Галина Кожевникова - Цена ненависти
Традиционализм построен на вере в Традицию, то есть в стабильный мир, основанный на религиозных, философских и общественных принципах, закат которого начался c XVI века с приходом современности. Современность рассматривается как негативный фактор, так как она разрушает установленный порядок, который представляется как естественное устройство мира, а иерархии между людьми приписывается возвышенное происхождение и мистический характер. В наибольшей степени Традиция сохраняется в обществах, не принадлежащих западному миру, однако пересмотр отношения к прошлому, начавшийся на Западе в эпоху Возрождения, затронул и другие культуры, распространяясь путем колониального влияния. Такое заключение, характерное для политических теорий так называемой контрреволюционной школы (де Местр, Бональд), у Генона имеет еще и религиозную составляющую, которая и отличает традиционализм от других течений консервативной мысли. И действительно, для Генона все религии и эзотерические школы, вне зависимости от формы выражения их веры, отражают присутствие следов некогда существовавшей изначальной священной Традиции, называемой Геноном «Первоначальной Традицией», которая является тайной основой всех религий. Генон призывает современный мир к осознанию этого единства перед лицом процессов секуляризации и потери священного статуса. Его теории повлияли на многие течения в гностицизме, франкмасонстве, а также на некоторые суфийские ордена.
Похоже, некоторые работы традиционалистов были известны в СССР уже в 1960–е годы благодаря поэту Евгению Головину и тому факту, что он открыл для себя книгу «Утро магов» («Matin des magiciens») Луи Повеля (Louis Pauwel). Уже в конце 1970–х годов Дугин участвовал в интеллектуальном оккультном кружке, в числе основных деятелей которого были такие личности, как мусульманский мыслитель Гейдар Джемаль и христианский философ Юрий Мамлеев (член неформального «Черного ордена СС» в СССР, эмигрировавший позже в США[417]), объединявшем всех, кто отвергал и наследие советской эпохи, и западный опыт, и славянофильство. Подобная подпольная деятельность и хранение запрещенных книг стоили Дугину исключения из Московского авиационного института (МАИ), где он тогда учился. В ранней молодости приобщившись к национализму, он в 1981 году перевел и распространил в самиздате книгу Юлиуса Эволы «Языческий империализм» («L'impérialisme païen», 1933). Являясь членом различных националистических движений, Дугин не ограничивается поиском собственного внутреннего духовного пути, как, например, Ананда Кусмарасвами (Ananda Coosmaraswamy, 1877–1947), который сосредоточился на эстетическом аспекте традиционализма. Дугин скорее близок к идеям Эволы, который представляет политизированное видение данного движения, и не колеблясь заявляет о своей концепции жертвенности в политике:
«Нам нужна новая партия. Партия Смерти. Партия тотальной вертикали. Партия Бога, российский аналог «Хезболла», действующая уже по совершенно иным законам и созерцающая совсем иные картины. Для Системы смерть — это, действительно, конец. Для нормального человека — это только начало»[418].
Влияние традиционалистской доктрины на Дугина всеобъемлюще: она является его основным интеллектуальным ресурсом, на котором основаны его взгляды как в политике, так и в размышлениях о евразийстве. Дугин сыграл заметную роль в распространении традиционалистских взглядов в России: он регулярно переводит отрывки из работ крупных идеологов традиционализма, таких как Рене Генон и Юлиус Эвола, равно как и работы авторов, принадлежащих к числу так называемых вялых традиционалистов, таких как Мирча Элиаде и Карл Юнг. Известны также его переводы представителей «жесткой» линии в традиционализме (например, Титуса Буркхарда), или же идеологов, перешедших в суфизм (Фритьоф Шуон), и даже сторонников исламистских идей (Клаудио Мутти). Издаются журналы, посвященные распространению традиционалистских взглядов: «Элементы» и, в еще большей степени, «Милый Ангел», в подзаголовок которого вынесено следующее: «Метафизика, ангеология, космические циклы, эсхатология и традиция». В этих журналах публикуются статьи о типично русских апокалиптических традициях, и предпринимаются попытки ассимилировать их в традиционализм и облегчить понимание этого явления в России путем доказательства его присутствия в русской древности: мистические течения в православии, миф о граде Китеже, исихазм (вид молитвы или медитации в восточном христианстве), учение Григория Паламы и т. д.
