Игорь Овсяный - 1939: последние недели мира.
– Похоже, вы верите, – заметил ему набожный лорд, – что святой водой можно оживить повешенного!
Развитие событий устраивало Галифакса. Англии прежде всего нужен был разгром Польши фашистским рейхом, чтобы гитлеровские полчища вышли к границам Советского Союза.
Герои Вестерплятте
Густой черный дым широким столбом поднимался все выше и выше) медленно расползаясь в воздухе. Он отражался в воде, и данцигская бухта, вчера еще голубая как небо, вдруг стала черной. Горел Вестерплятте.
Прекрасные здесь были места для купания! Небольшой полуостров, очертаниями похожий на огурец, километра на полтора вдается в море. Редкий сосновый лесок, волны мягко набегают на песчаную кромку берега. Лежи и загорай! Пока не начали стрелять…
Целую неделю 280-миллиметровые орудийные жерла «Шлезвиг-Голштейна» высматривали среди деревьев и летних дачных построек небольшой польский укрепленный форт – Вестерплятте. Когда-то на этом месте стояла древняя крепость. Время давно обрушило ее башни и стены. Остался лишь едва выступающий из земли фундамент, засыпанный песком и поросший травой. В 1928 г. Лига наций предоставила Польше право содержать тут военный склад и 88 солдат для его охраны.
Сооружение на полуострове совершенно изолированного форта с малочисленной охраной не имело в военном отношении смысла. Даже при благоприятном для Польши развертывании операций по обороне Данцига он мало чем мог быть полезен. При более трезвой оценке реального соотношения сил с фашистской Германией, сложившегося к 1939 г., было ясно, что в случае войны крепость будет обречена. Но именно в связи с обострением германо-польских отношений форт укрепили: установлены прочные железобетонные перекрытия, оборудованы подземные казематы, завезены боеприпасы. Численность гарнизона увеличили почти вдвое.
Вестерплятте суждено принять на себя первые снаряды второй мировой войны. «С 4 часов 50 минут „Шлезвиг-Голштейн“ открыл огонь из всех орудий, – сообщил по радио в Варшаву через Гдыню утром 1 сентября комендант крепости. – Обстрел продолжается». Варшава, однако, ничем не смогла помочь. Отрезанный от основных сил польской армии, лишенный какой-либо поддержки, Вестерплятте воевал один на один с фашистским рейхом.
Тем временем в Данциге происходили бурные события. Ночью на улицах были расклеены афиши, извещавшие население, что «фюрер освободил Данциг». Заранее прибыла большая группа корреспондентов германских газет, фото– и кинорепортеров. В 8 часов утра под звуки орудийных залпов «Шлезвиг-Голштейна» открылось заседание сената. Гауляйтер Форстер объявил о «воссоединении» города с фашистской Германией. Нацисты ликовали.
В сопровождении группы эсэсовцев Форстер направился к резиденции Буркхарта.
– Вы представляете здесь Версальский договор, – сказал он комиссару Лиги наций. – Но этот договор больше не существует. Сегодня утром фюрер его окончательно разорвал! Вам предоставляется два часа, чтобы покинуть город.
Захват Данцига гитлеровцам удалось осуществить, не встретив противодействия: Польша не имела здесь своих воинских формирований. Польские таможенные чиновники были арестованы данцигскими властями под предлогом, что они тайно переправляли полякам, проживавшим в городе, оружие.
Единственным очагом сопротивления стал польский почтамт. Несмотря на обстрел здания германскими броневиками с близлежащих улиц, польские патриоты, составлявшие его персонал, – 51 человек – отказались сдаться. Отряд вооруженных нацистов попытался проникнуть туда из соседнего здания. Взорвав часть стены, они хотели ворваться в образовавшийся проем, но были отброшены пулеметным огнем. Тогда саперы подложили большой заряд взрывчатки. Часть здания откололась и рухнула. Удерживать остатки почтамта стало невозможно. Поляки, однако, и тут не сдались: они спустились в подвал и продолжали отстреливаться.
Подогнав мотопомпу, гитлеровцы с помощью шланга облили здание сверху донизу керосином и подожгли. Только тогда патриоты, окровавленные и обожженные, начали выходить из горящих руин.
В первый день агрессоры делали вид, будто соблюдают нормы международного права, но это было кощунственным лицемерием: сотрудников почтамта, одетых в форму, отправили в качестве военнопленных в концлагеря, остальных как партизан расстреляли на месте.
