "распустили народ", и все из-за этих контактов с Западом. Можно допустить, что такого сорта демагогия будет использована, чтобы кого-то столкнуть сверху, а кого-то поставить вместо него. Но будет наивен тот, кто примет эти слова все­рьез: они лишь прием в борьбе, тактический ход. Как только новые люди окажутся у власти, логика вещей заставит их нала­живать и углублять контакты с Западом. (Я не обсуждаю здесь конкретных политических вопросов, таких как отношения с Китаем, а ведь они играют далеко не последнюю роль.) Так бы­ло с Хрущевым, так обстоит дело с Брежневым, так будет при его преемниках в предвидимом будущем.

Победа "реализма"

Запад далеко не полностью использует свои возможности влияния на Советский Союз. Говоря о влиянии, я имею в виду, конечно, влияние в области основных прав человека, осуще­ствляемое через сферу культуры и торговлю. Находясь в здра­вом уме, никто не станет сейчас призывать к применению силы или к угрозам применения силы, каково бы ни было соотно­шение военных потенциалов сверхдержав. Межгосударствен­ные договоры, имеющие целью уменьшить опасность воору­женного конфликта,— большое достижение политического ра­зума и здравого смысла; все это так очевидно, что нет необ­ходимости и говорить об этом. Но распространение своих идей через посредство мирных дружественных связей — законное право каждого человеческого сообщества, а если оно по-насто­ящему верит в справедливость своих идей, то не только право, но и обязанность. Идея свободы личности — великая идея, ле­жащая в основе западной цивилизации. Пассивность и нереши­тельность Запада в распространении этой идеи — свидетельство кризиса западной цивилизации, кризиса веры.

Джинсы и поп-музыка легко пересекают государственные границы. Наверное, потому, что они всегда на виду, их воздей­ствие непрерывно. Но когда западный человек вступает в об­щение с советской системой, он свои идеи вежливо прячет в карман. Считается признаком хорошего тона при професси­ональных контактах между людьми из разных "лагерей" время от времени клясться друг другу в отсутствии намерения втя­нуть собеседника в "политический" спор. "Ну, это уже политика" — говорит советский ученый за границей, скажем, в Аме­рике, почуяв, что разговор поворачивается в опасном направ­лении. "О да, конечно, оставим это, ~- говорит американец с готовностью, и даже как будто извиняясь. — Не будем зани­маться политикой: у вас свои взгляды, у нас — свои. Наука нейтральна. Давайте выпьем за расширение научных связей, за дружбу между нашими народами!" Взаимное удовлетворе­ние и полное согласие. Дружба между народами. Разрядка меж­дународной напряженности. Детант. Меня только интересует вот что: понимает ли американец, что если наука и нейтральна, то он, занимая эту позицию, вовсе не нейтрален, а служит опо­рой и поддержкой тоталитаризма? Понимает ли он, что, отделяя себя от того, что он вслед за своим советским коллегой назы­вает "политикой", он в действительности отделяет себя от простой порядочности, от фундаментальных этических прин­ципов? Ведь для советского человека все, что выходит за рамки физиологических отправлений и указаний начальника по рабо­те,— политика. Нравственность? Политика! Гуманность? По­литика!! Совесть? Политика!!! Простая искренность, отвлечен­ная от политических соображений (а если не отвлеченная, то какая же это искренность?), объявляется идейно порочной "абстрактной" искренностью. Так была заклеймена   статья журналиста Померанцева "Об искренности в литературе", по­явившаяся в первый период оттепели после смерти Сталина. "Литературная газета" писала: "Советской общественностью уже справедливо оценена статья В. Померанцева "Об искрен­ности в литературе" как идейно порочная, написанная с иде­алистических позиций, противопоставляющая принципам идей­ности, партийности литературы, критерию правдивого отобра­жения действительности абстрактную искренность".4

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*