В 2002 году Дугин читал в своем Новом университете лекции о традиционализме, а затем опубликовал их в виде книги «Философия традиционализма». Он считает, что в современных условиях, в наше эсхатологическое время, можно распространять идеи традиционализма среди более широкой аудитории, чем раньше, яснее выражать радикальный и революционный характер идей Генона и преподавать дисциплину, которую он называл «эсхатологическим гуманизмом»[419]:
«Традиция, по определению Рене Генона, это совокупность богооткровенных, нечеловеческих Знаний, которые определяли строй всех сакральных цивилизаций — от райских империй Золотого Века, исчезнувших много тысячелетий тому назад, до Средневековой цивилизации, которая в разных формах (в христианской, исламской, буддистской, конфуцианской и т. д.) в целом воспроизводила основные параметры Священного Порядка»[420].
По мнению Дугина, задача традиционализма, наделенного спасительной функцией, разделена на три стадии: первая, индивидуальная — вклад в развитие Традиции самой по себе, то есть в развитие эзотеризма; вторая, политическая и экзотерическая, заключается в необходимости утвердить главенствующую роль законов Церкви (или же, например, шариата); и третья, общественная — способствование восстановлению иерархии средневековых орденов[421].
Тем не менее, Александр Дугин — не простой идеологический «последователь», так как он как раз стремится русифицировать вдохновляющие его доктрины и адаптировать их к так называемым традиционным концепциям русского мира. Он видит себя в качестве «постгенониста»[422], стремящегося развить мысль Генона, что подразумевает признание некоторых разногласий с учителем. Основная причина критики, которую он адресует западным традиционалистам и особенно основателю этого движения, заключается в их видении православия. В книге «Метафизика благой вести» Дугин стремится доказать, что Генон, отвергая христианство, после великих Соборов ставшее доступным лишь для посвященных, в действительности подразумевал две основные европейские конфессии, но не православие, сохранившее и поныне свой инициатический характер и эзотерические основы[423]. Таким образом, Дугин утверждает, что метафизика и онтология, реабилитировать которые старается традиционализм, в наибольшей степени сохранились в православии, которое никогда не отказывалось и от эсхатологического подхода: «мы церковь последних времен… скорее всего история земной церкви подходит к своему завершению»[424].
Второй пункт, по которому имеются разногласия, менее важен, но также хорошо отображает многочисленные факторы, оказавшие влияние на идеи Дугина, — это отношение к еврейскому миру. Дугин сомневается, что у Генона есть основания рассматривать Каббалу иудеев в качестве подлинно эзотерической системы: по его мнению, дух универсальности, необходимый для каждой действительно традиционалистской идеи, полностью отсутствует в Каббале, которая, как он считает, основана, как и Талмуд, на этническом сознании евреев[425]. Традиционализм рассматривает историю как цикличный процесс, в то время как иудаизм с присущим ему пессимизмом видит ее линейной[426]. По мнению Дугина, мысль о воплощении Бога в человеке полностью изменила метафизическую космогонию христианства: с точки зрения православного эзотеризма, контринициацию олицетворяет собой именно иудаизм[427]. Поэтому он считает формулировку «иудео–христианство» некорректной и неправильной, особенно в том, что касается православия, которое еще более удалено от основ иудаизма, нежели католичество[428]. В данной ситуации в представлениях Дугина проявляется тенденция, которую в определенном смысле можно назвать антисемитизмом: он обвиняет еврейский мир в том, что тот спровоцировал биологическое видение его сущности (обратная форма обычного обвинения в антисемитизме) и стремится предать забвению общие исторические корни двух монотеистических религий.
Дугин присоединяется к традиционалистской критике спиритизма. Генон считал спиритизм «контринициацией», восстановлением псевдотрадиций, зародившихся в действительности в современных условиях, и противился узурпации подлинной Традиции со стороны этого течения. Его последователь также считает теософию, космизм и нью–эйдж (New Age) спиритскими вариантами постиндустриальных современных идей и неосознанным поклонением технологии[429]. Он осуждает популистский настрой этих течений и их недостаточно серьезное духовное содержание, в то время как традиционализм, по его мнению, «естественным образом» затрагивает лишь ограниченный круг лиц, определенную элиту, которая только и способна понять его требования[430].