Захватить Вестерплятте гитлеровцы сначала попытались с помощью пехотных частей. Несколько раз в течение дня они ходили на приступ, но были отброшены с большими потерями. Затем два долгих дня форт подвергался непрерывному артиллерийскому обстрелу и бомбежкам с воздуха. Все вокруг было превращено в щепы и щебень. На четвертый день были направлены танки выяснять, что там осталось. Их встретили метким орудийным огнем, и они поспешили убраться восвояси.
На пятый день появились два крейсера. Долго выбирали позицию. Бросили якоря. И целый день, скрестив линии огня, пропахивали полуостров снарядами. Засыпанный землей и щебнем форт молчал. Но когда нацисты попытались приблизиться, их снова встретили смертоносным огнем.
Неравный бой длился целую неделю. Словно солдаты в братской могиле, лежали вокруг подкошенные снарядами стволы деревьев. Тлели в горячем песке узловатые корни сосен. Форт продолжал отстреливаться – взять его нацисты не смогли.
Сложить оружие вынудило время – кончились боеприпасы. Затихли орудия. Потом пулеметы. Прекратились и одиночные винтовочные выстрелы. В одной из амбразур появился белый лоскут. Из пролома в развороченной стене стали выходить люди. На многих были бинты, черные от ожогов, красные от крови. На небольшой площадке перед фортом они построились. И сомкнутым строем шагнули вперед. В бессмертие.
В выгребной яме «умиротворения»
Редко бывало, чтобы палата общин находилась в столь возбужденном состоянии, как 2 сентября. На дневном заседании Чемберлен, пояснив, что правительство согласовывает свои действия с Францией, обещал сделать заявление позже. Депутаты не расходились. В кулуарах обсуждались последние новости – сводки событий в Польше, визит ее посла в Париже к Бонне, предложение Италии о созыве конференции. Поползли слухи, что за кулисами готовится новая сделка с Гитлером. Опасность подобного курса на сей раз была очевидна подавляющему большинству членов парламента.
Тем временем на Даунинг-стрит, 10, в кабинете министров, срочно созванном на заседание, шла острая дискуссия. Предметом ее была, однако, не судьба Польши или вопрос об оказании ей помощи в соответствии с подписанным неделю назад договором. Как было известно членам кабинета, еще летом 1939 г. на совещании английских и французских штабов было решено, что о проведении «поспешного наступления на „линию Зигфрида“… не может быть и речи». Авторы официальной английской «Истории второй мировой войны», откуда взята приведенная цитата, не заметили, очевидно, злой иронии, заключенной в этой фразе. Она с головой выдает подлинный смысл «большой стратегии» западных держав: ведь о «поспешном» наступлении они вели речь за полгода до событий, следовательно, к ним вполне можно было подготовиться! Кроме того, впереди еще военные переговоры с СССР. Заключение пакта с ним могло коренным образом изменить обстановку, создать предпосылки успешного противодействия фашистской агрессии. Было бы только желание.
Желания такого западные державы не имели, убежденные в том, что агрессия фашистского рейха будет направлена на восток, против СССР. Оказание помощи Польше могло бы помешать осуществлению их давнишней мечты о возникновении германо-советского вооруженного конфликта. Поэтому заранее было решено принести ее в жертву эгоистическим классовым интересам правящих кругов Великобритании и Франции. «В июле Комитет начальников штабов, – говорится в том же официальном издании, – совершенно определенно предупредил Комитет имперской обороны, что судьба Польши будет зависеть от конечного результата войны, а последний, в свою очередь, будет определяться не тем, смогут ли союзные державы ослабить давление на Польшу в начале войны (как деликатно сказано!), а тем, окажутся ли они в состоянии нанести поражение Германии в конечном счете…»
Предательство Форин оффисом Польши, таким образом, было заранее запланировано. Состоявшийся летом 1939 г. визит английского генерала Айронсайда в Варшаву, похлопывавшего солдат по плечу и высказавшего высокую оценку боеспособности польской армии, – все это были дешевые уловки купца, встряхивающего товар на глазах у покупателя перед тем, как продать.
Нисколько не отказываясь от своего антисоветского курса, министры, заседавшие 2 сентября, были вынуждены учитывать сложившуюся обстановку. За год, истекший после Мюнхена, реальные плоды политики «умиротворения» уже стали очевидны для всех здравомыслящих людей. Английский народ не мог не видеть, что капитулянтская политика Чемберлена таила смертельную угрозу для его свободы, и независимости, и был полон решимости противодействовать новым актам фашистской агрессии.
