Игорь Овсяный - 1939: последние недели мира.
Гессе появился на Даунинг-стрит, 10, как раз в тот момент, когда Чемберлен положил телефонную трубку после разговора с Даладье. Предложение Гитлера договориться за счет «списания» Польши живо заинтересовало Вильсона. Но он не рисковал сообщить о нем премьеру, объяснив, что обстановка с момента их предыдущей встречи резко изменилась. Гессе настаивает:
– Это последний шанс предотвратить войну!
– Хорошо, – произнес Вильсон. – Повторите мне еще раз. Я, может быть, смогу передать его…
В это время раздался стук в дверь: служитель передал Вильсону записку. Тот внимательно прочел ее дважды и затем сжег в пламени свечи.
– Я не могу передать вашего предложения кабинету министров, – сказал Вильсон. Ему стало известно, что Чемберлен вынужден был принять решение предъявить ультиматум независимо от Франции.
До самого последнего момента капитулянты делали все, что было на руку Гитлеру. Англия и Франция, однако, на этой политике сильно обожгли себе руки.
Сирены воют над Лондоном…
В ту ночь над Лондоном бушевала гроза. Гремели раскаты громы и сверкали молнии. Многие министры уже разошлись по домам, и их пришлось поднять с постели для участия в экстренном заседании кабинета. В темноте, под проливным дождем они добирались на Даунинг-стрит, 10.
– Приходится признать остроту обстановки в палате, – отметил Чемберлен, открывая заседание в 23.30. Он изложил результаты переговоров с французами и спросил, какой срок установить для ультиматума.
Хор-Белиша предложил вручить ультиматум в два часа ночи и установить срок до 6 часов утра 3 сентября. Но с тактикой проволочек и затяжек еще не было покончено. Капитулянты знали, что с каждым часом гитлеровские танки приближались к Варшаве, и поэтому, чем позже состоится объявление войны, тем «бесполезнее» будет предпринимать что-либо для оказания помощи Польше. Решили вручить ультиматум в 9 часов утра с истечением срока в 11 часов 3 сентября. Это был последний возможный для кабинета срок, поскольку на 11 часов назначено заседание палаты и премьеру предстояло сообщить о принятом решении. В результате германо-фашистские армии получили еще целую ночь и утро для развертывания агрессии в Польше, не опасаясь за тылы на западе.
– Мне, возможно, придется этой ночью направить вам указание сделать немедленно заявление германскому правительству, – телеграфировал Галифакс Гендерсону в 23.50. – Будьте готовы действовать. Вам следует предупредить министра иностранных дел, что с минуты на минуту вы можете обратиться с просьбой принять вас.
«Запросите о приеме в 9.00 в воскресенье», – говорилось в следующей телеграмме, отправленной в 0 часов 25 минут.
В 5 часов утра Гендерсону был передан текст ноты, которую он должен через четыре часа вручить Риббентропу.
Получив сообщение о решении британского кабинета, Бонне просит отсрочить заседание палаты общин хотя бы на час.
– Это невозможно! – отвечает Лондон. – Не может ли Франция сократить срок ультиматума?
– Если Англия завтра утром предоставит Франции бомбардировочную авиацию, генеральный штаб может согласиться на это!
Английское правительство отвечает, что ни в коем случае не может удовлетворить эту просьбу…
Тем временем Бонне пытается «совершить невозможное», чтобы уклониться от оказания помощи Польше и объявления войны Германии. Он просит итальянского посла в Париже Р. Гуарилья убедить посла Великобритании Фиппса позвонить в Лондон и постараться уговорить Чемберлена и Галифакса отказаться от вывода германских войск как условия для созыва конференции. Затем ближайшему сподвижнику Бонне по капитулянтским маневрам – министру труда де Монзи вдруг пришла «блестящая мысль»: зажмуриться и сделать вид, будто фашистских войск уже нет в Польше и они больше не жгут, не убивают. Он предложил договориться с Гитлером о «символическом» отводе вооруженных сил.
Телефонный звонок разбудил Чиано: Гуарилья передал ему предложение Бонне. «Бесполезное дело, – записывает итальянский министр в дневнике. – Я отбрасываю предложение, не поставив даже в известность дуче».
В 24 часа 2 сентября Бонне телеграфирует в Берлин Кулондру, что утром ему сообщат текст ноты, которую он должен вручить завтра, 3 сентября, в полдень.
Предвидя содержание английского заявления, Риббентроп решил – грубо нарушив дипломатический протокол! – не принимать Гендерсона лично, а поручить это переводчику П. Шмидту. Последний проспал, и когда в спешке на такси добрался до здания германского министерства иностранных дел, то увидел Гендерсона, поднимавшегося по ступеням входа в здание. Пробежав по служебным коридорам, Шмидт еле успел к 9 часам появиться в кабинете Риббентропа, чтобы принять посла Великобритании.
Отказавшись от предложенного ему стула, Гендерсон стоя зачитал ультиматум. Несмотря на то что прошло свыше 24 часов после вручения ноты английского правительства от 1 сентября, говорилось в документе, ответа еще нет; германское нападение на Польшу продолжается. Если до 11 часов 3 сентября Великобритания не получит удовлетворительных заверений, то с этого часа будет считать себя в состоянии войны с Германией.
Едва посол вышел, Шмидт поспешил в рейхсканцелярию. Гитлер сидел за столом, Риббентроп стоял у окна. Остановившись возле стола, Шмидт медленно перевел английскую ноту. Затем наступило длительное молчание. «Гитлер сидел, словно окаменев… – пишет Шмидт в своих мемуарах. – Спустя некоторое время, показавшееся мне вечностью, он повернулся к Риббентропу, застывшему у окна.
– Что дальше? – спросил он…»
Лица Геринга, Геббельса, других нацистов, отмечает Шмидт, отражали растерянность.
Английские капитулянты, однако, все еще продолжали цепляться за соломинку. В 7.30 утра 3 сентября советник посольства Великобритании Форбс позвонил в отель «Эспланада» и сообщил Далерусу, что готовится «нечто очень важное». Через полчаса он уточнил: в 9.00 Гендерсон вручит Риббентропу ультиматум. Далерус поспешил к выходу. Здесь его ожидал шофер штабной машины Геринга. В 8.40 швед уже находился в специальном поезде рейхсмаршала. Отсюда, пользуясь дополнительным телефонным аппаратом, установленным между вагоном-рестораном и кухней, Далерус около 10 часов соединился с Форин оффисом. Трубку взял начальник центрального департамента министерства Роберте.
– Я нахожусь в самом тесном контакте с германским правительством, – сообщил Далерус. – Договориться об отводе войск невозможно. Но если будет обеспечена взаимность выгоды и уступок, Германия согласна на созыв конференции. Она не намерена нарушать жизненные интересы Польши. Если удастся созвать конференцию, откроются возможности для обеспечения всеобщего мира…
Несомненно, Геринг, находившийся в одном из соседних вагонов, прекрасно слышал разговор. Это была последняя попытка гитлеровской дипломатии использовать Далеруса для спекуляции на антисоветских настроениях в Лондоне.
В 10 часов 50 минут Далерус опять позвонил в Лондон и на сей раз беседовал с Кадоганом.
– Германское правительство уже направило свой ответ, хотя нельзя гарантировать, что он успеет к 11 часам. В качестве «последнего средства» он предложил, чтобы Геринг вылетел в Лондон для обсуждения проблемы.
Как сообщили шведу, Геринг был согласен лететь. На взлетной площадке уже стоял наготове самолет.
Кадоган передал Далерусу ответ Галифакса: английское правительство не может ожидать дальнейших переговоров с Герингом.
Французский ультиматум был предъявлен 3 сентября в 12 часов дня. Его срок истекал в 17.00. С этого момента Франция находилась в состоянии войны с Германией. Вслед за Англией и Францией о состоянии войны с Германией объявили британские доминионы – Австралия, Новая Зеландия, Южно-Африканский Союз и Канада, а также Индия, которая тогда была колонией. Война, порожденная империализмом, подготовленная обеими капиталистическими группировками и развязанная фашистской Германией, стала мировой.
Западные державы выступили против Германии не ради спасения Польши, которую бросили на произвол судьбы. Острота империалистических противоречий и опасение, что новые попытки договориться с Гитлером вызовут такой взрыв возмущения, что кабинеты Чемберлена и Даладье рухнут, вынудили их пойти на такой шаг.
Большую роль сыграло и политическое давление со стороны США. Как известно, на протяжении всех предвоенных лет американский империализм активно содействовал усилиям англо-французских «умиротворителей» расчистить путь Гитлеру для «похода на восток», спровоцировать вооруженное столкновение фашистского рейха с Советским Союзом. Это проявилось, в частности, в одобрении Вашингтоном позорного мюнхенского сговора.
Летом 1939 г., в условиях возникшего в Европе военно-политического кризиса, Белый дом не был заинтересован в новой капитуляции Лондона и Парижа перед Гитлером. Причина этого заключалась в том, что позиции фашистского рейха к этому времени значительно усилились, его агрессивные планы представляли уже реальную угрозу для самих Соединенных Штатов. Кроме того, Германия была фактически союзницей Японии, стремившейся вытеснить американский империализм с Дальнего Востока.
